Длинный след, оставленный тяжелым мешком, был еще хорошо виден, хотя уже смеркалось. Между темной полосой садовых растений, оставшихся от лучших времен, и блеклой бесцветной водой белел берег. Узкая полоска песка была чисто-начисто вылизана приливом. На другом берегу бухты, поверхность которой была словно залита ртутью, сверкала всеми своими огнями индустриальная Сарагосса.
Они молча шли вдоль широкой борозды, оставленной мешком незнакомца, шли, быть может, чуть быстрее, чем обычно, словно ими вновь овладела городская суета, едва они начали преследовать этого странного человека. Наконец следы почти незаметно повернули влево, к густым зарослям, которые когда-то были аккуратно подстриженным садовым кустарником, и вскоре исчезли в подлеске.
— Зачем он сюда забрался?.. Одна только сорная трава,— пробормотал Аллан как бы про себя, но оба они совсем растерялись и, остановившись, молча смотрели на удивительное царство зелени, казавшееся таким необычным, необозримым и мрачным после ясных ичетких контуров, к которым они привыкли на Насыпи.
Наконец Аллан решился и сделал несколько шагов между папоротниками:
— Посмотри, тропинка.
Его ноги нашли тропинку, которая скрывалась под широкими листьями папоротника. Крадучись, они двинулись в лес, к темному массиву, который, как они убедились, когда подошли ближе, был в свое время живой изгородью, сплошь поросшей теперь плющом и другими вьющимися растениями. Тропинка становилась все шире, грунт все тверже, они шли по каменным плитам, которыми когда-то были выложены садовые аллеи. Потом-Аллан увидел ржавые ворота, приоткрывавшие узкий проход в живой изгороди. Он вошел в ворота очень тихо и так осторожно, будто всюду вокруг сидели в засаде враги. Лиза шла следом за мужем, заглядывая через его плечо.
— Посмотри! — прошептала она затаив дыхание.— Развалины!
Этот путь сквозь непроходимые заросли казался Лизе чем-то вроде странствия по зачарованной стране. Еще ребенком она видела приключенческие телефильмы о путешествиях к неведомым планетам, где жили пещерные и морские чудовища, а в джунглях прятались лесные чудовища и так далее. Все это было так красиво и так страшно.
— Вилла,— шепнул Аллан, обернувшись к Лизе.
Прямо перед собой они увидели зубчатый брандмауэр, над которым возвышалась труба, словно вырвавшаяся из цепких рук подлеска. И вот под сенью этой буйной растительности, под густым переплетением стеблей, корней, листьев и ветвей вдруг возникли очертания чего-то похожего на скалы и пещеры: это были остатки стены и подвального помещения. На возвышении, которое когда-то было площадкой перед главным входом, а теперь превратилось в груду камней, зароспгих мхом, стояли в ряд четыре низких колонны.
— Роскошная вилла. В стиле асиенды..
Аллану были знакомы виллы этого типа из лекций о различных архитектурных стилях, которые он слушал в архитектурном институте. Много лет тому назад такие виллы пользовались большим спросом у богатых людей.
Однако внимание Лизы внезапно привлекло нечто другое, гораздо более важное. Она положила руку мужу на плечо и показала:
— Там!
Сквозь заросли папоротника и плюща был ясно виден флигель дома — крыша исовершенно неповрежденная стена. Но что самое удивительное, во мраке, который теперь быстро сгущался, что-то светилось! Из черного силуэта старого дома к ним пробивался свет. И пока они изумленно созерцали этот свет, на него вдруг набежала тень, затмила его на миг и двинулась дальше. Через минуту это повторилось еще раз: кто-то ходил по комнате!
— Так вот где он живет,— прошептала Лиза, испуганная и одновременно очарованная — так бывало, когда она смотрела какой-нибудь потрясающий приключенческий фильм по телевидению. Другие миры…
— Пошли...
Он резко повернулся и крепко взял ее за руку. Вместе они осторожно двинулись по тропинке к берегу.
Они мало говорили в тот вечер, когда сидели по обеим сторонам теплой кирпичной печки, пили кофезаменитель и грызли печенье и шоколад, которые он купил в ларьке Свитнесса и разделил на порции так, чтобы хватило на всю неделю. Оба были задумчивы, так как старались представить себе, что означает для них это новое открытие.
— Выходит, на Насыпи мы не совсем одни,— сказал наконец Аллан озабоченно.
— Выходит... Но у него такое доброе лицо,— поспешно сказала Лиза.— Я уверена, он очень хороший. Сходим к нему в гости?.. Может быть, завтра?..
— Посмотрим.
Ему было над чем подумать. Безграничная, почти противоестественная свобода, которой они до сих пор пользовались, вдруг оказалась ограниченной. С другой стороны, ведь могут возникнуть обстоятельства, когда лучше быть не одним. Но все зависело от того, кем был и что собой представлял этот человек. Что ж, время покажет. Надо как следует все обдумать. Без спешки.
9
Вода, которую Аллан привез с бензозаправочной станции, уже на следующий день стала невкусной, и он охотно разрешил Лизе отлить немного из канистры, чтобы вымыть голову. Кроме того, им казалось, что воды у них теперь хоть отбавляй: полная двадцатилитровая канистра и еще каменная чаша, наполненная дождевой водой. Они довольно быстро научились сводить потребление воды до минимума.
