От нечего делать он принялся разглядывать интерьер приёмной, хотя бывал там уже не раз. Странная комната, оштукатуренная и побеленная, без единой картины на стенах, но на полочках расставлены африканские скульптуры из тёмного дерева, гротескные и жутковатые. Под ногами тростниковые циновки, которые глушат звук шагов. Диван псевдовикторианский, новодел, это Каннингем уже отметил раньше, но тёмный цвет кожаной обивки идёт к этим негритянским статуэткам. В общем, тревожно, но не безобразно. Скорее, завораживающе. Возможно, пациенты Арнесона настраивались здесь на какую-то нужную волну…
– Доброе утро, инспектор, – произнёс Роу, появившись перед ним. Молодой ассистент был уже не в халате, а в коричневых брюках и песочного цвета джемпере с треугольным вырезом, в котором виднелся аккуратно повязанный галстук, влажная после утреннего душа чёлка зачёсана набок. – Вы хотели меня видеть?
– Доброе утро, мистер Роу. Вы не возражаете, если мы поговорим не здесь, а в вашей комнате?
– Нисколько, – пожал плечами Роу. – Пойдёмте.
Комната, отведённая ассистенту, находилась рядом со спальней доктора. Инспектор отметил это и мысленно упрекнул себя за то, что не придавал этому значения раньше. Он жадно вглядывался в обстановку, отыскивая признаки двойственной природы её обитателя, но не находил их. Арнесон явно не баловал своего помощника – в комнате было лишь самое необходимое для живого человека двадцати четырёх лет: новая пружинная кровать с никелированными шишечками, всё остальное старое – дешёвый комод для белья, письменный стол и пара плетёных стульев в колониальном стиле. Лишь книжные стеллажи, занимавшие большую часть стен, были добротными, хотя лак на них и пожелтел от времени.
– Садитесь, – Роу с отмеренной дозой учтивости пододвинул инспектору один из плетёных стульев. – О чём бы вы хотели поговорить?
– Минуту, – ответил Каннингем, не воспользовавшись приглашением. – Мне надо собраться с мыслями.
Сколько же книг в этом доме, думал он, разглядывая тесно сомкнутые ряды. Полка над столом почему-то привлекла его внимание. Надпись на корешке показалась ему знакомой.
– Амбруаз Паре… – вслух сказал он. Где-то он уже слышал это имя.
– Вы знаете Амбруаза Паре? – удивился Роу. Не отвечая ему и едва отдавая себе отчёт в своих действиях, инспектор взял замеченную им у кровати библиотечную стремянку, перенёс к столу и влез на неё. Ах, да – про Амбруаза Паре упоминал тот оксфордский профессор, в связи с темой перемены пола. Каннингем выдернул том из ряда. Книга называлась «Чудовища и курьёзы природы».
Но смотрел инспектор уже не на титульный лист. Его взгляд был прикован к лучику света, белой точке в темноте открывшейся щели между книгами. Кто-то провертел дырку в стене, отделявшей комнату от спальни доктора Арнесона.
Инспектор швырнул книгу на стол. Не глядя на онемевшего Роу, он сбросил с полки ещё несколько книг, взобрался на верхнюю ступень стремянки и прильнул глазом к отверстию. Так и есть – оттуда открывался обзор на большую часть спальни Арнесона. Доктор лежал в кровати и читал книгу, на ночном столике стояли пустая чайная чашка и какие-то лекарства.
Каннингем соскочил со стремянки и обернулся.
– Что всё это значит, мистер Роу?
Побледневший ассистент схватился за никелированную спинку кровати.
– Это не то, что вы думаете, инспектор…
– Мне интересно, что можно думать о потайной дырке в стене, – ядовито заметил Каннингем, – кроме того, что она предназначена для подглядывания.
Роу выдохнул, отбросил со лба липкую чёлку и сел на кровать.
– Ладно, – сказал он, – допустим, я подглядывал. И что? Какие обвинения вы мне на этом основании собираетесь предъявить?
– Какие? – коварно усмехнулся инспектор. – Давайте рассуждать логически. Доктор Арнесон не юная красотка, чтобы просто так любоваться им через дырочку в стене. Между нами, он даже не юный красавец. Следовательно, вы подглядывали за ним в каких-то целях. Не для того ли, чтобы выведывать о нём всю подноготную и передавать сведения шантажистке Каролине Крейн?
Роу не отреагировал. Инспектор нанёс решающий выпад.
– А может быть, вы сами и есть Каролина Крейн?
Лицо Роу налилось кровью, тело содрогнулось в конвульсиях. На мгновение Каннингем подумал, что беднягу сейчас хватит удар, но тут же понял, что ассистент давится от хохота.
– Господи! – с трудом разогнувшись, воскликнул он. – Что-то новенькое: сумасшедший детектив из Скотланд-Ярда!
Каннингем шагнул в его сторону и повелительно сжал его плечо.
– Вам лучше успокоиться. Я не более сумасшедший, чем вы и ваш учитель. Можно подумать, это я столько времени толковал о сверхъестественном.
Роу затих и настороженно глядел на него. Каннингем продолжал:
– Не держите меня за идиота. Я разгадал шараду с исландскими сагами. Я знаю, почему дырка в стене закрыта книгой Амбруаза Паре – чтобы было легче запомнить её расположение. Ручаюсь, что это именно та книга, в которой упомянут случай Мари Гарнье, сменившей пол и ставшей Жерменом Гарнье.
Краска сошла с лица Роу.
– Откуда… вам… известно? – почти неслышно проговорил он. Его кулаки сжались, костяшки пальцев побелели.
