Страницы моей жизни — страница 53 из 156

Но в многочисленных журналах, лежавших грудами на столах библиотеки, я находил превосходные статьи о самых важных научных проблемах, которые меня интересовали, о новых течениях в области этнографии и социологии. Целый ряд обычаев и обрядов, смысл которых для меня был неясен, мне становился понятен, благодаря углубленному их толкованию того или иного крупного ученого, толкованию, которому в журналах посвящались специальные статьи.

Естественно, что чтение книг и журнальных статей отнимало у меня очень много времени. Однако, я урывал ежедневно час-другой для составления подробного отчета о моей четырехлетней исследовательской работе в Забайкалье.

Удалось мне также за три месяца моего пребывания в Иркутске написать несколько статей об этнографии бурят для выходивших периодически «Известий» Восточно-Сибирского отдела Географического общества. Наконец, я от времени до времени давал также статьи для газеты «Восточное обозрение», в редакционную коллегию которой Попов меня ввел.

Жителю Западной Европы или Северной Америки было бы, наверное, не понятно, как такая небольшая и бедная газета, как «Восточное обозрение», могла приобрести такое огромное влияние на сибирскую общественность, какого она добилась в восьмидесятых и девяностых годах прошлого века. Но это был несомненный факт, который с точки зрения русского общественного развития представляет большой интерес.

Идейный успех «Восточного обозрения» имел глубокие причины. Надо помнить, что Сибирь в течение столетий оставалась на положении колонии, куда высылались наиболее серьезные преступные элементы. Она была как бы свалочным местом для разбойников, грабителей, убийц, поджигателей, крепостных, уличенных в тяжких преступлениях, и, наконец, для политических преступников и сектантов. Останутся ли эти извергнутые из русской жизни люди в живых, или погибнут – для правящих кругов было безразлично. На жившие на сибирских просторах инородческие племена эти круги тоже смотрели лишь как на данников, которые в той или иной степени могут обогащать казну своим «ясаком», особым налогом, который инородцы вносили пушниной. Но время шло, население Сибири увеличивалось. В упорной борьбе с суровыми климатическими и географическими условиями вырастали новые, закаленные в тяжком труде поколения, которые строили в Сибири новую жизнь.

Это были сильные люди с гордым и независимым характером. По многим причинам русское правительство крепостного права в Сибири не вводило, и в этой стране изгнания выработался совсем другой тип человека, нежели в Европейской России. Сибиряки вырубали дремучие леса, расчищая их под пашни, они осушали болота, они основывали города и создали тысячи и тысячи деревень. Исподволь, но неуклонно они превращали необъятную сибирскую пустыню в населенный край. Но русское правительство почти до 80-х годов прошлого века продолжало относиться к Сибири как к колонии, куда оно направляло беспрестанно «вредные для общества элементы».

Почти ни одна из благодетельных реформ эпохи 60-х годов не коснулась Сибири. Достаточно указать, что в 1895 году в Сибири еще функционировал старый, дореформенный суд. Земского самоуправления сибирское население не могло добиться до революции 1917 года; оно не знало суда присяжных, а народное просвещение находилось в обширной Сибири в довольно плачевном состоянии.

Но жизнь не считалась с реакционной политикой русского правительства. Сибирь неуклонно развивалась экономически, развивалась также и крепла сибирская общественность. Незримыми путями в эту страну проникли передовые идеи и передовые общественные настроения.

Там недоставало народных школ и учителей, но их роль выполняли политические ссыльные, которыми департамент полиции старательно наполнял самые глухие и гиблые места этого обширного края. И эти политические ссыльные обучали и воспитывали целые поколения сибирских детей и сибирской молодежи. Эти импровизированные учителя проделали также в Сибири огромную культурную работу. Они принесли с собою не только знание, но новую мораль, новые возвышенные идеалы. С течением времени мало-мальски зажиточные сибиряки стали посылать своих детей в гимназии, а затем и в высшие учебные заведения – в Казань, Москву, Петербург.

И эта молодежь возвращалась на свою родину, обогащенная знаниями и окрыленная желанием бороться за освобождение «их» Сибири от ее унизительного и нестерпимого положения.

Тот факт, что правительство относилось к Сибири как к падчерице, вызывал у сибиряков резкую реакцию в виде ярко выраженного стремления добиться для своей родины широкой автономии.

Психология культурных сибиряков была приблизительно такая. Правительство игнорирует наши насущнейшие интересы и относится к нам с преступным пренебрежением, так вот мы ему покажем, что мы умеем отлично строить свою жизнь без него! Мы даже не хотим, чтобы эта злая наша мачеха – правительство – вообще вмешивалась в наши дела. Такие приблизительно мысли имел смелость высказывать в 60-х годах знаменитый сибиряк Григорий Николаевич Потанин, и за такие дерзостные пожелания он был приговорен к каторге, что создало ему славу и завоевало ему глубочайшую любовь среди широких слоев сибирского общества.

