Она особенно старалась ухаживать за Бастианом и показывать свою любовь и преданность. Почти никто не изменил своего отношения к ней, и смотрели на неё, как на горестное недоразумение, хотя некоторые и видели в ней счастливый для Бастиана случай. Мало кто не мог признать, что она необыкновенно привлекательна, а для мужчин просто бывала неотразимой.
В последний день мая Ильда с доном Аристидом и ещё одним сеньором помоложе из родственников поехали осмотреть виноградники и давильни винограда, готовясь к новому сезону.
Особого разговора у них не было, но время хоть немного проходило не так мучительно. Особенно старался дон Аристид, пытаясь улучшить настроение Ильды. Это ему удалось. Она оживилась и понемногу увлеклась лёгкой болтовнёй, которую оживлённо поддерживал дон Аристид и его дальний родственник дон Альфонсу. Тому было, как и Бастиану, за сорок, но выглядел он молодо, и соседство такой женщины, как Ильда, возбуждало его.
Никто из них не пытался напомнить ей о Бастиане и все трое довольно хорошо проводили время в дороге и на плантациях.
– А не провести обед прямо здесь, под деревом? – предложил Альфонсу и с таинственным видом посматривал на Ильду. – Свежий воздух, птицы и вообще…
– Очень даже хорошо будет, – согласилась Ильда и отошла распорядиться слугами об обеде.
Зашла в густой кустарник, достала из сумочки куклу, оглянулась, словно вор, и иголкой кольнула в область сердца. Сжатые губы выражали решимость и отсутствие угрызений совести. Злорадство отразилось на её лице. Иголку выбросила, куклу спрятала, надеясь спалить её в костре.
– Ильда, у вас какое-то лицо странно напряжённое, – заметил Аристид с беспокойством. – Что случилось?
Это заявление немного повергло её в смятение. Она растерялась, но быстро нашлась с ответом.
– Вдруг что-то в груди тревожно сердце забилось. Как бы с Бастианом чего плохого не случилось. Я так боюсь за него, мои друзья!
– Он мне сегодня утром показался весьма здоровым, – отозвался Альфонсу.
– Мне тоже, но сердце щемит, и я побаиваюсь за него.
– Полно тебе, Ильда! – стал утешать её Аристид. – Что может случиться с ним за полдня?
– Мы уже полдня в пути и здесь, на плантации, – хмуро ответила Ильда. – Я бы хотела пораньше вернуться, сеньоры. Даже есть расхотелось.
– Хорошо, – согласился дядя Аристид. – Сейчас поедим, а то дорога дальняя, а ехать ещё пару часов на голодный желудок тоскливо.
Обед прошёл в атмосфере неуверенности и тревоги. Даже Аристид под конец проникся тревогой Ильды и заторопился. Лишь Альфонсу выражал недовольство, но подчинился общему требованию поскорее отправиться в город.
– Погоняй! – просила Ильда кучера. – Мне всё больше тревожно и неспокойно. Так бы и полетела к нему, да где взять крылья!
– Не терзай себя преждевременно, Ильдита, – уговаривал дядя Аристид. – Я уверен, что ничего страшного не случилось. Потом смеяться будешь над своими страхами и опасениями, милая моя.
Он положил свою горячую ладонь на руку Ильды и та, будто не заметив этого, даже не вздрогнула. Вид её говорил о тяжёлых раздумьях и сильном беспокойстве.
В доме их встретили испуганные слуги и две родственницы, приехавшие ещё раньше. Одна из них тут же набросилась на Ильду с упрёками:
– Где вы пропадали, сеньора? Ваш супруг при смерти, а вы развлекаетесь!
– Ты что такое говоришь, Эстела! – тут же встал на защиту Ильды дядя. – У неё начались беспокойства, и она потребовала тотчас вернуться назад! Что с племянником?
Ильда никого не стала слушать и бегом бросилась в спальню, проведать мужа. Тот лежал бледный, с открытым ртом. Дыхание вырывалось с хрипом, а вокруг суетились служанка, врач и одна из родственниц, тоже с осуждением вскинула на молодую супругу злобный взгляд.
Ильда не стала возражать ей, бросилась к больному и приникла к его щеке. Было отвратительно, от больного шёл дурной дух смерти, но она вздрагивала в рыданиях, выдавливала слезы, что ей вполне удалось. Подняла мокрое лицо и тихо, прерывающимся голосом, спросила у врача:
– Что случилось, доктор? Он так хорошо себя чувствовал утром. Потому мы и осмелились поехать на эту проклятую плантацию!