Лиза стояла на коленях, наклонившись над железным тазом, который она нашла несколько дней назад, и намыливала голову последним куском мыла, захваченным из города (мыло было дефицитным товаром). Сегодня ей захотелось навести красоту. Именно сегодня, когда они, хотя об этом еще не было сказано ни слова, собрались пойти в гости. Наблюдая, как Аллан нервничает, то и дело поглядывая на бухту и берег, Лиза понимала: они обязательно должны сходить туда еще раз и узнать, что этот человек там делает, что он собой представляет и вообще — «друг» он или «враг»...
Друг или враг? Со вчерашнего дня, когда она, затаившись, наблюдала, как он трудится возле старой машины, с той минуты, когда увидела его доброе лицо и красивые руки, у нее не было никаких сомнений в том, что этот пожилой человек — друг. Ей даже стало спокойнее при мысли, что он тоже живет на Насыпи, совсем недалеко от них, и стоит ей залезть на эту груду старых автомобильных покрышек, как она увидит его дом.
Аллан чинил окно в фургоне. На бензоколонке он раздобыл прозрачный пластик и клей. На складе валялось множество вещей, и казалось, теперь не было никого, кто бы отвечал за их сохранность. Когда Аллан забирал оттуда нужные вещи, ему даже в голову не приходило, что он ворует. Для него понятие «воровство» было неразрывно связано с тем, чем занимались власти, и приобретало совершенно иное содержание, когда речь шла о людях неимущих, лишенных самого необходимого. Аллан работал быстро, но крайне рассеянно; мысли его были далеко: «Да, надо пойти туда и разузнать об этом человеке, познакомиться с ним, обменяться опытом — если только он не бездомный бродяга, обыкновенный старый маразматик или просто алкоголик, допившийся до чертиков, что, пожалуй, вероятнее всего. Но и в этом случае нам надо как-то договориться, наладить нечто вроде сосуществования. На Насыпи никем нельзя пренебрегать. Здесь каждый что-то значит».
Аллан взглянул на узкую спину Лизы, склонившуюся над тазом. Она выливала себе на голову последние пригоршни воды, желая смыть остатки мыла с кудряшек. Он никак не мог понять, чему она так радуется и чего ждет от этой встречи. Раньше, когда они жили в Свитуотере, она не проявляла ни малейшей склонности заводить новые знакомства.
Жар у Боя прошел, но он был еще очень слаб и потому не протестовал, когда родители сказали ему, что пойдут немного прогуляться, а он пусть лежит и отдыхает, пока они не вернутся. Бой даже не спросил, куда они пойдут; он сразу же задремал, и приятные сновидения тотчас унесли его в фантастическую страну, где все было окрашено в цвета фосфора и серы. И во сне и наяву Бой мечтал о человеке — Человеке. Все его помыслы были сосредоточены на Человеке. Человек был его великой тайной, быть может первой в жизни тайной. Что-то подсказывало ему, что он ни в коем случае не должен рассказывать о Человеке ничего и никому. Человек был чем-то столь прекрасным и удивительным, что нельзя было подпускать к нему посторонних. Бою грезился Человек, который лежал, распростершись на земле под грудой размокших картонных коробок, и спал. Одна рука у него была приподнята и как бы приветственно махала ему, Бою,— большая сильная рука с кольцом, которое тускло поблескивало, глубоко врезавшись в палец. Бою снилось, как он собирает золотые пуговицы с одежды Человека. Под коробками лежал большой взрослый мужчина — большой, плотный, взрослый мужчина, который одной рукой закрывал лицо, словно спал. Словно в любой момент мог проснуться. Но от его одежды вдруг отвалились пуговицы, и пуговицы эти были золотые. Бою снилось, как он собирает золотые пуговицы, а Человек, который принадлежал ему, был его находкой, его сокровенной тайной, лежал тихо-тихо и разрешал Бою делать все, что ему заблагорассудится, не смотрел на него строго и не бранил понапрасну...
При дневном свете запущенный сад вовсе не казался загадочным и таинственным. Хилые декоративные растения отчаянно пытались высвободиться из мертвой хватки сорняков. Дикие розы протягивали к Аллану и Лизе свои цепкие побеги, сплошь покрытые острыми шипами. Несколько поваленных ветром деревьев растопырили во все стороны вырванные из земли корни. Под листьями папоротника темнела узкая тропинка. Заскрипели ржавые ворота. Труба — первое, что они вчера увидели,— вся заросла мхом и совсем не казалась такой величественной, как вчера вечером.
Они нашли тропу, ведущую вокруг развалин некогда роскошной виллы к флигелю, который время почему-то пощадило, во всяком случае он не был так разрушен, как остальная усадьба. Все было обвито вьющимися растениями. Крышу покрывали плети дикого винограда. Из всех щелей в стенах выползали зеленые стебли. Мельчайшая пыль словно пудра покрывала листья лилий, окаймлявших небольшое углубление в земле, которое, судя по всему, когда-то было плавательным бассейном.