По отбытии срока каторги и после восстановления его во всех правах Потанин посвятил себя научным исследованиям и стал одним из известнейших русских этнографов и фольклористов, но сохранил верность идеалу своей юности и остался до конца дней своих страстным сибирским патриотом и горячим сторонником сибирской автономии (сибирского областничества). Его влияние на сибирское прогрессивное общество было огромно, а для радикально настроенной сибирской молодежи он слыл живым символом духовной независимости, чистейшего идеализма и жертвенной любви к Сибири.

В 80-х годах прошлого века перед Сибирью встал ряд весьма сложных экономических и социальных проблем. Дело в том, что российское крестьянство все больше страдало от безземелья. Миллионы пролетаризованных крестьян, наслышавшиеся о сибирских просторах, мечтали о переселении в Сибирь, чтобы там снова осесть на землю. Началась эта тяга на новые земли вскоре после крестьянской реформы, но правительство запрещало массовые переселения в Азиатскую Россию по политическим соображениям, в значительной степени под давлением помещиков, которым безземельные крестьяне были нужны как дешевая рабочая сила.

Но в начале 80-х годов крестьянское безземелье приняло такой угрожающий характер, что царское правительство вынуждено было открыть Сибирь для переселенцев, и в этот обширный, но малонаселенный край потянулись сотни, сотни тысяч крестьян из Украины и центральных русских губерний.

Это огромное переселенческое движение поставило на очередь целый ряд новых задач – экономических, социальных и культурных. Надо было отвести этой массе прибывавших крестьян подобающие участки земли, координируя интересы новоселов с интересами старожилов. Надо было организовать медицинскую санитарную помощь переселенцам. Нужно было перестроить всю сеть народных школ, необходимо было прокладывать новые дороги, как общего значения, так и местного, и т. д. Тогда сибирская общественность решила так или иначе принять участие в той огромной и тяжелой работе, которая совершалась на их глазах, тем более что правительственные учреждения не всегда с ней справлялись, как следует.

Переселенческим движением и сопряженными с ним экономическими и социальными вопросами заинтересовались сибирские отделы Русского географического общества. Выросшей в огромное общественное явление переселенческой проблеме стала уделять большое внимание русская прогрессивная повременная печать. Заодно она также заинтересовалась и общим положением Сибири.

Само собою разумеется, что и сибирская передовая общественность употребляла все усилия, чтобы ее голос был услышан и чтобы правительство наконец вспомнило о чисто сибирских нуждах и стало проводить в жизнь те реформы, которых Сибирь ждала так долго и никак не могла дождаться.

При таких обстоятельствах талантливый публицист и большой сибирский патриот Ядринцев решил издавать еженедельный, журнал «Восточное обозрение», который, по его идеям, должен был быть знаменоносцем и борцом за раскрепощение Сибири и ее уравнение в правах с метрополией.

С большим трудом Ядринцеву удалось добиться разрешения на издание журнала, который, однако, подлежал предварительной цензуре. Тяжелое это было испытание для Ядринцева, но он боролся с цензурой героически и добился своей энергией и талантом того, что «Восточное обозрение», несмотря на все цензурные строгости, стал органом передовой сибирской мысли. К нему чутко прислушивалась вся культурная сибирская общественность и с ним серьезно считались литературные и общественные круги Москвы и Петербурга.

После смерти Ядринцева Попов продолжал его трудную и ответственную работу. Эта работа требовала от Попова большой жертвенности, не только потому, что газета (при Попове «Восточное обозрение» стало ежедневной газетой) давала постоянные дефициты и надо было лезть из кожи, чтобы покрывать эти дефициты, но и потому, что вести периодический орган при сибирских условиях было настоящим подвигом.

Газета отнимала у Попова почти все его время и все силы, не говоря уже об упорной, ежедневной тихой борьбе с цензурой. Правда, в 1895 году цензорский пресс несколько ослабел. Со смертью царя Александра III мрачная реакция стала немного сдавать.

И в Иркутске тоже чувствовали, что что-то в России переменилось… Быть может, политика генерал-губернатора Горемыкина также была отголоском едва-едва заметной перемены, происшедшей со смертью Александра III в высших правительственных сферах.

Как уже было сказано, «Восточное обозрение» выходило в 1895 году ежедневно, и состав редакционной коллегии этой газеты, равно как ее ближайших сотрудников, был примечателен во многих отношениях. Официальным редактором ее был Попов, он же заведовал административной частью ее. Писал он также довольно часто передовые статьи, но самой трудной задачей его было ладить с цензурой и спасать статьи от цензорского усердия.