настроены очень антисемитски, наоборот, во многих случаях они выступали на выборах вместе с евреями. В Ковно и Гродно крестьяне голосовали вместе с евреями. В Подольской губернии они тоже были готовы идти с евреями, но из этого ничего не вышло, потому что евреи выставили в качестве своего кандидата барона Гинцбурга, который был богатым помещиком. За такого кандидата крестьяне не могли голосовать, потому что они принципиально решили не отдавать своих голосов ни за помещиков, ни за предводителей дворянства, ни за священников. Крестьянство выдвинуло такой лозунг: «Мы должны выступать вместе с евреями. Мы дадим им права, а они нам помогут получить землю».
Как мы знаем, результат выборов был неожиданным. Несмотря на правительственный террор и на неправильное проведение закона о выборах, который был проведен сознательно, чтобы отстранить все оппозиционные элементы, почти все большие города послали в Думу депутатов-кадетов, то есть членов партии «Народная свобода». Эта партия имела в Думе большое количество высокообразованных выдающихся политических деятелей, которые сразу же заняли в ней влиятельное положение. Царские министры надеялись, что чем больше будет крестьянских представителей, тем сильнее у них будет поддержка. Эта надежда оказалась ложной. В Думу вошли несколько десятков крестьян, которые понятия не имели, что из себя представляет народное представительство и что они должны делать в Думе. На этих депутатов, не знающих, что просить и что требовать, черносотенцы могли оказывать влияние. Но более сознательные крестьяне, те, которые пришли в Государственную думу требовать «землю и свободу», сразу обособились в отдельную, очень «левую» группу с радикальной программой под названием «Трудовой группы» в количестве 130 человек. В нее вошли несколько народных учителей и интеллигентов, но основная масса была крестьянской, которая очень скоро образовала единый организм, имевший все характерные признаки партии. Их программа была во многом близка к программе партии С.Р. (социалистов-революционеров). И если принять во внимание, что в последний момент выборной кампании на Кавказе был выбран десяток социал-демократов, становится ясным, что самодержавие на выборах потерпело ужасное поражение. Несколько десятков черносотенцев, вошедших в Думу вместе с правыми партиями, составили ничтожное меньшинство. Недаром первую Думу назвали «Думой народного возмущения» и недаром все ее существование продолжалось 72 дня.
Должен сказать, что мне пришлось близко коснуться работы первой Думы. Причиной того были два обстоятельства. Во-первых, в связи с событиями пришлось много времени уделить вопросу об евреях, и наш еврейский Центральный комитет имел очень много работы. Во-вторых, я с первого же момента очень заинтересовался «Трудовой группой», и мне удалось тесно связаться с нею и принимать участие в ее работе.
Как только первая Дума собралась, периодическая пресса вновь ожила и создались социалистические газеты. Социалисты-революционеры начали издавать ежедневную газету «Мысль» и маленький еженедельный журнал «Народный вестник». Редактором газеты был Чернов, а редактором журнала Русанов. Я писал для газеты и был членом редакции «Народного вестника». В редакции газеты «Мысль» я познакомился с депутатом Аникиным, который прошел на выборах как крестьянский депутат и был одним из основателей «Трудовой группы». На самом, деле он был социалистом-революционером (С.Р.) и очень важным членом партии. Принимать участие в выборах как С.Р. он не мог, потому что эта партия бойкотировала Думу. Крестьяне его района очень его ценили и требовали, чтобы он выставил свою кандидатуру. Он дал свое согласие, и его избрали. Он был народным учителем, умным человеком, очень выдержанным и образованным, политически вполне сознательным, кроме всего, был замечательным организатором. Все эти качества дали ему возможность объединить вокруг себя левонастроенных крестьян. Когда я познакомился с Аникиным, мне уже нетрудно было посещать квартиру, на которой эта группа проводила свою работу. Там я завязал новые знакомства. В течение нескольких дней я вел беседы с группой депутатов-трудовиков, и мне стало ясно, что рядовые члены этой группы нуждаются в двух вещах. Во-первых, им необходим юрист-консультант, который должен ежедневно быть на месте, чтобы отвечать на многие вопросы, интересующие депутатов, объяснять им их права и обязанности, наказы Думы и т. д. Я предложил группе, что с удовольствием возьму на себя роль быть их консультантом. Мое предложение им понравилось, и я стал у них работать. Я ежедневно бывал в этой группе по нескольку часов, и все-таки накопилось столько работы, что я был вынужден привлечь еще двух моих друзей адвокатов.
Кроме юридических консультаций и объяснений, депутаты из крестьян требовали еще и другую помощь. Им нужно было многое разъяснять. Они являлись членами хоть и примитивного, но все же парламента и не имели почти никакого понятия о том, что такое парламент, что такое народное представительство, в чем состоит суть собрания представителей; как должны быть организованы выборы, чтобы мнения и требования народа могли свободно выражаться; насколько большое значение имеет характер закона о выборах и политические условия, при которых эти выборы проходят. Одним словом, депутаты не владели даже минимумом знаний о конституционном праве. Мы с несколькими интеллигентными депутатами этой группы организовали для крестьян лекции и доклады на разные темы о гражданских правах. У нас читали профессор Водовозов, известный социалист-революционер Чернов и я. Мы в нескольких докладах старались объяснить, что значит настоящее народное представительство. Я даже написал книгу под названием «Что такое правильное народное представительство», и хотя книжный рынок был полон изданий на разные темы – социальные, экономические, политические, моя книга имела успех. Крестьяне ее охотно читали, потому что она была написана легким популярным языком.
