Глава 22
– Отравлена? – воскликнула Лаурель.
Несмотря на изумление, мне удалось сохранить присутствие духа, и я быстро обвела глазами стол в надежде увидеть реакцию всех присутствующих. Люсинда удивленно приподняла брови. Фрида побледнела, мистер Коллинз нахмурился. Мистер Уинтерс, как обычно, не выражал никаких эмоций. Его, похоже, интересовала только еда на тарелке.
– Да, – подтвердила Беатрис. – Он выразился вполне определенно. Судмедэксперты считают, что это таллий.
Так, значит, не цианистый калий. Вот это действительно странно. Два смертельно опасных яда гуляют по дому, а Изабель убивают ударами ножа. Нет, определенно странно.
– И что все это означает? – спросил мистер Коллинз.
– Да ничего особенного, – ответила Беатрис. – И потом, какая разница. Кто-то твердо вознамерился ее убить. И преуспел.
– Или же ее пытались убить двое, – тихо добавила Лаурель.
Я взглянула на кузину. А ведь она права. Неужели это действительно означает, что Изабель Ван Аллен пытался убить не один человек? Ведь мотивов у многих было предостаточно. Но мне отчаянно не хотелось верить, что по дому разгуливает уже не один преступник, а целых два.
Более того, отравление ядом – это предумышленное убийство. Заколоть человека кинжалом можно и в порыве гнева, но в применении яда кроется расчет. Похоже, эти способы указывают на двух совершенно разных убийц.
– Просто не в силах выносить это более, – произнес Реджи, потирая ладонью лицо.
– Все обойдется, Реджи, не переживай, – тихо сказала Лаурель. – Все будет хорошо, я просто уверена в этом.
– В любом случае нет никакого смысла так волноваться и сходить с ума по этому поводу, – заметила Беатрис. – Мы и прежде переживали штормы и бури, переживем и сейчас.
Реджи взглянул на сестру и немного расслабился – так убедительно она говорила.
И все мы вновь принялись за еду, хотя и без особого энтузиазма. Я была удивлена этим последним поворотом событий, хотя, наверное, удивляться было нечему. В ночь накануне убийства Изабель Ван Аллен вдруг почувствовала себя плохо. Еще тогда я подумала, что за этим кроется чей-то злой умысел. Вполне возможно, это было вызвано ядом. Его могли подсунуть ей за обедом. Вот за этим самым столом. Одного этого достаточно, чтобы сейчас потерять аппетит.
Я подумала о мистере Робертсе, который до сих пор находился в своей комнате, хотя ему стало значительно лучше. Может, и ему досталась небольшая толика яда? Очень даже возможно. И если так, то или это было сделано нарочно, с какой-то пока неясной целью, или же он стал побочной жертвой нападения на Изабель Ван Аллен.
– Как там ваша лошадка, Люсинда? – спросил Майло. Наверное, хотел сменить неприятную тему.
– Ромео просто молодцом, – весело ответила Люсинда. – Рана оказалась неглубокой, всего лишь царапина. Я так рада!
– Слышал об инциденте во время верховой прогулки, – заметил Реджи. – Такая беспечность. На тебя совсем не похоже.
– Но при чем здесь я? Просто по полю пробежала крыса и напугала Ромео. А мистер Эймс пришел мне на помощь.
На лице Беатрис мелькнула тень легкого раздражения, но я не поняла, на кого оно направлено – на ее сестру или же на моего мужа. Возможно, она, как и я, считала, что Майло чрезмерно потакает увлечению Люсинды.
– В любом случае советую тебе хотя бы на время отказаться от поездок верхом на Ромео, – сказал Реджи.
Люсинда сердито взглянула на него:
– Ты это о чем?
– Я о том, что нечего садиться на лошадь, с которой не можешь совладать. Бери Галлахада или другую менее строптивую лошадку.
– Но это просто смешно! Я прекрасно справляюсь с Ромео.
– Что-то непохоже, – заметил Реджи.
– Так нечестно. Я же не виновата, что вдруг выскочила эта крыса.
– И все равно. Мне слишком дорого обошлась эта лошадь, и портить ее я никому не позволю.
– Но ведь Ромео мой, так или нет? – взвизгнула Люсинда. – Ты же сам мне его подарил!
– Прошу, сбавь тон, Линди, – устало попросил Реджи.
– Но, Реджи, это просто нечестно! – От возмущения на ее глазах выступили слезы.
– Люсинда, успокойся немедленно! – скомандовала Беатрис.
– Ты мне не мать, Беатрис, – с жаром отозвалась Люсинда. Теперь ее глаза сверкали от ярости. – За последние семь лет я видела тебя всего пару раз. И не понимаю, с чего ты вообразила, что можешь командовать мной!
Настало недолгое молчание. Беатрис явно пыталась подавить гнев.
– Тебя отправили в школу в Швейцарии потому, что так для тебя лучше, – жестко произнесла она.
– Ты хочешь сказать, в ссылку, – парировала Люсинда. – В ссылку, подальше от этого проклятого места, от всех и всего.
– Да никто не собирался отправлять тебя в ссылку, – возразил Реджи. – Мы просто решили определить тебя в другую школу – пансион за границей, поскольку сочли, что так будет для тебя лучше с учетом всех обстоятельств. – Он переводил взгляд с Люсинды на Беатрис и обратно. Он явно испытывал неловкость из-за этого разгоревшегося на глазах у всех семейного конфликта, и лично я не могла осуждать его за это. И еще я почувствовала, что над столом сгущаются тучи и вот-вот разразится буря.
