— У вас есть пятнадцать минут. Умеете завязывать бабочку? Если нет, крикните, я буду в коридоре.
Я проводил его все еще сонным взглядом и устало вздохнул. Во сне я видел Агату, она шла со мной под руку по цветущей вересковой пустоши, и ветер развевал атласные ленты на ее соломенной шляпке...
Экипаж уже ожидал нас на улице. Кроуфорд осмотрел меня с ног до головы, поправил бабочку и, вроде бы, остался всем доволен.
— Вы нервничаете? — спросил я, как только экипаж тронулся.
— Это так заметно? — я кивнул. — Я наслышан о талантах мадмуазель Камелии и предвкушаю, как увижу приписываемые ей чудеса своими глазами.
Я осторожно, чтобы не задеть его чувств, поинтересовался, не думает ли он, что чудеса эти могут оказаться обманом.
— Думал, конечно, — легко признался Реджинальд. — В Париже, как, я полагаю, и во всем мире действует целая армия фальшивых спиритов. Они дурят доверчивых людей и наживаются на их вере и их горе. Однако я надеюсь, что нас ожидает вовсе не это, в конце концов, талант мадмуазель Камелии заметил сам Жером Лафонтен, а он в таких вопросах редко ошибается.
Рю де Лешель находилась не так уж далеко от особняка Кроуфорда, поэтому мы доехали быстро, могли бы дойти и сами, но виконту не полагалось прибывать на подобные мероприятия, где собирались избранные, пешком. Дом этот я изучил досконально и мог с закрытыми глазами его нарисовать, правда, внутри ни разу не был. В холле нас встретил дворецкий, похожий на большой тощий восклицательный знак, он помог нам раздеться и проводил в гостиную. У меня было достаточно времени, чтобы пофантазировать на тему предстоящего сеанса, и действительность оказалась недалека от самых моих печальных ожиданий.
Как вы представляете себе жилище черного мага из суеверного средневековья или, скажем, мрачный склеп вампира? Представили? Так вот, мадмуазель Камелия точно знала, как произвести впечатление на почтенную публику, и едва ли кто-то из них отдавал себе отчет, насколько смешно и пафосно это выглядит. Напротив, собравшиеся в гостиной гости сидели на стульях, установленных в центре несколькими рядами, с лицами, преисполненными торжественности. Следом за мной вошел Кроуфорд, и театральность обстановки от него также не укрылась. Стены были задрапированы тяжелой черной тканью, окна занавешены бархатными шторами густого бордового цвета. Мебель предусмотрительно вынесли, а на полу, опустевших полках и на слабо тлеющем камине горели толстые парафиновые свечи, отчего комната наполнялась мрачными тенями и колеблющимся, тревожным светом. Идеальная атмосфера для гениальной мистификации, только паутины и летучих мышей не хватало для полноты картины.
— Месье Кроуфорд, месье Найтингейл, — нам навстречу поднялся сам Лафонтен и по очереди пожал руки, — вы как раз вовремя, мадмуазель Камелия готовится к выходу. Прошу вас, присаживайтесь, сейчас начнется.
Наши с Реджинальдом места оказались очень близко к "сцене", во втором ряду, прямо за почетными членами Общества. Из темноты степенно выплыла высокая, очень худая девушка в траурном темно-синем платье, насколько я мог рассмотреть, и в длинной плотной вуали из черного кружева, закрывающей лицо и спадающей на грудь. Я торопливо моргнул, прогоняя незваный образ Агаты из моих кошмаров.
— Приветствую вас, — голос медиума звучал приятно, немного низковато для женщины, но все равно очень красиво. — Я чувствую, как духи собираются на мой зов. Я уже готова.
Для нее приготовили стул и стол, на котором уже были письменные принадлежности и стопка бумаги. Мадмуазель Камелия присела на край стула, прямая, как струна, взяла перо в руки и обмакнула в чернила.
— Сейчас я войду в транс, — пояснила она. — Духи будут шептать мне ответы на ваши вопросы, а я, повинуясь их воле, буду писать. Эта техника называется автоматическое письмо. Дайте мне минуту, мне нужно сосредоточиться.
По рядам гостей прошла волна шепотков, и все стихло. За спиной медиума возник мужчина в черном костюме, он откинул на девушке вуаль и аккуратно завязал ей глаза черной шелковой лентой. Мадмуазель Камелия положила руки на стол, запрокинула голову и вдруг резко выгнулась, вскрикнула, впиваясь ногтями в столешницу, и вот уже она сидела ровно, безвольно вытянув перед собой руки. Помощник подложил ей под руку чистый листок.
— Она готова. Спрашивайте.
Мужчина с дальнего ряда робко поднял руку:
— Леони здесь?
Мадмуазель Камелия сжала перо и несколькими резкими грубыми движениями написала ответ. Ее помощник осторожно вынул листок из-под ее руки и прочитал вслух:
— "Да, дорогой".
Я услышал в тишине, как мужчина сдержанно всхлипнул:
— За что ты так со мной, с нашими детьми, Леони?
И снова медиум, не меняя позы и не совершая ни единого лишнего движения, нацарапала ответ.
— "Ты знаешь, дорогой. Он не виноват".
