У них было много дисков с документальными съемками животных, но Миша пока не охотно смотрел эти фильмы. Тем не менее, Олег поставил ему фильм про медведей, а сам решил немного прибраться – с минуты на минуту должна была прийти Настя.
Глава 29
Воспоминания, которые никогда не дают покоя. Где можно тренироваться в Москве. Савабэ Городзаэмон сталкивается, наконец, с Наставником Чжаном Даолином.
2007 год
Москва. Владимир Демьянов.
Он пришел домой поздно вечером, поцеловал спящую жену, сына, погладил спящую дочку. Она сопела, старательно посвистывала маленьким носиком. Машинка мерно жужжит, стирая белье. Он как будто впервые увидел себя и свою жену. Она была верхом женственности и красоты. Чистая и опрятная. Всегда желанная. Он растянул спину, прогнулся…
А ночью все вернулось вновь.
… Последние пять лет врачебной карьеры он работал анестезиологом в 101 родильном доме. Хороший, современный роддом, современное оснащение.
- Владимир Иванович, везут кровотечение, вторая группа крови!
Он подпрыгивает, вытаскивает два пакета с плазмой - размораживать. Прыжками несется в операционную обсервационного отделения. Операционная сестра Вика уже гремит биксами, разворачивает укладки. Он закатывает аппарат - «ирландский, с прогнившего запада», врубает американский монитор, считывающий ЭКГ, пульс, насыщение крови кислородом, уровень углекислого газа в выдыхаемом воздухе, температуру, давление…
Анестезистка Люда готовит капельницу, раскручивает стерильные наборы,
- Кесарево, срочно! – Ирина Владимировна, ответственный врач-акушер уже накинула на ходу монитор плода.
- Что, есть сердцебиение?
- Есть, но уже падает!
Каталка мчится, Володя сличает фамилию женщины, успевает спросить об аллергии, перекладывая ее на операционный стол. Люда тоже помогает, «да не преткнется твоя нога о камень», бормочут чьи-то губы, а Вика уже обрабатывает операционное поле. Фиксация, чтоб не свалилась, поворот стола по оси немного вправо, чтобы матка не пережимала сосуды.
- Когда ела в последний раз?
Стол приподнимается головным концом вверх, хоть немного уменьшить опасность регургитации.
«Полный желудок! Блин, приехали!»
Охрененный риск вводного наркоза, но совать зонд как раз сейчас нельзя. Вдох, выдох, поехали!
Прозрачная маска позволяет видеть, что губы розовые, кислород идет, игла в вене, индукция релаксантов, вводный наркоз. Прием Селлика, прижатие перстневидного хряща, чтобы не потекло из пищевода, Вова осторожно раздыхивает легкие, плавно, чтобы кислород не раздул желудок, спаси Боже, если кислое содержимое попадет в трахею - «это будет полная задница», пошли релаксанты, тело обмякает, самый опасный момент, сейчас человек может получить смертельное осложнение экстренной анестезии, если содержимое желудка попадет в легкие. Надежда только на скорость.
- Интубация!
Люда перехватывает перстневидный хрящ, держит, другой рукой протягивая зажженный ларингоскоп. Импортный, с удобным тонким клинком и яркой лампой.
Релаксация великолепная, тело податливое, Вова аккуратно разгибает голову, мягко раскрывает рот, не касаясь зубов, вставляет лариногоскоп. Отлично видна голосовая щель – ни слюны, ни соплей, ни желудочного содержимого.
Люда дает прозрачную интубационную трубку на проводнике, она с первого раза входит в голосовую щель, Люда раздувает манжетку.
- Оперируйте!
Володя выравнивает стол в приемлемое для оперирующих положение, крепит интубационную трубку, выравнивает поток газов, и параметры вентиляции.
Теперь больная не умрет от вводного наркоза, этот этап пройден. Что там с кровотечением?
Он лепит нашлепки кардиографа, Люда накидывает манжетку, аппарат начинает измерять давление, выводить параметры насыщения кислородом.
Кровь действительно второй группы, плазма совмещена, можно капать.
Акушеры вскрыли матку, выливаются потоки окрашенной кровью околоплодной жидкости, отсос хлюпает, не справляясь, вытаскивают ребеночка, тот живой, но не в лучшей форме.
Для ребеночка – согревающая лампа, кислород, интубация, педиатры делают искусственное дыхание, уносят в кювез – его жизнь начнется с искусственной вентиляции легких в инкубаторе, это не здорово, но угроза жизни уже невелика. Акушеры решают вопрос об объеме операции, Володя приподнимает ножной конец стола, льет белки…
В голове всплывает фраза:
«Быть собой»
Фраза рождает вспышку в сознании. Вспышка длится не больше одной сотой секунды, но за эту сотую секунды к нему приходит понимание:
Вот это состояние и есть буддийская «истинная таковость». Когда ни одной лишней мысли не просачивается в сознание. Разум поглощен реальностью – параметрами вентиляции, состоянием больной, показаниями приборов, ходом операции. Руки делают все сами, с первого раза, со стороны кажется, что это кино, виртуальная игра.
