публиковала их. Есть честные люди и в милиции, и в среде журналистов.
Вот несколько разрозненных фраз — о чем переговаривалась милиция в ночь перед штурмом.
— Запомните, никого живым не брать!..
— «Черных» тоже в плен не брать…
— Хорош орать, спать пора…
— Спать будем после победы над Белым Домом…
— Банкет уже заказан…
— Руцкой катафалк заказал себе…
— Похорон не будет, и музыки не будет…
— А саван Хасбулатову заказали?
— Само собой, все оплачено.
— Хасбулатову не есть утреннего плова…
— Вы там спите, а мы обсуждаем, что делать с узурпаторами Руцким и Хасбулатовым.
— Руцкого вешать.
— Как в Турции: в дерьмо и ятаганом по голове…
— Так то в Турции, там тепло.
— А Москва сегодня тоже теплая, тем более, мы тоже уже…
Сергей Андреевич, депутат.
— Я лежал на полу на третьем этаже и краем глаза смотрел в окно. Около семи утра пошла первая волна. Белый Дом отстреливался. Никто из нападавших не упал. Во второй волне уже шла какая-то кадровая часть, хорошо организованная; действовала четко и слаженно… Огонь был настолько плотный, что высунуться уже было невозможно. Вскоре они были в цоколе и на первом этаже. Второй этаж долгое время оставался нейтральным.
Но вот что я видел своими глазами. В семь утра, еще до плотного огня, подъехали бэтээры. На них почему-то сидели гражданские люди. Парнишка от баррикады подошел к ним, о чем-то поговорил. Пошел обратно. Прошел метров тридцать, и тут они ему выстрелили в спину. Потом расстреляли еще пятерых на баррикаде…
Нас выводила «Альфа». Это было часа за полтора до сумерек. Долго ждали автобуса. Потом альфовцы сказали, что автобусы заблокированы. Нас повели пешком. Завели в какой-то двор. Там стояли омоновцы. Цепочкой. Били всех подряд. Передавали по конвейеру. Одного полковника, защитника Белого Дома, ударили прикладом в лицо. Бросили в «конвейер». Он упал. Били ногами…
Мы вошли во двор. Он сквозной. Хотели прорваться. Оглянулись — за нами идет Бабурин. Пошатываясь. Вдруг его догоняют два омоновца: «Бабурин, стой!». Повели его назад. Мы услышали два выстрела. Решили, что Сергея Николаевича убили. (Потом Бабурин в коротком телеинтервью расскажет: да, его хотели расстрелять, поставили к стенке. Что-то его спасло, он не сказал…)
…Мы увидели какую-то дверь — вход в подвал. Сидели в подвале. Помощник Бабурина плакал: «Что я скажу Сережиной жене?». Потом мы услышали голос адмирала Чеботаревского: «Сейчас будут ловить тех, кто разбежался по двору». Мы вылезли из укрытия, стали расходиться по одному…
На стадион я не попал. Бог спас. Те, кто там был, рассказывают, что был типичный пиночетовский вариант — с пытками и избиениями. В отделении милиции, куда их сначала привели, поставили всех на колени и были ногами в лицо.
Вчера я весь день давал интервью иностранным корреспондентам. Обзвонил знакомых депутатов — тех, кого били. Прошу: «Расскажите правду!». Никто не согласился. Мы думали, он умер — страх, молчавший в нас годами. А он ожил. Реанимировался за несколько часов…
Очевидцев много. Все говорят одно и то же. Я не слышал ни одного противоречивого показания.
Подытожим.
Никаких снайперов в Белом Доме не было. 9-летнего мальчика хоронили его убийцы. Равно как и большинство остальных убитых. Редкое зрелище: убийцы с почетом отправляют в последний путь тех, кого они убили.
У депутатов в руках было одно оружие — Конституция.
Карательная акция проведена с беспримерной жестокостью, на которую способны только трусы. Известно, что трус со страха может пойти на любую подлость.
Погибли главным образом дети и юноши. У них бесстрашные и отзывчивые на любую несправедливость сердца.
Армию позвала «на подвиги» творческая интеллигенция. Далеко не все ее представители, конечно. Низкий поклон тем, у кого хватило совести хотя бы промолчать.
Такое Россия запомнит навсегда.
Только что объявили по телевидению окончательную цифру погибших в Белом Доме — 49 человек!
А остальных — куда? Сотни человек (точнее, около тысячи!) в яму с хлоркой? Впоследствии юным следопытам будет над чем поломать голову. «Обнаружено еще одно массовое захоронение…»
Прочел информацию в «Известиях»:
«Во многом тональность бесед в Токио (с Президентом России) будет определяться итоговым числом жертв московских событий — чем выше окажется эта трагическая цифра, тем сильнее будет стремление японской стороны дистанцироваться от Бориса Ельцина».
Ответ на каждую нашу загадку надо искать там — за рубежом.
Примечание.
Только что газеты сообщили: казанский предприниматель Сергей Шашурин, помогавший Белому Дому, арестован по делу о фальшивых авизо. Однажды в Находке, в Управлении МБ, я видел документы о фальшивых авизо. Мелькнула фамилия — Шашурин. Спросил у оператора:
— Не тот ли Шашурин, о котором была передача по телевидению?