Осмелев, люди один раз другим стали задавать свои вопросы. Как поживает на небесах тетушка Шарлин, когда наступит конец света, как вразумить беспутного сынка и, что меня особенно поразило, куда вложить деньги. Духи знали ответы на все, но, на мой взгляд, ответы эти звучали несколько размыто. В них без труда можно было услышать то, что хочешь услышать, особенно, если уже сам для себя все давно решил. Очень скоро мне стало скучно. Автоматическое письмо не произвело особенного впечатления. Если уж на то пошло, медиумы говорящие выглядят куда более эффектно, чем медиумы пишущие.
— Мадмуазель Камелия устала, — торжественно возвестил ее ассистент. — Прошу вас, господа, проявите понимание. Общение с духами отнимает слишком много сил.
Гости начали подниматься, как вдруг медиум резко вскочила, опрокинув стул и высоким, совсем не похожим на ее собственный, голосом громко выкрикнула... мое имя!
— Джон! — ее английский оказался безупречен и слегка отдавал йоркширским акцентом. — Будь осторожен, Джон! Очень холодно, очень холодно!
Из-за ширмы мгновенно появилась женщина в форме горничной и увела едва держащуюся на ногах девушку. Ассистент торопливо извинялся перед публикой, а я же, не помня себя от гнева, устремился туда, куда уведи Камелию.
— Стойте! — Реджинальд схватил меня за локоть и удержал на месте. — Вы с ума сошли? Что на вас нашло?
К нам подошел взволнованный Лафонтен:
— Прошу прощения, господа, иногда общение с иным миром происходит... не по плану.
Я почти с ненавистью — чувством, слишком часто преследующим меня в последнее время — выпалил в его круглое холеное лицо:
— Вы зашли слишком далеко! Я никому не позволю глумиться над памятью Агаты, никому, слышите!
Этот едва заметный акцент и то, как она произносила мое имя. — все это было слишком личным, принадлежащим только мне и никому больше. Они посягнули на самое святое, что осталось в моей жизни. Боже, как я ненавидел их за это!
Кроуфорд обхватил меня за плечи, пытаясь удержать от глупостей, кои, по его мнению, я собирался совершить:
— Ну же, успокойтесь. Вы же не хотите стать посмешищем для всего Парижа?
На нас действительно смотрели. Искоса, осторожно, чтобы не выглядеть любопытными. Захотелось послать этих лягушатников к чертям, но я сдержался, исключительно ради Реджинальда, и это стоило мне большого труда.
— Идемте, — он потянул меня к выходу. — Сядем в экипаж и уедем, а утром вы мне все обстоятельно расскажете. Давайте, Джон, идемте.
Я бросил последний взгляд на ширму, за которой скрылась мошенница в черной вуали:
— Я пойду пешком. Кроуфорд, — я степенно кивнул. — Месье Лафонтен. Приятного вечера.
Легкий мороз январской ночи остудил мой пыл. Кучер проводил меня скучающим взглядом, бегать за друзьями хозяина не входило в его обязанности, поэтому я, никем не преследуемый, удалился достаточно далеко от рю де Лешель, впрочем, не стремясь скорее вернуться домой. В дом виконта Кроуфорда, если быть точным. Маленькая оговорка, а какие неприятные и тоскливые мысли она способна пробудить. В ночной темноте город казался совершенно непохожим на себя, как две стороны одной и той же монеты. Давно погасли окна благопристойных парижан, но еще ярче засияли вывески дешевых кабаков, веселых домов, богомерзких притонов. Пару раз мимо проходили личности, встретить которые было не самой лучшей приметой, если, конечно, не мечтаешь расстаться с кошельком, а то и с жизнью. Видно, у Провидения были на меня иные планы, ибо я без происшествий добрался до ярко освещенных улиц вечно неспящего центра, правда, изрядно продрог. Пора было оставить глупую гордость, вернуться и объясниться с Реджинальдом.
— Я бы не отказался от крепкого ирландского виски. А вы?
Сердце пропустило удар. Я обернулся и увидел идущего рядом со мной человека. Ядовитая зелень его глаз пылала на узком хитром лице болотными светлячками. Он улыбнулся мне:
— Доброй ночи, доктор Найтингейл. Она ведь добрая, эта ночь?
— Мистер Вандерер! — громко воскликнул я. — Какого дьявола?!
— Тише, прошу вас, не поминайте нечистого. Он ведь и появиться может. Кстати, здесь меня зовут месье Вояжер*.
Я не знал, что думать, что делать. Человек, легко меняющий имена, смотрел на меня и любезно улыбался, однако я, вопреки всему, не чувствовал угрозы, пусть и подозревал, что наша встреча отнюдь не случайна. Да и можно ли называть его человеком?
— Вижу, вы правильно истолковали мое послание, — меж тем продолжил "Вояжер". — Не обижайтесь на таинственность, что мне пришлось напустить. Ситуация достаточно серьёзная, чтобы перестраховаться.
Я решил, что буду вести себя как обычно, будто ничего особенного не произошло, поэтому поддержал разговор:
— Кто вы такой на самом деле? Почему преследуете меня, месье... Как же все-таки вас называть?
Он негромко рассмеялся:
— Называйте Путником. Я изрядно далеко ушел от своего дома, так что это имя мне подходит. В остальном же позвольте мне молчать и дальше, ибо скоро вы получите ответы из более... надежного источника.
— Тогда зачем вы заговорили со мной?