Субботний вечер — и так тихо! Тишина была как бесконечность, вдруг отделившая ее от жизни, которую она оставила, и Лиза внезапно почувствовала, что тоскует по людям. Ее охватило беспокойство. У нее возникла и прочно застряла мысль, которая раньше едва ли приходила ей в голову: «Неужели мы всегда будем жить так одиноко, только втроем?» Когда они решили при первой же возможности уехать с Апрель авеню, уехать из города, сразу возникло столько проблем, что этот вопрос просто не возникал, во всяком случае открыто. Но теперь она удрученно спрашивала себя: «О чем он, собственно, думал? Неужели он хочет, чтобы мы остались здесь навсегда и жили как в пустыне, без всякого общения с другими людьми? Ему-то еще не так плохо: у него есть работа и он каждую неделю будет ездить в город на автобусе. А как же мы с Боем?..»
Бой лежал в фургоне и спал глубоким сном пятилетнего малыша, щеки у него горели, а лоб был влажным от пота. У него был жар. Во всяком случае, по виду можно было предположить, что он заболел. Лиза не знала, что с ним. Быть может, просто реакция на изменения, которые произошли в их жизни за последние дни? Он все время был на солнце и свежем воздухе, не мог ни минуты посидеть спокойно, а вечером падал как подкошенный и засыпал беспокойным сном, не успев даже куска проглотить. Однако они не пытались ограничить его свободу—напротив, были очень довольны, что он стал таким живым ребенком после сидения взаперти на Апрель авеню. Для своего возраста он был слишком маленький, с опозданием овладевал самыми простыми навыками, считался недоразвитым и отсталым, но теперь создавалось впечатление, что мальчик собирается наверстать упущенное. После каждой вылазки он возвращался весь в ссадинах и царапинах (которые сразу же воспалялись) и такой довольный и возбужденный, что не находил слов, когда пытался рассказать о своих приключениях.
Однако сейчас Бой спал, а Лиза сидела и смотрела, как стая ворон летит, махая крыльями, над кучами мусора — туда, где сваливают свежие отбросы. Она вдруг почувствовала себя ужасно подавленной и бесконечно одинокой. Вот бы сейчас принять таблетку, маленькую пилюльку — их давали только по рецепту, но продавались они везде; даже ее мать глотала их...
Может быть, пройтись по берегу фьорда? Лиза встала и побрела к морю, медленно и молчаливо продвигаясь по этому многотрудному маршруту между огромными кучами мусора, который они проложили, направляясь к бухте, и где даже наметилась тропа, протоптанная их шагами. Лиза уже видела бесцветную воду, поблескивавшую в каких-нибудь двухстах метрах от нее, но не успела она дойти до более открытого участка, где кончаются мусорные кучи и начинается берег, как внезапно остановилась, присела на корточки и затаилась, как зверь в засаде. Она что-то услышала, какой-то звук, не обычный звук, как, например, шуршание крыс или шорох ветра в куче сухой бумаги, нет, это было резкое звяканье металла о металл. Лиза сидела неподвижно, ожидая, не повторится ли звук, и пыталась понять, откуда он исходит. Потом она снова услышала все тот же звук, ритмичное постукивание, словно кто-то бил молотком по железу. Лиза по-прежнему сидела притаившись, но страх, который сначала охватил ее и заставил спрятаться, постепенно уступил место' сильному, прямо-таки неукротимому любопытству: она должна узнать, что это за звук. Ей нечего бояться посторонних. Насколько ей известно, они с Алланом не делают ничего противозаконного, и у них нет ничего такого, что могло бы представлять хоть какую-нибудь ценность для других людей; пригнувшись к земле, она стала осторожно продвигаться в том направлении, откуда, как ей казалось, исходил звук. Звук становился все громче, но Лиза ничего не видела, потому что прямо перед ней возвышалась гора старых матрасов. Она стала осторожно взбираться на эту гору. У самой вершины она легла на живот и заглянула через край.
Внизу спиной к ней стоял, склонившись над капотом старой ржавой машины, какой-то человек. На холмике рядом с ним лежала маленькая кожаная сумка с инструментами. Инструменты блестели на солнце словно драгоценности и казались чем-то очень чужеродным здесь, в царстве ржавчины. Он стоял согнувшись и возился в старом, насквозь проржавевшем двигателе. Лиза не сводила глаз с его спины, подмечая каждую мелочь. Никогда в жизни она так пристально не смотрела на мужчину. Этот человек заинтриговал ее — интересно, чем он занимается здесь, на Насыпи, заполняя пустоту в ее существовании. Как завороженная Лиза следила за его движениями.
