Сейчас они слушали радио, грызли воблу, на самом деле, конечно никакую не воблу, а купленную в гипермаркете копченую рыбу, но кто читает, что там написано мелким шрифтом на ценнике. Рыба была похожа на воблу, и Володя считал ее воблой. Иващенко, как обычно, тянул свое безалкогольное пиво, Володя постарался, чтобы был необходимый запас, сам он тоже позволил себе расслабиться, зеленый чай и фрукты уже доконали его, хотелось острого жгучего перца, белка, и морепродуктов с глюматом, всего того безусловно вредного, и вкусного, что дало миру знакомство с китайской кулинарией.
Володя распахнул окна в своей микроскопической кухне, клейкая зелень тополей буквально ворвалась в кухню своими запахами, влагой, чередованием полос тени и яркого света, шелестом листьев. Ветерок освежал, пыли практически не было, а жара воспринималась, как дар Богов. Иващенко снял свою зеленую футболку, Володя вообще сидел в одних семейных трусах, как запорожец, а по радио шли разговоры про погоду, да кризис, да скачки курса рубля.
Петр смотрел за окно, и вспоминал свой дом под Киевом, и представлял, что жена сейчас говорит детишкам, и какие уроки задает старшему, и как дочка помогает ухаживать за малышом, и пожалуй, лучше хлебнуть еще пива, мужчина не должен выдавать своих переживаний, а, когда в сердце живут одновременно радость и сладкая боль, лучше не делиться этим с другими. Петр попытался сосредоточится, что там передают по радио, но улавливал лишь темп подачи информации, интонации, степень дурашливости, но никак не содержание. Смысл отходил на задний план, и какое дело кому до смысла, все понимают, что каждая радиостанция дует в паруса своего спонсора, и говорит лишь то, что выгодно для денег их хозяина.
Но вот по радио пошла особо длинная рекламная пауза.
- Не могу, выключу, - Володя отключил приемник.
- Давно бы так, - Петр скрутил голову очередной рыбине.
- Как твои исследования? – Володя поудобней откинулся назад, закинул ноги на табуретку.
- Уровень тревожности растет, - Петр уже отделял длинные мясистые куски от спинки воблы.
- А как ты его замеряешь?
Петр прекратил жевать, промочил горло, и с удовольствием начал рассуждать о своем любимом предмете:
- Ну, ты же знаешь, есть старый метод «больших шляп». Чем больше головной убор у мужчин, тем более они предрасположены к комфорту, спокойному времяпровождению. Когда тревожность растет, величина полей мужской шляпы резко уменьшается. А если люди носят, извини, подшлемник, - то это говорит о критическом уровне.
- Но это грубо?
- Можно точнее. Стой на улице, и считай пятнистые штаны. Коэффициент «пятнистых штанов» тоже полезная штука.
- И как со стилем «милитари» в последние годы?
- Девушки начали носить.
- Да, внушает.
- Если еще учесть, что стали носить короткие перчатки для ножевого боя, то можно прикинуть, сколько людей готовы пустить в ход ножи. Я пока такую статистику не веду, послежу, насколько прочно эта тенденция войдет в нашу жизнь. К тому же, наличие бойцовских перчаток не обязательно коррелирует с ношением ножа, это тоже надо учитывать.
- Так что получается, тревожность растет?
- Конечно! Все графики дают резкий подъем замеряемых величин. Самое важное, что падают показатели толерантности, а сочетание этих двух факторов может привести к взрыву!
- Ну, толерантность замерить еще сложнее.
- Социология – точная наука! Известно, что средние скамейки вагонов московского метро рассчитаны на шесть человек. Если люди ужмутся, то сядет семь, если сядут очень свободно, то получится пять. Если меньше пяти – значит, вагон не заполнен, и статистика недостоверна. Я веду подсчеты коэффициента 5/7 в течении многих лет. В 2000 году он составлял 880, в 2001 – 1200, а к 2008 достиг 5000!
- Ну и что из этого следует?
- Из этого следует, что в Москве закон самосохранения действует в опрокинутом виде! Ты знаешь, что в минуты опасности животные сбиваются ближе друг к другу. Например, буйволы прячут в центр молодняк, а сильные самцы выходят наружу. Сильный уступает слабому часть своей безопасности, делится своим пространством. Люди тоже в критических ситуациях собираются вместе… по крайней мере, собирались раньше. Вспомним солдат, которых слепой инстинкт сбивает в кучу под обстрелом противника, их же приходится специально убеждать, что рассредоточение эффективней для выживания! Но то война, и специфика противодействия артиллерии, а в социуме всегда реакцией на испытания была большая сплоченность! И что мы видим?
Если говорить несколько упрощенно, то впервые за много лет сильные самцы не уступают привилегированных мест молодняку и самкам, расстояние между людьми увеличивается, и это при постоянном росте тревожности!
Я уже жалею, что только с 2002 года стал измерять среднее расстояние между коленями у пассажиров. Мне открылась масса интересного! Поскольку этот коэффициент обратно пропорционален толерантности, я сразу получаю распределение по психотипам. Поведение человека в толпе оказалось зависящим не от уровня достатка или образования, отнюдь! А от чего зависит?
