С самого начала выяснилось, что принципиальных разногласий нет между делегатами. Выработали программу, наметили план объединенных конкретных выступлений.
Единогласно съезд постановил, что новая создавшаяся организация «Союз союзов» будет федеративной институцией, которая будет считаться с мнениями союзов, из которых она состоит. Выбрали Центральный комитет, которому съезд поручил много политических директив, и так как настроение и политические взгляды всех делегатов оказались солидарными, то Центральный комитет получил широкие полномочия. Большую радость и энтузиазм вызвал на съезде тот факт, что «Союз русских крестьян» присоединился к нам. Правда, этот союз был еще тогда очень скромной организацией, но мы были уверены, что он привлечет к себе большие массы крестьян и превратится в мощную политическую силу. Так и получилось.
В Центральный комитет в новом «Союзе союзов» были выбраны оба еврейских депутата: Брамсон и я. Съезд кончился в очень оптимистическом настроении. Прогрессивные и революционные элементы создали свой представительный орган. Очень скоро «Союз союзов» имел случай организовать открытое политическое выступление против русского самодержавия.
История была такова.
Когда возник проект послать на Дальний Восток наш флот в помощь Куропаткину, который потерпел сильное поражение под Мугденом, то вся русская общественность, кроме немногочисленной группы реакционеров, была против этого проекта, и все-таки несчастный адмирал Рождественский со своим флотом был послан во Владивосток, несмотря на то, что мощный японский флот закрыл перед ним все дороги. В большой тревоге вся Россия следила за тем, как флот Рождественского проделал это путь. Было много специалистов, которые даже не верили, что «старые калоши» Рождественского (так они называли его корабли) достигнут Тихого океана. Но они добрались, чтобы там погибнуть 16 мая. Это было ужасное и к тому же преступное поражение. И вся вина пала на русское правительство и на царя, потому что он одним словом своим мог уничтожить этот преступный план – послать на верную смерть сотни и сотни флотских офицеров и матросов. Трудно передать словами ужасное впечатление, которая цусимская трагедия произвела на всю Россию!
Открыто проклинали и министров, и царскую семью, и самого царя. Враги России торжествовали. Царь и его окружение чувствовали себя скверно. Они понимали, какой позор они навлекли на Россию своим «кровавым воскресеньем», погромами и своей несчастной войной, которую сами провоцировали своим поведением на Дальнем Востоке.
Этот момент, когда царское правительство было растеряно, «Союз союзов» решил использовать, чтобы организовать открытую политическую демонстрацию. Через несколько дней после трагической цусимской битвы Центральный комитет союза дал знать всем союзам Петербурга, что в такой-то день, в такой-то час в Павловске, одной из царских резиденций вблизи от Петербурга, состоится политическая демонстрация. Было предложено, чтобы народ собрался в большом зале, где происходили симфонические концерты. Был назначен час, когда в зале играла музыка. Других подробностей члены союза не знали.
В назначенный час в зале собрались несколько сот человек, и опытный наблюдатель легко узнал бы выдающихся представителей петербургской демократической и революционной интеллигенции. Музыканты и демократическая публика, которая всегда посещала эти концерты, с большим удивлением наблюдали за этим чужим народом, который заполнил помещение. Оркестр спокойно играл, и в зале была тишина. После какого-то номера среди публики началось движение. На скамью прыгнул пожилой человек и крикнул: «Слушайте!» Музыканты перестали играть, и часть публики испуганно повернулась в сторону человека, который крикнул. Это был Александр Иванович Новиков, известный социал-революционер, бывший городской голова Баку. Он обратился с пламенной речью ко всем присутствующим в зале. Он обрисовал страшное положение России и трагедию Маньчжурии по вине авантюристов царского окружения, которые вызвали войну с Японией. Россия больше терпеть не может. Народ должен взять власть в свои руки. Мы должны получить политическую свободу. Надо созвать Учредительное собрание.
Когда Новиков почти кончил свою речь, налетела полиция, но наши люди уже стояли наготове у закрытых дверей и старались всеми силами не впустить жандармов. Борьба продолжалась недолго, полиция ворвалась в зал, и началось общее избиение. Полиция была вооружена револьверами. Наши имели только палки и зонтики. Силы были неравные, и полиция выгнала нас из зала. Избиение продолжалось на улице, в саду, который окружал концертный зал. Впечатление, произведенное нашей демонстрацией, было огромное: в первый раз видное русское демократическое общество выступило открыто со своими революционными требованиями. И как правдиво было передано настроение широких русских масс, можно судить по тому, что правительство не посмело нас тронуть, несмотря на то, что полицейский департамент имел точные данные об участниках этой демонстрации. И такое «мягкое» отношение к демонстрантам могло только объясниться тем, что в сравнении с другими событиями, которые тогда происходили в России, наша демонстрация была «пустяком». Это была эпоха массовых рабочих забастовок; в Петербурге были серьезные события в Гвардейских экипажах; по деревням разлились стихийные восстания и погромы. Крестьяне захватывали усадьбы помещиков и делили между собой землю. Они нападали на поместья, грабили и поджигали и смотрели с радостью, как огонь все пожирает. Это были те «иллюминации», о которых депутат Герценштейн через год в Государственной думе говорил: «Все это были первые вспышки близкой революции, которая была глубоко спрятана в русской жизни и ждала подходящего момента для выхода».
