— Уходи отсюда... Если фараоны тебя здесь найдут...
— Но что произошло? Расскажи мне!
— Рой Индиана,— простонал Янсон, и боль исказила его и без того обезображенное лицо.— Рой Индиана и его дружки. Они приехали...
Казалось, боль мало-помалу отпускает еГо измученное тело, Янсон стал четче и яснее произносить слова, но глаза его оставались закрытыми, словно так ему легче было бороться со- смертью.
— Они приехали в машине... Свалили меня с ног. И били все вместе... Били руками и ногами... И подожгли... А меня оставили лежать... Я выполз, но потушить не мог... Потом взрыв...
Аллан лежал, приложив ухо к губам Янсона. Рой Индиана! Это его он узнал в машине — и сегодня, и несколько месяцев назад! В той же самой машине. Та же самая банда. Но, разумеется, тогда ему это не пришло в голову. Значит, Рой Индиана вернулся на бензоколонку, чтобы отомстить за увольнение, ограбить и убить беззащитного старика...
— Уходи отсюда, Аллан,— стонал Янсон.
Однако Аллан продолжал лежать рядом, ему хотелось бы заверить старика, что помощь близка и все будет хорошо, но тому никакие заверения уже не были нужны. Его судьба была решена. Голос стал еле слышным. Начиналась агония.
— Уходи! — Старик вложил все силы в этот последний призыв.— Если они найдут тебя здесь, то обвинят во всем, что случилось! С фараонами бесполезно разговаривать; если они найдут тебя здесь, то обязательно арестуют. И на допросе ты признаешься во всем. Эти свиньи! Им все равно... Уходи! Со мной ведь кончено...
Аллан снова услышал вой сирены — на этот раз гораздо ближе — и топот бегущих по улице людей. Может быть, пожар перекинулся на соседние дома? И жители спасаются от огня?
— Уходи,— еле слышно бормотал Янсон.— Торопись... Эти свиньи...
Еще мгновение Аллан в нерешительности стоял возле старика. Потом оторвал взгляд от его обезображенного лица и побежал.
Он вбежал во двор, перелез через ограду высотой в человеческий рост между двумя домами и оказался в огромной луже жидкой грязи — когда-то здесь был огород. Из грязи торчало несколько кочанов капусты. В два-три прыжка Аллан пересек огород, перемахнул еще через одну ограду и очутился на пустыре. Слева от него ревел пожар. Задыхаясь, Аллан бежал через заброшенные строительные площадки и пустыри, изрытые -рвами и канавами. Где-то выли сирены, однако он был уже на приличном расстоянии от горящей бензоколонки. Смеркалось, и едва ли его мог кто-нибудь заметить. Он обогнул кварталы с домами-башнями и побежал наугад, инстинктивно стараясь выбраться на Эббот-Хилл и Автостраду. Он упал в канаву, по которой протекал вонючий ручей, и пополз; он полз вдоль ручья, упираясь в землю руками и коленями, пока не сообразил, что пожарище осталось далеко позади. Потом он увидел решетчатую ограду вокруг сада, домика и маленького заброшенного сарая, за ней еще одну, а потом еще несколько низеньких оград справа и слева и тогда понял, что забрался в район садовых участков. Он перевел дух и побежал дальше, срывая по пути стебли и засовывая их в ротг чтобы пожевать.
25
Аллан решил научить Боя читать. Это происходило уже после пожара, и он с облегчением думал о том, что теперь сможет посвятить больше времени и энергии этому важному делу. Ему всегда хотелось научить сына всему, что понадобится малышу в школе, и эта пора уже подошла... А кроме того, Аллана немного огорчало, что мальчик отдаляется от него и Лизы'и все больше времени проводит с Рен-Реном.
Аллан нашел несколько старых еженедельников, которые, как ему казалось, могли пока сыграть роль учебников: в них было много ярких картинок и текстов, набранных крупными, удобными для чтения буквами.
Однако дело шло не так гладко, как он предполагал. Бой не выказывал ни интереса к учению, ни прилежания, да и самому Аллану не удавалось сосредоточиться больше чем на несколько минут. Он ожидал от сына слишком быстрых успехов и не понимал, почему мальчик не может сразу заучить буквы или простейшие их сочетания, составляющие самые элементарные слова, хотя прекрасно сознавал, что не умеет толком объяснить и лишь повторяет уже сказанное, когда Бой его не понимает. Как бы Аллан ни старался, слова и фразы, с помощью которых он пытался что-то объяснить, выходили у него тяжелыми и неуклюжими и словно падали перед угрюмой физиономией малыша, беспомощные и мертвые, а его жесты становились все нетерпеливее, и он все с большим раздражением снова и снова подчеркивал шариковой ручкой сочетания букв, чтобы как-то разъяснить свою мысль. Не лучше у него получалось и в тех случаях, когда, пытаясь заинтересовать сына, он читал ему вслух какие-нибудь тексты из журналов. Во-первых, Аллан обнаружил, что сам читает неуверенно и плохо, а во-вторых, тексты были настолько пустыми, что он быстро замолкал. И потом ему делалось не по себе, когда он рассматривал великолепные цветные фотографии роскошных домов, удивительных белых городов и каких-то странных людей между синим-пре-синим морем и синим-пресиним небом в непостижимо далеких странах. Не менее неприятное ощущение чего-то нездорового и нереального вызывали у него фотографии раздетых женщин, даже не похожих на женщин,' в неестественно уродливых позах, с лишенными выражения улыбающимися лицами. Как правило, занятия кончались тем, что, разозлившись, Аллан вскакивал, ругал мальчишку на чем свет стоит и прогонял своего весьма обрадованного и ничему не научившегося ученика, предоставляя ему где-то в другом месте заниматься своими таинственными делами.
