Брэдфорд спустился темными коридорами, избегая наступать на скрипучие половицы, которые только того и ждали, чтобы выдать его тайну. С каждым шагом он чувствовал, как все сильнее бьется сердце, а дыхание становится учащенным в предвкушении встречи.
Но вот он добрался до комнаты Беатрис и тихонько постучал в дверь дрожащей рукой. Изнутри не доносилось ни звука, мертвящая тишина коридора, где стоял Брэдфорд, давила на него своей тяжестью. Подгоняемый нетерпением, он распахнул дверь и вошел в ее спальню, так и не дождавшись отклика. Вот и она – стоит перед камином. Никакого халата на ней не было, лишь одна ночная рубашка, тоненькая и прозрачная. Отблески огня в камине просвечивали ее насквозь, вырисовывая очертания роскошного стройного тела. Казалось, что фигура Беатрис объята пламенем. Брэдфорд ощутил жгучее желание, но за этим стояло нечто большее – такая сильная любовь, что, казалось, она прожигает все его существо насквозь.
Он стоял, окаменев и лишившись дара речи, и пожирал ее глазами. Беатрис медленно повернулась – с таким видом, словно вовсе его не ждала, словно едва отдает себе отчет в том, что он здесь. Брэдфорд постоянно замечал за ней это качество – она умела прикинуться миражом, до которого никак нельзя дотронуться. А всякий раз, когда она оказывалась в его объятиях, он начинал сомневаться, что стоит этой награды.
Не говоря ни слова, он бросился к ней, стремясь ощутить тепло ее тела, окунуться в исходящий от нее жар. Но лишь когда Беатрис увернулась и оттолкнула его руки, он понял: что-то не так.
– В чем дело? – шепотом спросил Брэдфорд.
– Между нами больше ничего не может быть, Брэдфорд. – Только тут он заметил, какое бледное и измученное у Беатрис лицо, и сразу же понял: не в такого рода игры ей нравится играть. Он весь так и похолодел, и смотрел на нее, и чувствовал, что внутри у него что-то умирает, огонь превращается в еле тлеющие угольки.
– Не понимаю… о чем ты?
– Ну, мы же отлично провели время, разве нет? Насладились обществом друг друга, но такого рода отношения продолжительными не бывают.
Он растерянно отступил на шаг.
– Не говори так, слышишь? Ты не должна говорить такие вещи!
– Прости. – Голос ее звучал холодно и жестко, и никакого сожаления в нем не слышалось. Он звучал так, словно ей не терпелось от него избавиться. Брэдфорд просто ушам своим не верил. Он был ошеломлен, убит. Но длилось это всего секунду. А затем его так и окатило новой волной жара, приливом бурлящей ненависти – и причиной тому стала промелькнувшая в голове ужасная мысль. Впрочем, Брэдфорд догадывался и раньше. А теперь уже знал наверняка.
– Это все из-за Эдвина, да? Скажи мне. Скажи правду! – Он сам понимал, что выглядит в эти минуты безумцем, но это его не смущало. Он был уверен, что Беатрис любит его, что они будут вместе. А вот теперь это…
Беатрис взглянула на него, и прелестные карие глаза, которыми он всегда любовался, в которых прежде светились теплота и смех, стали какими-то плоскими, непроницаемо темными от скрытых за этим взором тайн. На секунду ему показалось, что вот сейчас он ее убьет. Эта мысль была порождением гнева и будто пронзила насквозь его душу. А потом Брэдфорд ощутил страшную тяжесть в груди – она навалилась и грозила выдавить всю жизнь из его сердца. То была волна чистой всепоглощающей ненависти, в которой захлебнулась и утонула вся любовь, которую он чувствовал лишь несколько мгновений назад. И Брэдфорд крепко сжал кулаки, стараясь сдержаться и не вцепиться пальцами в длинную белую шею».
– Смотрю, тебе нравится эта книжонка, – сказал Майло. Я не слышала, как он вышел из соседней комнаты. Он стоял в дверях ванной в пижаме и халате.
– Довольно безвкусное чтиво, – ответила я. – Хотя попадаются весьма любопытные моменты.
– Неужели? – Похоже, я его не убедила.
– Да, вот, послушай.
И я прочла Майло вслух отрывок, чтение которого меня так увлекло, а затем продолжила:
«Беатрис что-то говорила, но Брэдфорд почему-то ее не слышал. Ощущение было такое, словно он находился глубоко под водой, словно она прижала его голову и не давала вынырнуть на поверхность, и продолжала говорить, высмеивала его, так и сыпала банальными фразами. Нет, Беатрис его просто убивала, вот что она делала! Убивала медленно с присущим ей холодным безразличием.
Брэдфорду показалось, что голова у него сейчас лопнет. Он не мог дышать, не получалось».
Майло насмешливо фыркнул, испортив весь драматизм момента. Но я не обратила внимания и продолжала читать.
«Беатрис была для него всем. И теперь Брэдфорд понял, что это ровным счетом ничего не значит. У него ничего не осталось в этом мире, ничего, ради чего стоило бы жить. И еще он по-прежнему не мог дышать. Он широко раскрывал рот, судорожно хватая воздух и чувствуя, что может умереть от его нехватки».
– Все это довольно смешно.
– Да замолчи ты, Майло.
– Сопливая мелодрама.