- Боюсь, что лучше об этом не задумываться!
- Совершенно верно! Поэтому я и не буду публиковать свои исследования, хотя некоторые выводы, возможно, продам.
- Да, ладно, мне-то можно сказать, что за выводы?
- Паника! Инверсия закона самосохранения свидетельствует о полной социальной дезориентации. Обыватель не просто напуган, он невменяем. Поскольку в истории масса примеров, к чему приводит длительное поддержание общества в состоянии паники, то ты и сам можешь обо всем догадаться.
- Ведьмовские процессы?
- Да, охота на ведьм, крестовые походы, маккартизм, ожидание конца света, - все что угодно!
- Война?
- Вот с этим – вряд ли. Перенаселение в большинстве регионов отсутствует, наоборот, почти повсеместно ощущается нехватка людей. Пока в семьях меньше трех сыновей, о желании воевать не может быть и речи!
- А, опять-таки, между нами, делать-то что?
- Есть два варианта. Эскейпизм, в любом его виде. Смыться на периферию, уехать в глушь, эмигрировать в Антарктиду. Второй вариант не прост.
- И что за вариант?
- Найти противоволну. Как на «Титанике» - стать рядом с офицером, у которого пистолет. Или с графом, который пинает под зад инквизиторов.
- Или самому таким стать?
- О, да ты растешь! Кстати, как твои дела?
- Да почти никак. Бойцов крепких нет, боевые искусства потихоньку превращаются в оздоровительные практики. Народ год от году все слабее и слабее. Не знаю, почему.
- Концепция упущенного «золотого века»! – заметил Петр, - еще один архетип. Все же сознание первично. Даже ты, мой мудрый и просвещенный друг, с твоим высшим естественнонаучным образованием, мыслишь штампами, подпадаешь под власть архетипов. А значит – теряешь способность замечать тонкие грани реальности!
- Вовсе я не теряю связи с реальностью. Но посмотри сам – сколько приходит на занятия хилых – низкий рост, впалая грудь, сколиоз, плоскостопие. И это в эпоху гипермаркетов! Когда полки ломятся от дешевого и разнообразного питания. Я не могу понять, как можно довести себя до такого состояния.
- Да, мой друг, давно ты не покидал пределов Садового Кольца! – заметил Петр.
- Какая разница, где я работаю? Тенденции одинаковы для всех, независимо от места жительства. Да сейчас дешевые продукты доступны всем.
- Вот тут ты весьма ошибаешься!
- В чем? – недоумевал Володя.
- А ты видел наших солдат? – спросил его Петр.
- Видел, а что?
- Заметил, какие они все малорослые? Они все в детстве систематически недоедали. Половина страны голодных детей, а ты говоришь – гипермаркет!
Володя задумался. Даже, если учитывать, что Петр не совсем «наш», и строго говоря, «его» солдаты недоедают еще больше, он все же прав. Средний рост призывников заметно падает, да и общий уровень здоровья тоже низок, как никогда. Поэтому так трудно найти желающих заниматься жесткими видами единоборств, и так востребованы оздоровительные системы. С другой стороны, «когда тигра нет в лесу – и обезьяна – царь зверей». Даже небольшие успехи в боевом искусстве быстро поднимают человека «над толпой», образно выражаясь. Володя погрузился в привычные размышления о целях занятий боевыми искусствами, и едва не пропустил, как вскипели креветки.
Володя вскочил, готовый действовать, а на Петра вдруг снова напала усталость и разочарование. В последнее время это происходило довольно часто, «кризис среднего возраста», наверное, и что с этим делать, он не знал.
Петр вновь и вновь ломал голову, что заставляет его заниматься социологией, и вдруг – он просто неудачник, и все эти разговоры – сплошная брехня, а суть в том, что они не оторвали от жизни жирный кусок, и сидят сейчас здесь без маек, изображая брахманов, а на деле они не какие не брахманы, а просто неудачники, и о каком благородстве можно говорить, если ты пешеход и перемещаешься по городу не в автомобиле. Вдруг все эти заумные рассуждения, эти наблюдения, умозаключения – просто прикрытие того простого факта, что прошло время благородных, а мир разделился на богатых и бедных, и в этом весь смысл.
Володя слил кипяток, вывалил горячих креветок в огромное блюдо, установил в центре стола. Иващенко вышел из оцепенения, крякнул, долил себе еще пива. Володя схватил креветку, она оказалась еще чересчур горяча. Он вновь обратился к Петру:
- Кстати, а какие еще параметры ты замеряешь?
Петра вдруг снова одолели сомнения:
- Скажи, тебе это действительно интересно? Ты не смеешься надо мной? Не считаешь меня чокнутым неудачником?
Володя вздохнул, - «да я сам в тех же сомнениях, с тех пор, как бросил медицину, каждый день и час задаю себе этот же вопрос. Но останься я там, так же мучился бы теми же самыми сомнениями, как говорил мудрый Насреддин – делай как хочешь, все равно будешь жалеть!»
- Мне ты не поверишь, а что говорили Древние Греки о неудачниках?