– Никаким ребенком я уже не была, – сверкая глазами, возразила Люсинда и встала. – Я понимала, что такое любовь. Я любила Брэдфорда, а он – меня. И мы собирались пожениться.
– Линди, успокойся, – хрипло произнес Реджи.
– А мне плевать, – взвизгнула она. – Плевать я хотела! И рада, что она сдохла! Рада, рада, слышите?
– Сядьте, мисс Лайонс, – приказал инспектор Ласло.
Гневно сверкая глазами, она смотрела на него секунду-другую, затем послушалась.
– У Люсинды были все основания верить, что они с Брэдфордом поженятся, – заметила я. – Потому что она была беременна.
Лаурель так и ахнула.
– Вот что я нашла в летнем домике, – сказала я и вытащила из кармана листок с наброском, который старательно пыталась сохранить сухим на всем долгом пути к Лайонсгейту. И показала его всем присутствующим. Набросок сделала Люсинда. На нем была изображена молодая женщина с младенцем на руках. Черты лица Люсинды – то был ее автопортрет. Брэдфорд Гленн стоял у нее за спиной и, склонившись, с любовью смотрел на мать и младенца.
Реджи Лайонс провел рукой по лицу, Беатрис застыла, как статуя, не сводя глаз с сестры. Я понимала: в эту минуту рушится весь их мир, но понимала также, что истина должна быть установлена. Все здесь слишком долго жили под тенью прошлого.
– По деревне тоже поползли слухи о беременности юной девушки, – сказала я. – Хотя поначалу мне казалось, что речь идет о какой-то другой женщине. И лишь увидев этот набросок, я догадалась, что произошло. Реджи и Беатрис отослали Люсинду из дома. Она родила ребенка и тут же отказалась от него.
Люсинда стиснула зубы – в этот момент я поняла, что никогда еще не видела столько ненависти в глазах человека.
– Думаю, он бы с радостью женился на ней, – сказала я. – Но Реджи и Беатрис отказали категорически. Сказали Брэдфорду, что он никогда больше не увидит Люсинду. И тут же вывезли ее из имения Лайонсгейт.
– Они даже не позволили нам попрощаться, – раздраженно и обиженно произнесла Люсинда. И вопреки всему я вновь ощутила к ней жалость.
– Ну а потом они забрали у меня ребенка, – прошептала она. – Моего с Брэдфордом ребенка.
– Да, – сочувственно заметила я, – а затем Изабель написала книгу, в которой обвинила его в убийстве. И Брэдфорд, понимая, что вы никогда не сможете быть вместе, покончил с собой.
– Он мог бы и подождать, – грустно сказала Люсинда. – О, если бы он только дождался меня! Мне было бы плевать, в чем его обвиняют.
Я понимала: Реджи и Беатрис сделали все, что было в их власти, чтобы разлучить Люсинду и Брэдфорда, и Брэдфорд, должно быть, тоже это понимал. Возможно, он также понимал, что позорное пятно убийцы будет отныне навеки лежать на его имени. И просто не мог вынести мысли о том, что теперь вынужден влачить долгую одинокую жизнь без Люсинды из-за убийства, которого не совершал.
– Когда Брэдфорд свел счеты с жизнью, я поняла, что должна убить Изабель, – внезапно выпалила Люсинда. – Ведь это она разрушила наши жизни, и я поклялась, что готова на все, чтобы отомстить ей. Пусть даже мне для этого придется поехать в Африку и прикончить ее там. Мне и в голову не приходило, что она может вернуться в Лайонсгейт. И убить ее было проще некуда.
– И каким же образом вы с ней расправились? – спросил инспектор Ласло.
– Линди… – начал было Реджи.
Она обернулась к нему, покачала головой:
– Теперь уже и не важно, Реджи.
Она опустила голову, затем взглянула на инспектора Ласло.
– Сперва я достала крысиный яд из конюшен, пыталась отравить ее. Поместила графин с ядом к ней в спальню, но это вызвало лишь легкое отравление.
Наверное, поэтому и мистер Робертс тогда тоже заболел.
– Ну а потом я пришла к ней в комнату и решила поговорить. Поначалу мы обсуждали ее книги. Ей было интересно узнать, какое впечатление известие произвело на остальных. И еще Изабель явно наслаждалась своей властью надо мной. А потом в дверь вдруг постучали. Но она не ответила. Еще немного погодя в дверь постучали миссис Эймс и мистер Робертс. Изабель попросила их не входить.
Так, значит, мистер Робертс был прав. Мы подошли к двери в комнату Изабель и сразу почувствовали – там что-то не так. Люсинда Лайонс была в это время у нее. Но, может, Изабель знала, предчувствовала, что может что-то произойти? Возможно, она даже хотела, чтобы Люсинда ее убила.
– После того как они ушли, я рассказала ей, что она со мной сотворила, – продолжила Люсинда. – Она до сих пор не могла поверить, что Брэдфорд любил меня. И тогда я сказала ей, что собираюсь сделать, но она вроде бы не испугалась. Тут я разозлилась – надо же, ничуть меня не боится. Изабель заявила, что никакой другой книги нет и не будет, что вернулась она отомстить. А потом вдруг громко расхохоталась, точно все это было всего лишь забавной шуткой. И тогда я ударила ее ножом, еще раз и еще.
– Линди, прошу тебя… – взмолился Реджи.
Она подмигнула ему.