Должен сказать, что крестьянские депутаты оказались очень способными людьми, которые быстро ориентировались во всех серьезных вопросах. Ум и здравый подход очень помогали им разбираться даже в отвлеченных вопросах. Помню крестьянина Онипко, сильного мужчину с горячим темпераментом. Он был социалистом-революционером. По конспиративным мотивам он записался в «трудовую группу». Всегда активный, всегда в работе, он подружился с другими членами группы и много сделал, чтобы в серьезных ситуациях эта группа проявлялась более сознательно и дисциплинированно. Еще помню одного крестьянина Курносова. Это был умный и внутренне интеллигентный человек, который многое передумал и духовно пережил. Беседовал он всегда тихо, но остальные депутаты прислушивались к нему и к тому, что он говорил, и мне кажется, что его влияние было даже более сильным, чем влияние крестьянина Онипко. Среди трудовиков был еще депутат Аладьин. Он жил несколько лет в Англии, работал на заводе как квалифицированный рабочий. Он говорил гладко и с апломбом и неплохо знал жизнь в Англии. Не удивительно, что когда он вернулся в Россию, в свою деревню, то произвел большое впечатление на своих односельчан, и они его послали в Думу. Он принадлежал к группе трудовиков, и его первая речь в Думе произвела впечатление. Но он был слишком холодным и не любил слушать. Его товарищам депутатам это не понравилось, и они быстро к нему охладели.
Большая и трудная работа была у таких знаменитых трудовиков, как Леонтий Моисеевич Брамсон, как уже названные Онипко, Жилкин, Семенов, Бондарев и др.
Настроения, царившие тогда в первой Думе, требовали от руководства «Трудовой группы» большой ответственности, и молодая группа, которая фактически превратилась в партию, оказалась очень трудоспособной и дисциплинированной.
Разговаривая с депутатами как консультант или слушая их разговоры как сотрудник, я узнал о многих делах, которые полиция, священники и черносотенцы позволили себе в деревнях во время предвыборной кампании. Население было терроризировано. «Подозрительных» или «опасных» просто арестовывали, чтобы они не оказывали «вредного» влияния на крестьян. Левые и социалистические газеты тоже печатали много фактов об административных злоупотреблениях во время выборов, особенно в провинции и в деревнях. Все это привело меня к мысли, что эти факты нужно привести в систему и их напечатать. Кроме того, мы все время знакомили трудовиков с «наказами», которые они привезли с собой от своих выборщиков. Это были требования, выработанные сельскими советами и общинами, чтобы депутаты их защищали в Думе и чтобы настаивали до тех пор, пока эти требования не будут проведены. В этих «наказах» было много радикальных требований, указаний, что надо изменить систему налогов, что надо иначе поставить народное образование, что надо покончить с полицейской системой, гарантировать всем свободу и т. д. Во многих наказах чувствовалось влияние социалистических партий, особенно социалистов-революционеров (С.Р.). По многим деталям они напоминали знаменитые «тетради» (cahiers), которые французские крестьяне разработали и передали своим делегатам, когда было созвано Народное собрание в начале Великой французской революции. Находя, что эти «наказы» являются очень ценным материалом для историков и для политиков, я снимал с них копии и решил обе серии этого материала проработать. В очень короткий срок я написал книгу «Как прошли выборы в первую Государственную думу». Книгу напечатали, и мои трудовики были ею довольны. Семь лет спустя я чуть не получил годовой срок «Крепости». Эпизод с этими моими двумя книжками вызывает у меня воспоминания о чудном человеке с горячим и благородным сердцем – о Михаиле Игнатьевиче Кулишере.
Это произошло во время моей наиболее интенсивной работы в «Трудовой группе». В связи с одним вопросом, касающимся этой работы, мне пришлось посетить Кулишера. Мы вообще были хорошими друзьями. Много лет работали мы вместе в еврейском Центральном комитете. Как я уже упомянул, пришел я к Кулишеру по поводу общественного дела и случайно при мне оказались обе мои книжки. Когда Кулишер их увидел, то сразу ими заинтересовался, посмотрел и тут же отодвинул их рукой: «Это…», – вскрикнул он. Я не могу здесь повторить этого слова, которое он употребил. Но это было очень резкое и обидное слово. Понятно, что я был очень поражен такой оценкой моих бедных книжек, которые он так жестоко осудил, даже не зная их содержания. Но мое изумление длилось недолго. Я сразу рассмеялся, потому что понял, что его экспансивная реакция вполне соответствовала его психической и духовной натуре.