Аллан довольно тяжело переживал свое неумение установить с сыном более близкий контакт, однако ему едва ли приходило в голову, что причиной этого могла быть разобщенность между ним и Лизой. Нередко на протяжении часов они обменивались лишь односложными словами, что-то бурчали или просто пользовались мимикой и жестами, понятными обоим, поскольку монотонное однообразие их существования не требовало особых изощрений по части языка.
Зато у Рен-Рена Бой приобретал разные навыки, обнаруживая при этом немалое прилежание и завидные способности. Мальчик и немой стали неразлучны; по всей Насыпи они ходили вместе, вместе разыскивали съедобные растения или необходимые в хозяйстве предметы, которые можно было принести домой. Аллан нередко поражался, насколько практичными и полезными были приобретенные мальчиком знания. Например, мальчик научился добывать огонь, ударяя металлом о металл и. поджигая синтетические материалы, используемые для набивки мебели, горы которой лежали и гнили по всей Насыпи. Бой научился различать с полдюжины съедобных растений и знал, где их можно найти; он собирал листья, которые можно было сушить и заваривать как чаи или класть в суп, а также корни и стебли, которые, если их пожевать, заглушали голод и к тому же были приятны на вкус. От сока одного маленького растения, похожего на кактус, даже возникало легкое опьянение, другие растения обладали сильным запахом, третьи были ядовитыми. Кроме того, Бой изготовил себе пару галош, поскольку сандалии, которые сшил ему летом Аллан, сгнили у него на ногах из-за сырости. Для этих галош мальчик использовал резину, срезанную с автомобильных покрышек: он расплющил и размягчил ее и под наблюдением Рен-Рена соединил ремешками резиновые пластинки. Кроме того, он удил рыбу и ставил силки на птиц, однако Аллана охотничьи затеи сына порядком раздражали, так как он считал это бесполезной тратой времени: все знали, что в бухте нет рыбы, а единственной дичью на Насыпи были вороны, которые постоянно кружили над мусорными кучами и громко каркали,— но кому же нужны вороны?
Й все равно можно было только удивляться, каким восприимчивым и способным оказался этот еще совсем недавно недоразвитый малыш и какое полное взаимопонимание установилось между ним и Рен-Реном. Казалось, слова были им просто не нужны, а безразличное отношение мальчика к родителям, возможно, объяснялось тем, что общение с немым оказалось интересным и поучительным и этого общения было для него вполне достаточно.
Одну неделю простояла хорошая погода, и им удалось совершить небольшую вылазку в поля, которые простирались от густого кустарника за садом Дока на целый километр или около того до самой Автострады. Здесь росла одичавшая кукуруза, которая, перешагнув через заросшие травой дороги, когда-то проложенные строителями, подошла вплотную к давно заброшенным, обветшалым или совсем разрушенным баракам, построенным на месте двух экспроприированных властями усадеб. Год за годом кукуруза разрасталась, обходясь без удобрений и всякого другого ухода, и в конце концов получились настоящие заросли жестких толстых стеблей высотой почти в человеческий рост, которые давали скудный урожай початков величиной с кулак.
Док, Рен-Рен, Бой и Аллан с мешками под мышкой шли по тропинке, протоптанной через кукурузное поле. Смайли тоже потащился за ними, однако не для того, чтобы, как он выразился, участвовать в их аграрной эпопее, а ради банки кукурузного масла, которое ему было нужно. Они собирали кукурузные початки там, где их удавалось найти, однако, следуя советам Дока, кое-что оставляли, чтобы обеспечить себе хоть какой-нибудь урожай кукурузы на будущий год. Док объяснил им, что с каждым годом кукурузные поля уменьшаются, потому что кустарники захватывают территорию, на которой раньше росла кукуруза. Возможно, им придется взяться за расчистку и прополку... Доку все время приходилось повышать голос, чуть ли не кричать— такой невероятный грохот шел с Автострады у них над головой.
Хотя одичавшая кукуруза давала маленький урожай, они собрали больше, чем могли унести за один раз. Поэтому они пришли сюда и на другой день, и на третий — все, кроме Смайли, который совсем сдал и жаловался на ссадины и волдыри на руках и на ломоту в пояснице.
— Нет, оставьте меня наконец в покое,— ныл он.— И вообще, зачем меня впутали в эту сумасшедшую затею? Я не умею заниматься ни охотой, ни земледелием. А кроме того, есть кукурузу, которая растет под Автострадой, опасно для жизни, потому что в этом проклятом зерне свинца не меньше, чем в ружейной дроби, я в этом нисколько не сомневаюсь!