Стоит здесь отметить, что никто из нас не чувствовал, что революция так близка. Мы видели, что народные массы вышли из состояния инерции, что они инстинктивно ищут возможности создать новые социальные и экономические отношения, и мы были готовы помочь им в их поисках, и поэтому мы боролись против царизма за политическую свободу, но что революция придет через несколько месяцев – этого никто из нас, кажется, не предполагал.
Как гром перед грозой было принято во всей России восстание матросов на броненосце «Потемкин-Таврический». Как обыкновенно, этот большой пролог русской революции 1905 года начался от случайного инцидента, который стоил жизни матроса. В маленькой записке, которую восставшие матросы оставили на мертвом теле убитого матроса, они объяснили причину своего восстания так: «Граждане одесситы, перед вами лежит тело матроса, которого бесчеловечно убил офицер корабля «Князь Потемкин-Таврический» только потому, что он отважился сказать, что борщ, приготовленный для матросов, несъедобный. Перекрестимся и восстанем за наши права. Смерть всем кровопийцам! Да здравствует свобода!» Эта прокламация была новой, примитивной. Она еще не дает понять чувство злобы и возмущения, которые заставили матросов поднять бунт. Еще не видно ясно, чего они хотят и какие у них надежды. В другой прокламации, через несколько дней, те же матросы обращаются ко всему миру, требуя прекращения войны в Маньчжурии и созыва Учредительного собрания на основе равного и тайного голосования.
Как известно, это воззвание было написано после того, как броненосцу удалось выйти в открытое море и достигнуть румынского порта. Во втором воззвании ясно слышен голос революционной борьбы. Это было возмущение, это был признак того, что пора правительству выполнить свое обещание, данное 18 февраля, созвать народных представителей, чтобы спасти Россию и вывести ее из того состояния, в котором она находилась.
Ясно, что погромы в деревнях, пожары и восстание потемкинских матросов заставили царя и его министров энергично заняться вопросом, как поскорее созвать представителей народа.
Был пущен слух, что специальное совещание под председательством самого царя вырабатывает проект конституции. В это же время узнали, что проект имеет влиятельных противников. Говорили также, что царь собирается созвать Земский собор. В конце июля уже знали, что проектируют собрать Думу с исключительными правами. Нам, евреям, влиятельные люди сообщили «радость», что, наверно, мы права выборов не получим, потому что Трепов, тогдашний диктатор России, настаивает, чтобы евреев не допустили к выборам. Понятно, что Трепов не был единственным на этом совещании, который считал, что евреи в реформированной России должны быть лишены гражданских прав. И так наш еврейский Центральный комитет оказался перед опасностью, что русские евреи останутся единственными среди народов России без права посылать своих делегатов в коллегию, о характере и структуре которой еще ничего неизвестно. Естественно, что наш ЦК решил всеми силами бороться за то, чтобы евреям дали право голоса наравне со всеми русскими гражданами. Это была тяжелая задача: выступать открыто с протестами и требованиями было опасно. Во-первых, потому, что информация, которую мы получили, была сугубо секретной, так как совещание было секретным и никто не должен был знать, что на нем происходит. Во-вторых, государство было еще достаточно сильно, чтобы не считаться с требованием евреев. Итак, еврейский ЦК решил использовать другие пути, попробовать повлиять на министров, чтобы они во время совещания добились права голоса для евреев.
Первым долгом подумали о Витте, который, как мы знали, осмеливался не соглашаться с Треповым и считал нецелесообразным подарить евреям равные с другими гражданами права. Еврейские деятели Слиозберг и Кулишер взяли на себя миссию договориться с Витте. Как и ожидали, Витте к нашей делегации отнесся дружелюбно и заверил ее, что постарается сделать так, чтобы у евреев не отняли права выборов. Но поскольку решение этого вопроса больше всего зависело от двух высокопоставленных личностей – Коковцева и Герарда, Витте дал Слиозбергу совет постараться попасть к этим двум сановникам и убедить их, что по справедливости евреи должны непременно получить право выборов в будущую Думу. Как мне помнится, с Коковцевым разговоры шли туго. Слиозбергу и Кулишеру пришлось вести долгие споры об еврейской проблеме. Коковцев считал, что было бы странно дать евреям право выборов в то время, как они ограничены в обыкновенных гражданских правах. Кроме того, Коковцев нашел, что было бы несправедливо дать возможность евреям участвовать в политической жизни России, потому что они не объединили все части России и не они создали мощное русское государство. Слиозберг ответил, что евреи не могли участвовать в создании русского государства, потому что их не допускали к государственной деятельности, но вместо этого они много сделали для экономического положения России. Это должен признать каждый беспристрастный государственный деятель. Дискуссия продолжалась целый час и кончилась тем, что Коковцев дал понять, что он не выступит против предложения дать евреям право голоса. Герард сразу обещал, что он будет голосовать «за».