Вот, по-видимому, он кончил свою работу, выпрямился и обеими руками поднял какой-то тяжелый цилиндрический предмет. Осмотрел его. Это был пожилой человек в маленьких круглых очках, с белоснежными волосами, свисавшими на плечи; лицо его было испещрено морщинами, однако черты казались правильными и приятными. Он был невысокого роста, коренастый, в старом залатанном комбинезоне, у которого вместо одной лямки была веревка. Рубашка тоже была поношенная и выцветшая, однако руки, державшие металлические детали, которые он извлек из машины, были сильные и красивые. Этот старый, седой, с осторожными движениями человек понравился Лизе. Да так понравился, что она чуть было не окликнула его, выдав свое присутствие,— он казался таким добрым, таким благородным несмотря на длинные волосы и изношенную одежду, что она больше ни капельки не боялась его и наверняка ей было бы только приятно поговорить с ним... Но она не окликнула его, потому что не могла издать ни звука. Ее охватило какое-то странное чувство уважения к тому, что он делал, словно размеренная точность его движений создавала совершенно особую атмосферу священнодействия, которую она не могла нарушить. Не сознавая причины, она вдруг поняла, что здесь, на Насыпи, отношения с людьми будут складываться совершенно иначе, нежели в городе.
Незнакомец с трудом наклонился и сунул свою добычу в мешок, где уже что-то лежало. И тут Лиза впервые подумала, что он, очевидно, пришел «оттуда», просто чтобы «раздеть» старую машину и немного подработать, а она-то вообразила, что он «свой» а живет на Насыпи, как и она. Лиза была разочарована. Она смотрела на его одежду, на фигуру, на манеру двигаться и никак не могла поверить, что он из города. У него был такой вид, словно он тоже принадлежит Насыпи. Однако незнакомец вытащил веревку, завязал мешок, а свободный конец перебросил через плечо и потащил мешок за собой.
Лиза ожидала, что старик повернет налево и направится к воротам, но он шел все прямо и прямо — туда, где протянулась полоса песка, камней и голой земли в двести-триста метров шириной; когда-то давным-давно там находился великолепный пляж Свитуотера. Тяжелый мешок незнакомец тащил за собой. Он пропахал в мягком грунте неровную борозду — словно просеку, которая полностью стерла его следы.
Лиза по-прежнему лежала, глядя ему вслед, как вдруг почувствовала легкое движение возле своих ног: Бой! Он нашел ее так же легко, как если бы шел за ней по следам или по запаху. Ее поразило, как хорошо он уже ориентируется на Насыпи.
— Я проснулся...
Бой говорил шепотом, хотя не знал, что она тайком следит за незнакомцем.
— Куда ты смотришь, мама? — спросил малыш.
— Так, никуда,— ответила она, не понижая голоса.
Незнакомец уже ушел настолько далеко, что не мог услышать ее. Лиза спустилась к Бою, чтобы унять его любопытство. Ей не хотелось рассказывать сыну о том, что она видела.
— Я просто смотрела на берег.
— Хочу на берег, хочу на берег! — сразу же заныл Бой.
У него блестели глаза, а на щеках выступили красные пятна. Он тяжело и часто дышал. Его организм плохо сопротивлялся заболеваниям, и когда Бой был совсем маленьким, он много хворал. Зимой он все время был простужен.
— Хочу на берег!
— Только не сейчас,— сказала Лиза, опасаясь, что наблюдательный малыш заметит что-нибудь такое, чего ему совсем не следует знать.
Она встала и украдкой посмотрела в сторону берега. Незнакомец исчез. Лишь борозда, оставленная мешком, уходила вдаль.
— Нет, давай лучше пойдем и поищем хлеб. А потом приготовим ужин.
— Давай,— согласился малыш. Через некоторое время он спросил:
— Когда придет папа?
— Завтра,— ответила Лиза.— Завтра, поздно вечером.
Как только Аллан вернулся домой в воскресенье, Лиза рассказала ему про незнакомца, и ее немного удивило то, как муж отнесся к ее словам, хотя в общем она сама не знала, чего она ждала. У Аллана был крайне удрученный вид, словно ему совсем не хотелось слушать про этого незнакомца иего дела; он принялся доказывать, что вся эта история выеденного яйца не стоит: просто какой-то пенсионер решил заработать несколько монет продажей металлолома. Однако говорил он довольно неуверенно и действительно ни в чем не был уверен, потому что не так-то легко, особенно для пожилого человека, добраться сюда из города. Автобусы ходили редко, дорога была долгая и трудная; иначе сюда все время наведывались бы люди в поисках понадобившихся им вещей. Но человек, которого видела Лиза, возможно, был исключением...
Тем не менее, когда Бой, которому стало лучше, наконец заснул, Лизе удалось уговорить Аллана сходить туда, где она увидела незнакомца.
— Он стоял вон там,— показала Лиза.— Возле той машины. А потом пошел прямо вон туда и исчез...
— Все ясно: значит, он пошел к шоссе в обход,— заметил Аллан равнодушно, словно это подтверждало тот неоспоримый факт, что незнакомец был обычным стариком, возможно даже просто бродягой, который приходил сюда «на заработки».
— Давай пойдем по его следам и узнаем, где он живет,— предложила Лиза.
— Завтра,— ответил Аллан не без раздражения.
Начинало темнеть. В наступавших сумерках на них пахнуло вонью от кучи матрасов и других гниющих вещей, подобно тому как в саду аромат травы, деревьев и цветов ощущается сильнее всего сразу после захода солнца.
— Нет, сейчас!
Лиза не сдавалась. Быть может, впервые произошло событие, о котором знала она, а не он. Впервые она могла что-то показать ему. И она была так настойчива, что, подчиняясь ее напору, он уступил.