– Я понимала: люди подумают, что убили ее, чтобы тайна не всплыла наружу. И бросила ее записную книжку в камин. Чтобы все поверили, что она сожгла свою рукопись. А потом спрятала нож на конюшне. А сегодня вечером услышала, как Лаурель говорит по телефону, и поняла, что мистер и миссис Эймс обнаружили что-то очень важное. И тогда я бросилась в гараж, взяла машину, ну а потом столкнула их автомобиль в кювет.
Она говорила обо всем этом очень спокойным тоном, не удостоив ни меня, ни Майло даже беглым взглядом.
– Потом я подумала, что наверняка все машины будут проверять, ну и, вернувшись, переложила нож в машину Беатрис. Ведь Беатрис поступила со мной просто ужасно. А потому и она тоже заслуживает наказания.
– О, Линди, – убитым голосом простонал Реджи.
Беатрис промолчала. Лицо ее было бледно, как мел, губы плотно сжаты.
Люсинда взглянула на мистера Робертса. Тот по-прежнему сидел, спрятав лицо в ладонях, и раскачивался из стороны в сторону.
– Простите меня, мистер Робертс, – произнесла она. – Вы пока не понимаете, насколько вам повезло, что теперь вы свободны от нее.
Он не ответил, и Люсинда посмотрела на нас.
– Я ничуть не сожалею, что убила ее, – и глаза сверкнули как-то ненатурально ярко. – Ей не следовало так поступать. Не следовало писать все эти гадости о Брэдфорде. Она не только его погубила, но и разрушила наши жизни.
Инспектор Ласло шагнул к ней, но путь ему преградил Реджи.
– Она просто не понимала, что делает, – умоляющим тоном проговорил он.
– Простите, мистер Лайонс, – отозвался инспектор. – Мне искренне жаль.
Затем он обошел Реджи и двинулся к тому месту, где сидела Линди.
– Люсинда Лайонс, я обвиняю вас в преднамеренном убийстве Изабель Ван Аллен.
И вот инспектор Ласло увел с собой Линди, а мы так и остались сидеть в гостиной. Реджи и Беатрис вышли следом за ними, и я подумала, что вернутся они еще не скоро. Им требовалось время осознать случившееся. Да не только им, всем нам было нужно.
Интересно, подумала я, много ли они знали с самого начала. Да, они всячески прикрывали Люсинду, но известно ли им было, что это она убила Изабель? Возможно, они все же заподозрили ее, так как оба пытались отвести от нее подозрения. И несмотря на то, что сама Люсинда думала о сестре и брате, они всеми силами старались защитить ее.
– Просто уму непостижимо, что все это правда, – сказала Фрида Коллинз. – Не могу поверить, что Люсинда убийца. – Она сидела за спиной у мужа. И я не удержалась от мысли, насколько моложе его она выглядит. И еще смотрела она теперь куда веселей, словно с души свалился тяжкий груз беспокойства и подозрений. Они уже не были молоды и беспечны, как прежде. Но секретов между ними теперь не существовало, и дышаться им стало явно легче.
– Стало быть, Брэдфорд был все это время невиновен, – заметила Лаурель. – И теперь его имя очищено от подозрений в убийстве. Но только вдумайтесь, он домогался несовершеннолетней. И она забеременела. Я просто шокирована!
Да и все остальные были шокированы. А я испытывала некоторое чувство нереальности, словно я читала отрывок из романа Изабель Ван Аллен. Ведь я едва знала всех этих людей, если не считать Фриды и Лаурель, и тем не менее глубоко за них переживала. Я могла лишь представить, какие нелегкие времена наступят для тех, кто так много потерял.
– Но откуда вам было знать, миссис Эймс, что она сознается? – спросил мистер Коллинз. Смотрел он спокойно, выглядел расслабленно. Даже черты лица утратили обычно присущую ему жесткость.
– Я не знала, – ответила я. – Но очень на то надеялась. И подумала: если удастся спровоцировать ее, то, может, она что-то и выболтает.
– Ты назвала ее ребенком, – заметил Майло. – Пожалуй, никакое другое обращение не способно вызвать такую реакцию.
– Я и сама так думаю, – кивнула я. – Люсинде очень хотелось, чтобы к ней относились как к взрослой женщине. Назвать ее ребенком было почти равносильно оскорблению. И все равно она во многих отношениях еще дитя.
Примерно то же самое можно было сказать и о Десмонде Робертсе. Он был еще очень молод и не научился держать удар. Оставалось лишь надеяться, что со временем он окрепнет душой. Сразу после ареста Линди он вышел из гостиной, и вид его был ужасен. Мне было страшно его жаль.
– Остается надеяться, что с мистером Робертсом все будет хорошо, – сказала я.
– Непременно, – кивнул Майло. – Но для этого нужно время.
– А ведь она едва не погубила всех нас, – заметил мистер Уинтерс. Он заговорил впервые с того момента, как арестованную Люсинду увели, глядя на нас водянистыми голубыми глазами. – Возможно, Люсинда была по-своему права. Может, нам всем еще крупно повезло, что мы избавились от Изабель.
И вот вскоре я оказалась у себя в комнате и начала переодеваться ко сну, как вдруг осознание всего того, что произошло, накатило на меня удушливой волной, и глаза наполнились слезами. Все это было так страшно, глупо – пустая бессмысленная трата чужих жизней. А секунду спустя я не услышала – скорее почувствовала, – что сзади ко мне подошел Майло.