Экстрим заставляет делать то, что соответствует моменту, не привнося никаких эмоциональных переживаний. Кажется, что в это время личность становится простым винтом в машине, хорошо отполированным, лишенным индивидуальности. Сплошные рефлексы. Как у водителя в трудной ситуации. Как у бойца на ринге. Исчезает все, кроме реакций на внешний мир. Исчезает человек. И это не приносит никакого огорчения, сожаления, дискомфорта. Это и есть «Быть собой».
В такие минуты человек решает так, как ему подсказывает глубинная из глубинных программа. Все наносное отступает. Открывается такая внутренняя суть, о которой человек и сам может иногда не знать…
Пока не окажется, что от его реакций зависит жизнь…
А потом человек потеряет этот внутренний экстрим, сядет у телевизора, будет пить чай и поедать торт. И он уже не будет собой – он будет телевизором, чаем, тортом, но где будет он, повелитель времени, способный реагировать на десяток изменений в течении десятых долей секунды?
Вспышка в сознании гаснет, и только остаются слова:
«Быть собой».
Да, сейчас он является самим собой. Он знает - это лучше всего. Ради этого он живет.
…Опасность для жизни пациентки постепенно уменьшается. Ситуация смещается в сторону благоприятного исхода. Акушеры шьют - руки мелькают, как у жонглеров в цирке. Вика успевает менять шовный материал, сушить операционную рану, раскладывать и подавать инструменты. Акушеры еще не расслабились, лица под масками сведены судорогой смертного ужаса, глаза сосредоточенны на работе.
Володя видит, как жизненно важные параметры постепенно собираются в физиологический коридор, согласуются и выравниваются. Параметры свертываемости крови не внушают опасения. Он поддерживает глубокий уровень наркоза – с пробуждением спешить некуда, сейчас важно дать организму время для стабилизации, снять стресс. И заодно выяснить, что привело к кровотечению?
Через несколько часов он сидел в ординаторской, слушал телевизор, и пил чай с тортом. Ирина Владимировна в лицах изображала ход операции, радовалась, что все прошло относительно гладко. Володя отходил от стресса, пожирая один кусок торта за другим, и вдруг его прошило сильнейшее «Дежа Вю» - ощущение, что все происходящее уже происходило с ним, совпадая в мельчайших деталях. Очередная искра пробила его сознание:
«Так кто же я?»
В мозг хлынули длинные куски прочитанных когда-то буддийских трактатов, за мгновения прокрутились тысячи хирургических операций, он услышал вдруг чьи-то стихи, прославляющие самурайскую доблесть, и отрывки из «Камасутры».
«Точно, я перехожу в это состояние в любой экстремальной ситуации. В том числе - и в боевых искусствах, и в сексе. Я - маньяк» - поставил себе диагноз Володя, и зачерпнул ложечкой приличный кусок торта.
… Плен воспоминаний, расплата за годы, когда секунды растягивалась, и вмещали в себя судьбу человека – погибнуть ему, или остаться в живых. Расплата за годы, когда недели и месяцы проносились в бешеном ритме, растворяя осознание собственного существования в непрерывной череде стрессов…
2008 год, ранняя осень
… В воскресенье он отправился гулять с детьми. Пятилетний Кирилл бегал с игрушечным автоматом, не пропускал ни одного дерева, на которое можно было залезть. Аленке было уже больше годика, она довольно хорошо ходила, только нужно было придерживать ее за ручку. Сразу за домом начиналась аллея, засыпанная золотыми листьями кленов. Аллея вела в лесопарк, там узкая асфальтовая тропинка петляла меж соснами, посадками декоративных кустарников, старых елей, вечных московских осин, орешника, ив.
Воздух был чист, тусклое солнце пробивало голый лес, было почти тепло. Кирилл носился вокруг, висел на деревьях, его тень металась то здесь, то там.
Дочка топтала ножками по дороге, засыпанной золотыми листьями. Володя увлекся, заигрался, согнувшись над ней. Он шел справа от нее, придерживая за правую руку, любуясь, как она загребает листья ботиночками. Вдруг он ощутил резкое дуновение воздуха. Он еще не понял, что произошло, а его руки уже взяли Аленку под локоточки, потащили вправо. Вместе с дуновением воздуха послышался звук быстрого движения. Поднимая дочку в воздух, он поймал в поле зрения силуэт собаки. Перенос веса на правую ногу… Собака с хриплым рычанием щелкает зубами там, где только что была Аленка… Левая нога входит под челюсть собаки… Та отлетает, без визга, без лая, бежит обратно. Володя ставит дочку справа от себя, берет за левую ручонку. Она ничего не заметила, папа просто сменил руку…
«Расслабляться нельзя!» - всплывает в мозгу забытая фраза. Действительно, нельзя расслабляться.
- Кирилл, быстро ко мне!
Он достает мобильный, созванивается с Олегом Москаевым – тот тоже собирался гулять:
- Олег, привет!
- Ты где?
- На аллее, на нас сейчас собака набросилась!
- Напугала Аленку?
- Нет, обошлось.
- Хорошо, подходи к большим дубам, мы уже на поляне!
… Для девяноста человек из ста – ровная поляна под раскидистыми дубами – прекрасное место для шашлыка. Еще трое заметят классическую красоту пейзажа. И еще двое скажут, что здесь можно очень неплохо потренироваться. Именно к последней категории относились Володя и Олег.