– Да уж известно, будьте спокойны. Работа у меня такая. Мне даже известно, что колдуны, владевшие особой магией под названием «сейд», меняли пол каждые девять дней, хоть это и противоречит всему, чему меня учили в школе. Речь идёт о сейде, не так ли?
– Всё-таки докопались, – с ненавистью произнёс Роу. Инспектор пристально поглядел в его серые глаза.
– Скажите, вы потеряли способность становиться Каролиной Крейн или вам просто надоело?
– Тьфу, – Роу снова издал смешок, на этот раз истерический. – Вы и в самом деле спятили, инспектор. Что мне надо сделать, чтобы доказать, что я не Каролина? Я могу раздеться прямо сейчас.
– Боюсь, это не поможет, – абсолютно серьёзно заметил Каннингем. – Если мисс Крейн и вправду превратилась в мужчину, её в этом облике вряд ли можно отличить от обычного мужчины.
– Но я же совсем на неё не похож, – в отчаянии сказал Роу, убедившись, что инспектор и не думает шутить. – У меня волосы чёрные. Сейдманы меняли только пол, а не внешность. Про внешность в сагах ничего не говорится.
– Я должен верить вам на слово?
– Ч-чёрт, – сказал Роу и прикусил губу. Некоторое время он разглядывал носки своих ботинок. Затем поднял голову.
– Что, если я смогу доказать свою нетождественность Каролине Крейн? Я могу предъявить алиби.
– Алиби?
– Да, инспектор. В ту ночь, когда профессор получил пикантный рождественский подарок от Каролины, он, как вы помните, пребывал в доме некоего Мэтью. Имеется в виду Мэтью Лоуэлл, его бывший однокашник, ныне проживающий в Оксфорде. Так вот, в это время я тоже находился в гостях – на хуторе «Мельница» в Беркшире, более чем в двадцати милях от Оксфорда. Хутор принадлежит Литтону Стрейчи, это литературный критик, широко известный в узких кругах, и гостей у него на Рождество собирается гораздо больше, чем у Лоуэлла. Меня видело там как минимум шесть человек. Надеюсь, вы не собираетесь вменить мне ещё и то, что я могу находиться одновременно в двух разных местах, просачиваюсь сквозь стены и летаю на метле?
– Что вы делали у литературного критика? – недоверчиво спросил Каннингем. – Что вас с ним связывает?
– Ах, это-то как раз проще всего. Не столько с ним, сколько с его братом Джеймсом – профессия. Джеймс мой коллега, психоаналитик, и я его довольно близко знал. Разумеется, до того, как он уехал в Вену – сейчас он работает там над английским переводом собрания сочинений Фройда. Он посылал кое-что из своих рукописей Литтону, вот я и захотел взглянуть. Было бы неразумно упускать такую возможность.
– Не беспокойтесь, мистер Роу, – значительно произнёс инспектор, – эту информацию мы проверим.
ЧАСТЬ III
1. Хутор Старицкий Тальник, или В гостях у Литтона Стрейчи
Каннингем тесно прижал ладони к глазам, потом отнял их, как будто надеялся, что всё вокруг – лишь надоевший сон, и что эти манипуляции помогут проснуться. Разумеется, они не помогли. За окном было всё то же мелькание полей, живых изгородей и опутанных плющом деревьев – поезд снова нёс его куда-то через южные графства, на запад от Лондона. Вокзал Паддингтон начинал становиться его вторым рабочим местом.
Естественно, оказалось, что треклятый критик Литтон Стрейчи по адресу, указанному Роу (хутор «Мельница», в полутора милях от Пангберна, графство Беркшир), уже не проживает – как раз недавно, а именно 17 июля сего года, он съехал оттуда на другой хутор, недавно приобретённый им в Уилтшире, совсем уж в глуши, близ деревни под названием Старица, куда надо было топать аж целых четыре мили пешком от полустанка Голодный Брод. Уже одни названия навевали тоску. Само новое обиталище критика называлось «Старицкий Тальник», и название это занозой сидело в мозгу Каннингема – ему представлялась какая-то присыпка для задниц старцев6. Ещё до отъезда он всё-таки не выдержал и спросил в служебной библиотеке словарь. Оказалось, что ничего подобного и близко рядом не числилось, что старицей называется старое русло реки, а тальник (который он перепутал с тальком) – это всего-навсего кусты ивы. Впрочем, это никак не влияло на тот факт, что у мистера Стрейчи не было телефона, и даже почта к нему приходила не каждый день. В конце концов, не дождавшись ответа на свою телеграмму, инспектор решил выехать туда сам.
Пеший путь от станции оказался новым испытанием. Длинные загородные прогулки не входили в стиль жизни инспектора, привыкшего к тротуарам Вестминстера. Через час, когда он наконец добрался до Старицы, он хромал на обе ноги. Ему казалось, что со щиколоток и костяшек пальцев напрочь содрана кожа, а в штиблеты кто-то наложил битого стекла. Наверное, приблизительно это ощущала русалочка из его детской книжки сказок Андерсена.
Мысленно проклиная сельские дороги, штиблеты, Стивена Роу и неуловимого свидетеля, который выбрал себе место для жизни в этом захолустье, Каннингем проковылял мимо заброшенных амбаров, по аллее из старых вязов, к двухэтажному белёному дому. Это и правда был хутор – во всяком случае, то, что может называться словом «хутор», представлялось инспектору именно так. Никаких претензий на аристократизм – лондонский житель мог поселиться здесь лишь по крайней стеснённости в средствах, что, видимо, и было случаем Стрейчи.