Детская проституция, детская порнография (есть уже и такое), дети — наемные убийцы, дети на службе в мафии… А-а, кого теперь этим удивишь!
А как они разговаривают между собой, наши дети, вы слышали? Я гуляю с собакой — хожу мимо школы.
Сидят три ученицы на качелях. К ним приближаются два одноклассника. Одна из девочек, растягивая слова, с нарочитым украинским акцентом, громко говорит:
— Ой, девки-и, снимайте плавки-и!
Идут передо мной двое пацанов, разговаривают:
— Ты Люську трахал?
— Не… Она — целка. Ничего, кроме минета, не умеет…
Разговор в моем подъезде:
— Где Ленька?
— Дома… Учится…
— На кого? На дебила?
— А тебя это ебет?..
Покорно прошу извинить меня, но из песни слова не выкинешь.
Дети на лету схватывают все, чему их учат взрослые. Матерные слова, как и иностранные, прочно закрепляются в русском языке. Дети смотрят кино, крутят видик, иногда перелистывают газеты.
Заголовок в молодежной газете: «Сам ты обосрался!».
Безобидное вроде бы дело — дети моют машины, приторговывают бензином… Были у меня два приятеля, служили в «Известиях» (сейчас оба в Америке). Все, бывало, спорили со мной:
— А что в этом плохого? Ребенок с детства приучается к труду…
Ишь ты! А у вас в Америке благополучный родитель выпустит своего ребенка на проезжую часть улицы? На весь день… Это во-первых.
Во-вторых, эти дети не учатся. А если учатся, то плохо. Мы первого сентября проехали по улицам Москвы. Разговорились с первыми же двумя пацанами на набережной, прямо под зданием парламента.
— Почему не в школе?
— Отучились!
Оба пацана школу бросили.
Скажите, нужны России необразованные граждане?
Конечно, если вы твердо решили превратить Россию в Сомали, тогда вопрос снимается…
И еще один вопрос. Дети лавочников, коммерсантов, банкиров, дети бойцов «пятой колонны», дети высоких чиновников и правительства — продают бензин на улицах? Или они учатся в престижных школах?
И третье. Эти подростки быстро криминизируются. Курят, пьют, матерятся, обманывают покупателей; у них свой рэкет, свои разборки, свои авторитеты…
Совершенно ясно, что трудятся на улицах дети родителей с низкими доходами — как правило, самой честной категории общества. Дети интеллигенции, рабочих…
Иного родителя вызывают в школу, отчитывают:
— Ваш ребенок не посещает занятия…
Папаша смущенно разводит руками:
— А что я ему скажу? Он приносит в месяц столько, сколько я за год не заработаю. Как бы мы жили, если не он…
75 лет назад в России произошел интеллектуальный переворот. Дети рабочих и крестьян получили право на достойное образование. Дети интеллигенции, духовенства, аристократии и дворянства не могли поступить в вуз — требовалась справка о рабоче-крестьянском происхождении. Они прожили жизнь в темноте, в нищете, многие пошли по тюрьмам…
За семь десятков лет в стране образовалась новая интеллигенция, рабоче-крестьянская. Теперь уже многие дети этой интеллигенции не смогут получить достойного образования. Кстати, дети рабочих и крестьян — тоже. В Москве, например, есть школа, где обучение стоит 4 миллиона рублей в год. Сейчас, наверное, больше — в связи с инфляцией.
В этой школе учатся дети нуворишей.
В девять утра к школе подъезжают иномарки. Ученик, сопровождаемый мамой, папой, а чаще всего шофером или «бультерьером», входит в школу. Его будут учить нескольким иностранным языкам, лучшие педагоги будут трудиться над его слабым умом. Детки эти, к сожалению, не самые умные и не самые способные — большинство не выдержало самого примитивного теста при поступлении в школу.
— Ну что ж, — возразит мне ушлый «демократ», — со временем и из детей нуворишей вырастет новая интеллигенция.
Да, конечно. Вырастет. Лет через семьдесят. Такое впечатление, что всем нам жить, как библейскому Ною, — по триста лет. Так легко мы оперируем историческими категориями.
Иду по Невскому. Толпа. Небольшой ансамбль исполняет «Мурку».
Бессмертная, неувядающая «Мурка». Сколько лет песне, а она все живет и, кажется, достигла пика популярности.
Кто из нас не пел знаменитую «Мурку»? Но — дома, в шумной компании… С эстрады, даже такой импровизированной, ее все-таки не исполняли. Значит, жив был в обществе инстинкт самосохранения — на улице, в общественном месте нельзя! Нельзя, потому что дети… Потому что — воровская романтика, легко купиться на нее…
Похоже, сейчас этот общественный инстинкт умер. Вот и поперли на эстраду, на экран новые герои — преступники. Постепенно в голове юного зрителя складывается убеждение: а что? вор — такая же профессия, только рискованная и интересная…
Как-то мы попали в детский приемник. Они сейчас переполнены в каждом российском городе. Сюда собирают детей, убежавших из дома. Они там содержатся, пока родители не заберут их. В основном там мальчики, но есть и девочки.
Разговорились с пацанами.
— Ребята, какие вам профессии нравятся? Кто кем хочет быть?
— Кооператором!
— Кооператором!
— А ты?
— Не, я кооператором не буду.