– Увы, – заметила Беатрис, – похоже, наши надежды не оправдались. Ты так и не научилась там пристойному поведению.
– Не понимаю, о чем ты, – огрызнулась Люсинда.
– Не понимаешь? – приподняла брови Беатрис. – Тогда тебе необходимы строгие внушения. Прежде всего разве можно назвать пристойным поведением, когда девушка вешается на шею женатому мужчине, гостю нашего дома?
Люсинда взглянула на сестру, побледнела, затем ее лицо залилось краской. А потом она выскочила из-за стола и бросилась вон из комнаты.
Почти не отдавая себе отчета в своем поступке, я извинилась, тоже поднялась и пошла за ней. Сама не понимаю, что именно толкнуло меня на это. Просто почему-то вдруг стало жаль эту девчонку.
Я еще толком не представляла, что должна ей сказать. У меня не имелось достаточного опыта общения с молодыми людьми. Помимо школы в те времена, когда я сама была еще подростком, я мало контактировала с ними. И хотя Люсинда была всего года на три или четыре младше, мне она казалась значительно моложе.
Люсинда ушла в гостиную, я последовала за ней. Услышав, как я вошла, она обернулась. Ее лицо раскраснелось от злости, в глазах стояли слезы.
– Она просто дрянь. Оба они дряни и ничтожества. Ненавижу!
– Не стоит так уж злиться на них, – заметила я. – Все они были очень огорчены, обстановка в доме тяжелая. В такие моменты люди могут наговорить бог знает чего. Хотя на самом деле думают иначе.
– Не ожидала от Беатрис такой жестокости. Я вовсе не вешаюсь на шею вашему мужу. Просто мне нравится проводить с ним время потому, что он очень добрый, а обстановка здесь, в Лайонсгейте, просто ужасная.
Тут ее голос сорвался, и по щекам потекли слезы.
Мне стало жаль эту девочку. Меня мало волновал тот факт, что она настойчиво липла к Майло, ведь в целом все это было вполне невинно, да и не без поощрения со стороны моего мужа. Кроме того, мне казалось, что после возвращения в Лайонсгейт Люсинда почти не видела ни тепла, ни ласки.
– Пусть это вас не волнует, – с улыбкой заметила я. – Я не принадлежу к числу ревнивых жен.
– Да, но, возможно, Беатрис права. Может, я действительно не знаю, как правильно себя вести. Мне всегда было трудно общаться с людьми, понимаете? Наверное, просто практики не хватало. Никогда не понимала, что будет правильно сказать или что на самом деле думают окружающие.
– Все мы порой чувствуем себя в точности так же.
Люсинда криво усмехнулась:
– Ну, уж никогда не поверю, что это относится и к вам, миссис Эймс. Как приятно, должно быть, все время сохранять невозмутимость и спокойствие, всегда знать, что и как правильно сказать.
Неужели я произвожу такое впечатление? Нет, я, разумеется, стараюсь, но получается у меня далеко не всегда.
– Я, бывает, и не знаю, что именно надо сказать, – отозвалась я.
– Но производите такое впечатление. И потом, вы так элегантны и красивы.
– Спасибо, очень мило с вашей стороны.
– Но это правда.
– Вы и сами настоящая красавица, Люсинда.
Она шмыгнула носом, смахнула ладонью слезы с лица.
– Мне всегда хотелось быть человеком, который правильно себя ведет и вообще все делает верно, но не думаю, что получится.
– Это приходит постепенно.
Люсинда вопросительно взглянула на меня:
– Вы и правда так думаете?
– Да. Чем больше времени вы будете проводить с людьми, тем лучше станете понимать, как с ними взаимодействовать.
Она вздохнула:
– Но мне не нравится проводить время с людьми. Нет, правда. Потому что люди ожесточились из-за того, что здесь произошло. А это несправедливо. Куда ни пойдешь, везде слышишь: «Смотрите, это же Люсинда Лайонс. Помните, что произошло в Лайонсгейте?»
Я замялась. Хотела сказать ей, что потихоньку все забудется и станет легче, что не стоит обращать внимания на разные разговоры. Но понимала, что по сути она права и люди порой бывают очень жестоки. Так что уж лучше постараться убедить ее, что со временем станет проще скрывать свои чувства.
Я постаралась утешить ее, как могла.
– Когда-нибудь ты поймешь, что не стоит обращать внимания на людскую болтовню.
– Да, наверное, вы правы, – кивнула Люсинда и глубоко вздохнула. – Извините за то, что я тут наговорила, миссис Эймс. Не стоило вываливать на вас все свои несчастья. Просто друзей у меня не так уж и много. Их трудно было найти в той новой школе-пансионе, куда меня отправили. Ну а Реджи с Беатрис гораздо старше меня и не очень-то обращали на меня внимание все эти годы, пока я не вернулась. Да и сейчас тоже.
– Ты можешь всегда поделиться со мной, Люсинда. Надеюсь, мы станем добрыми подругами, – вполне искренне произнесла я. Жизнь ее была одинока и наполнена разными неприятными событиями. И ей нелегко было обзавестись друзьями в новой школе, особенно после скандала, разразившегося в связи со смертью Эдвина Грина. Люсинда права. Люди часто бывают жестоки, особенно молодые.