— Тот самый.
То есть о фальшивых авизо знали. Но мер не принимали. Зачем? Тогда надо всех предпринимателей арестовывать. На кой же этот класс создавали? Нет, пусть пока сидит на «крючке».
Стоило Шашурину не проявить преданности Власти, как тут же на него завели дело. Мы уже говорили: на каждого, буквально на каждого заведено свое «Дело о мазуте», каждый сидит на «крючке».
Криминальная страна!
Фашизм. Что это такое?
Существует научное определение понятия «фашизм». Каким бы оно точным ни было, для нас, советских людей, перенесших все ужасы фашизма, видевших воочию, что это такое, оно все равно будет неполным. Потому что не сможет передать нашего эмоционального отношения к фашистскому порядку.
Помимо всего прочего для нас фашизм — это еще и такое состояние общества, когда вся грязь со дна поднимается и выплывает на поверхность, когда все мерзкое, что есть в человеке, вырывается наружу, приводя в трепет и содрогание сердца людей.
Сейчас, когда я вношу исправления и дополнения в книжку (на дворе уже 19 октября), средства информации все реже называют то, что произошло, «бунтом красно-коричневых». Нашли определение посильнее.
Это понятно. Далеко не весь парламент состоял из коммунистов, пускай даже бывших. (Вот правительство все состоит из них!) Далеко не все защитники Белого Дома симпатизировали коммунистическим идеям — были там и такие, кто просто ненавидел коммунистов; были там и убежденные демократы — из тех, кто за демократию на деле, а не на словах.
Но есть одно отягчающее обстоятельство. Белый Дом, помимо других защитников, оборонял и малочисленный отряд юнцов под руководством Баркашова. Кто такой Баркашов, я не знаю. Думаю, большинство читателей — тоже. Я не так уж далек от политики, но с программой «Русского национального единства» не знаком. Большинство читателей — тоже. Это сейчас нам объяснили: фашисты. Пусть так. Фашизм — это плохо. Но баркашовцев было сколько? Два, три десятка? Сколько? Ответьте!
Молчат.
А сколько было защитников Белого Дома? Тех, у кого было в руках оружие. Тех, у кого — не было, кто считал своим оружием Закон и Конституцию. Тех, кто просто присутствовал, считая, что они на стороне справедливости.
Таких были тысячи!
И тем не менее — фашистский мятеж!
Вот какое нашли определение. Всех под одну гребенку. Так проще. Так эффективнее. Так легче обдурить народ.
Нас пугают: а вы знаете, что было бы, если бы они победили?
Не знаю. Не знаю — что было бы, вижу — что есть.
У нас с вами разные методы. Вы мне пытаетесь объяснить, что БЫЛО БЫ, если бы победили «красные» или, не дай Бог, баркашовцы (как они могли победить, взять власть в стране — ума не приложу).
А я вам пытаюсь рассказать о том, что УЖЕ ЕСТЬ. И притом имеет прямое отношение к фашизму.
А посему прошу читателя выслушать рассказ, а если точнее, свидетельские показания Олега Румянцева.
Те, кто иногда заглядывает в телевизор, должны его знать — Олега Румянцева. Симпатичный молодой человек с бородкой, в очках. Мягкий, интеллигентный, деликатный; ни разу не взорвался, не сказал никому ни единого грубого слова. Депутат, председатель Конституционного комитета или комиссии (я не очень в этом разбираюсь) — словом, три года работал над новой конституцией страны, его проект так и назывался на официальном языке — румянцевский. В прошлом — научный работник, у него необычная профессия — страновед. Никогда не был членом партии, убежденный демократ.
После ужаса 4 октября я долго его не мог найти, обзвонил всех знакомых. Пропал. А хотелось поговорить именно с ним, с человеком, которому я доверяю. Объявился его помощник:
— Олег Германович сильно избит, отлеживается.
Через несколько дней позвонил сам Румянцев, договорились о встрече. Я приехал к нему в Крылатское, он упаковывал книги. Приказано в три дня убраться из квартиры.
Свидетельские показания Румянцева Олега Германовича
— Я выходил одним из последних. Офицеры из «Альфы» предложили мне: «Иди к Руцкому, скажи — не надо больше крови».
Я побежал к Руцкому. С ним были два его брата, личный телохранитель Володя, еще несколько человек. Оружие на боевом взводе, в глазах — готовность умереть.
— Скажи, Олег, как вел себя Руцкой? Вот в эти последние минуты? Скажи честно!
— Ну… Мне кажется, что это были минуты… Минуты мужества.
Небольшое отступление.
Так же говорили и про Хасбулатова. Я опрашивал многих, например девушек из пресс-центра, они его наблюдали постоянно. Все в один голос: вел себя мужественно, ни на минуту не потерял самообладания… Есть этому и косвенные доказательства. Прошло две недели после событий. До сих пор никакой информации из Лефортова. Судя по августу 1991-го, должны были бы показать на следующий день — маленьких, жалких, сломленных. Не показали ни одного кадра. Выводы?
A. Показывать нельзя, потому что узники могут сказать что-то не выгодное властям. Значит, пока не сломлены.
Б. Идет «обработка». Когда она будет закончена — покажут.