— А кем ты хочешь стать?
— Коммерсантом.
— Почему?
— Ну… денег много..
— А ты думаешь, коммерсанты — это те, которые в ларьках работают?
— Нет, почему, можно магазин открыть… Одежду всякую продавать…
— А я уже работал в ларьке. У брата. Два «лимона» стырил и убежал.
— И что с ними сделал?
— Пропил, проел…
— Как тебя зовут?
— Антон.
— Разве может человек с таким именем быть бандитом?
Ребята хором:
— Может!
— Знаешь, был писатель с таким, как у тебя, именем. Антон… Кто подскажет?
— Пушкин!..
— Нет, не Пушкин. Антон Павлович Чехов… Кто из вас хочет быть писателем?
— Писателем — неинтересно.
— А космонавтом?
— А шофером?
— Я! Я хочу быть шофером.
— Почему?
— Там «шару» всегда можно сделать… Ребята смеются:
— У него все профессии к воровству сводятся…
— Ты воруешь?
— Ага.
— Тебе что, в тюрьму хочется?
— Не, на воле лучше.
— Ты думаешь, можно воровать и не попасть в тюрьму?
Опять хором:
— Можно!
— Можно, но только осторожно…
— В тюрьме тоже жить можно.
— А что ты там будешь делать?
— Перстаки.
— Перстаки? Что это такое?
— Наколки на пальцах.
— А потом, когда выйдешь из тюрьмы?
— Можно в Китай поехать.
— Там что будешь делать?
— Китайцев бомбить, чего еще!
— Китайцы богатые?
— Богатые. Вы на Первую Речку съездите, посмотрите, какие у них вещи…
— Поднимите руки — кто курит?
— Тут все курят, дядя.
— А ты, Леночка?
— Я с семи лет курю.
— Здесь-то вам не дают?
— Не дают.
— Здесь табака нету, уши отваливаются. Но вот когда на волю выйдешь, так пьяный два месяца ходишь.
— Я один раз выпил — меня в вытрезвитель отвезли…
— А я как-то большой стакан водки выпил, кислой капустой закусил… Так меня в больницу увезли, желудок прочищали…
— Так… Значит, пьете, курите… Наркотики употребляете?
— Нет, наркотики — дорого.
— Сколько?
— 5 тысяч — папироса.
— «Химка» дешевле, 700 рублей — одна мастырка…
Ну, и так далее. Разговор был длинный.
Убийственное впечатление произвел на нас город Забайкальск в Читинской области.
Весь город занимается тем, что грабит железнодорожные вагоны, идущие из Китая. В вагонах — обувь, сигареты, водка, пиво, пуховики, пуховые одеяла, аппаратура, велосипеды…
Грабят в основном дети и подростки.
В день, когда мы посетили Забайкальем на станцию прибыли вагоны с автомобильными аккумуляторами. За ночь вагоны разграбили.
Ходим по «улице миллионеров» (так называется улица, примыкающая к железнодорожным путям, — очень удобно грабить) и везде натыкаемся на аккумуляторы. Воры, почуяв опасность, бросают наживу. Вот идет мальчишка с аккумулятором под мышкой, увидел милицейский газик, бросил добычу через забор, в огород с картошкой, и убежал.
Ходим с оперработниками и собираем воровскую добычу. Откроешь дверь в какой-нибудь сарай или дровяник — так целый склад наворованного. Так вот открыл я дверь в какой-то сарайчик — мать честная! Три трупа! Один — уже разложившийся, черви в глазницах.
Смотрю — и милиция, начальник милиции, в недоумении:
— Откуда трупы?
Потом уже выяснилось — улов за ночь. Подобрали в степи, на путях… Сложили в сарае…
Вагоны грабят не только забайкальские дети.
Приезжают и из других городов, даже из Москвы.
Разговариваю с ребятами из города Борзя, расположенного неподалеку от Забайкальем. Приехали на пару дней — пограбить вагоны. Мальчики и девочки от 10 до 14 лет.
Чем-то напуганы. Оказывается, случилось несчастье.
Заночевали, как всегда, в вагоне. Крепко выпили накануне… Спрашиваю самого маленького:
— Сколько ты выпил?
— Три бутылки китайского пива.
Одному стало дурно:
— Выйду подышать.
Вышел, заснул на путях, и его переехал поезд. Отрезал голову.
Спрашиваю ребят:
— Видели своего товарища? Задумались?
— Да. Пора завязывать, — рассудительно говорит один из пацанов.
Нет, они уже не «завяжут». Нельзя будет грабить вагоны (каждый день усиливают охрану), найдут другой промысел… Почти все они — безотцовщина. Каждый помогает матери.
Появился у меня в Забайкальске приятель. Максим, 10 лет. Крупный ас — по вагонам. Утром милиция его задержала (нес сумку с китайским барахлом) — вот мы и познакомились. А вечером неожиданно снова встретились на путях. Сели на рельс, поговорили.
— Не надоело воровать-то?
— Пошто?
— Подстрелить могут.
— Ух, да! Вчера прямо над ухом пуля просвистела.
— Ладно брехать! Кто в тебя будет стрелять? В воздух охранник стрелял…
— Он пьяный был. Точно говорю, метрах в двух от меня, в рельс пуля ударила…
— Ты куришь?
— Ага.
— Какие сигареты предпочитаешь?