– «От его нехватки», – громко повторила я вслух, пытаясь игнорировать саркастические замечания мужа. Майло лишь закатил глаза, но опустился в кресло и позволил мне продолжить.
«Если не будет воздуха, он умрет. Но Беатрис мешала ему дышать. Это ее вина. И эта нестерпимая боль – тоже ее вина. И есть только один способ остановить ее. Всего один способ помешать ей отнимать у него воздух».
Майло тяжко вздохнул.
«И вот он сжал пальцы вокруг ее горла, сильно сжал, и Беатрис издала сдавленный крик.
Она пыталась бороться, царапала его длинными ногтями, но он не чувствовал боли».
– Ты вроде бы говорила, Изабель хорошо заработала на всей этой белиберде? – спросил Майло и поднес сигарету к губам.
– Да, целую кучу денег.
– Удивительно.
– Да замолчи ты наконец, дай дочитать этот отрывок.
Майло достал из кармана зажигалку, откинулся на спинку кресла и прикурил сигарету.
Я продолжила читать:
«Они боролись, налетели на стол, отчего тот с грохотом опрокинулся на пол, а слетевшие с него предметы раскололись на тысячи мелких кусочков, как и его сердце. Они сильно шумели, этот шум звонким эхом отдавался в его ушах, но пальцы на ее горле хватку не ослабляли.
И вдруг его голова словно взорвалась от боли, перед глазами возникла ослепительная вспышка. Брэдфорд тяжело рухнул на пол. И секунду спустя воздух ворвался в его легкие, он пришел в себя.
Беатрис стояла над ним, часто дыша. В руке она сжимала тяжелый бронзовый подсвечник.
Брэдфорд смотрел на нее, ослепленный и оглушенный. Как такое могло случиться? Ладони горели, пальцы сводило судорогой. И все равно он не верил, что оказался способен на это. Неужели он действительно пытался задушить ее? Неужели Беатрис ударила его этой тяжелой штукой по голове? Такое могло присниться только в страшном сне, но он лежал на полу, а она смотрела на него сверху вниз с выражением крайнего отвращения на красивом лице, которое сейчас превратилось в маску ужаса и ненависти. Нет, все это было на самом деле.
Тут распахнулась дверь, на пороге появились Реджи и Изабель.
– Что, черт возьми, тут происходит? – спросил Реджи. – Беатрис, что с тобой? Ты в порядке?
Брэдфорд старался не глядеть на них. Он лежал на полу и по-прежнему смотрел на Беатрис снизу вверх с умоляющим видом.
– Беатрис, – разбитым голосом пробормотал он. – Прости меня. Я не хотел. Но ты должна поверить, я правда тебя люблю. Прошу, поверь.
– Вставай и убирайся отсюда, – прошипела она. – А ну, пошел вон, тебе говорят!
Брэдфорд неловко поднялся на ноги, оглушенный и дезориентированный, и бросился вон из комнаты мимо Реджи и Изабель. Перед его глазами танцевали черные точки.
Однако боль в голове была несравнима с болью в сердце. Рухнул весь его мир, все, ради чего он жил».
Я закрыла книгу и посмотрела на Майло. Тот выпустил изо рта струйку дыма и, похоже, был ничуть не впечатлен.
– Просто абсолютная мерзость, – заметил он. – Неудивительно, что Изабель была вынуждена уехать из страны после ее публикации.
– Да, она, конечно, не Диккенс, – сказала я. – И тем не менее есть в этой истории нечто притягательное. Брэдфорд Гленн пытался убить Беатрис. Поэтому неудивительно, что она не захотела общаться с ним после убийства. И Изабель стала свидетелем этой сцены. Теперь становится ясно, почему все они подумали, будто именно Брэдфорд убил Эдвина Грина. Он доказал, что способен на насильственные действия.
– Если только это случилось на самом деле.
– По-моему, все описано весьма реалистично.
– Но ведь это роман, любовь моя. Как ты не понимаешь, она просто выдумала все это.
– Возможно, – отозвалась я, хоть и была с ним не согласна. Изабель вполне могла сочинить всю эту сцену конфронтации, но с какой целью? Ведь она искусно создала образы всех героев, присутствовавших в Лайонсгейте, и сходство с реальными людьми было неоспоримо. Эта сцена столкновения Беатрис и Брэдфорда доказывала, что у последнего имелся мотив убить Эдвина Грина.
– Изабель включила эту сцену специально, – произнесла я. Снова открыла книгу и посмотрела на начало новой главы. – Чтобы показать, что у Брэдфорда появился мотив убить Эдвина Грина.
– Или просто потому, что знала: она заработает кучу денег, эксплуатируя и приукрашивая чужую трагедию. Вот уж не думал, что сочинять романы – такое выгодное занятие. Может, мне тоже стоит начать писать? Скажи, дорогая, ты не разлюбишь меня, если будешь видеть скрюченным за письменным столом и с пальцами, перепачканными чернилами?
– Вроде бы в наши дни принято приглашать машинистку, – заметила я, переворачивая страницу.
– Тогда обзаведусь секретаршей.
Я подняла на него глаза:
– И непременно молоденькой и хорошенькой?
– Естественно.
– В таком случае я запрещаю тебе становиться писателем.
– И таким образом положишь конец моей карьере прославленного романиста еще до того, как она успеет начаться.
– Думаю, вполне достаточно того, что ты у меня красив и богат.