– Крепитесь, сеньора, – скорбно ответил доктор. – Мы послали уже за священником. Почти сразу после вашего отъезда дону Бастиану стало хуже, мучили внезапные боли в сердце, а потом он потерял сознание. Теперь вот ждём…
– Чего ждёте, доктор?! – истерично вскричала Ильда. – Делайте хоть что-нибудь! Не сидите без дела!
Он красноречиво скривил лицо, пожал плечами, Говорить, оправдываться он посчитал бессмысленным. И так всё было ясно. Для острастки приложил ухо к груди, долго слушал и с безнадёжным вздохом качнул головой.
Ильда то рыдала, то вопила на служанку и родственниц, то впадала в отчаяние, которое сменялось тихим безразличием. Игра, казалось, доставляла ей некоторое удовольствие, но никто этого не видел.
Перед закатам Бастиан пришёл в себя, оглядел комнату, остановил жалкий взгляд на Ильде и прошептал нежно:
– Прощай, любимая! Я тебя так люблю! – он задохнулся, врач приподнял его с подушки, дал попить настоя, проливая его. Бастиан не пил. Отдышался и довольно разборчиво произнёс: – Ильдита, ты столько подарила мне счастливых мгновений! Благодарю тебя, и все прощаю, хотя прощать тебя мне не за что. Я… – он не закончил, задышал прерывисто и откинулся на подушку. Сознание покинуло его, но он ещё дышал.
Ильда тихо рыдала, родственницы плакали и шептали молитвы. Пришедший священник читал отходную молитву, осеняя умирающего большим крестам и кропя его святой водой.
Солнце закатилось за морской горизонт, и дон Бастиан отошёл в мир иной.
Ильда закаменела. Видимо, ей уже невмоготу было рыдать и играть убитую горам супругу, и она застыла в отчаянном горе, безмолвная, неподвижная и бледная. А вокруг суетились люди, готовя умершего в путь, откуда никто не возвращается. Её это, казалось, не занимало. Она лишь смотрела на восковое лицо Бастиана и молчала, широко открыв черные глаза.
Аристид уже поздно вечером насильно увёл её в комнату, где уложил в постель, прикрыв одеялом. Она жаловалась на озноб и просила затопить камин.
Служанка осторожно, стараясь не шуметь, разожгла камин и вопросительно посмотрела на хозяйку. Та её не замечала, устремив взгляд в одну точку, и мелко дрожала временами, словно её кто-то тряс.
Когда служанка ушла, тихо прикрыв дверь. Ильда вскочила, задвинула засов и быстро достала куклу. Сунула её в огонь и ворошила железной кочергой, торопя огонь сожрать улику её преступления. Правда, она так не считала. Наоборот, она стала на колени, взяла в руки талисман, висящий на шее и с фанатизмом стала благодарить Великую Мать Акровери за содействие и помощь в мщении за поруганную честь её дочери, Ильды, вернее Мпату, как её назвала мать при рождении, и как никто её не звал. Только мама, и то в отсутствии рядом посторонних.
В дверь постучали, она не шелохнулась, продолжая шептать молитву и благодарственное заклинание Матери Акровери. Она уже почти не понимала слов, но память их хорошо помнила, и сейчас они выплёскивались наружу в молитве и заклинаниях.
Встав, она тщательно помешала угли и пепел, разгребла их и все осмотрела, ища следы куклы. Ничего от неё не осталось, и Ильда вздохнула с облегчением. На душе стало спокойно, мирно и легко. Она резво походила по комнате, захотелось поговорить с Аной, но сама улыбнулась своей глупости и желанию столь ненормальному.
Подбросила дров в камин, легла на узкую кровать и мгновенно заснула, умиротворённая и почти счастливая. Последней мыслью её было недовольство, что завтра предстоит опять притворяться и играть уже опостылевшую роль убитой горем супруги.
Её разбудили рано. Она поморщилась. Хотелось спать, чувство усталости не прошло, и пришлось открыть дверь и показать измученное лицо служанке.
– Сеньора, вас просят спуститься вниз. Простите…
– Я сейчас буду, – ответила Ильда трагическим голосом и попросила: – Пусть придёт Ана. Мне трудно самой управиться со всем.
Ана пришла почти мгновенно. В молчании помогла сеньоре одеться, умыться. Чёрный наряд мало шёл ей и Ана попробовала об этом сказать.
– Заткнись! – коротко оборвала Ильда и поспешила вниз.
В зале уже были люди. Родственники, друзья и прочие любители пышных похорон важного сеньора. Во дворе стоял взвод солдат местного гарнизона и двенадцать кавалеристов в парадных мундирах. Солдаты заряжали мушкеты, готовя их к прощальному салюту. Из столицы должны были приехать важные гости. По этой причине похороны отложили на вечер.
Ильда безучастно принимала соболезнования, ничего никому не говорила и изредка подносила платочек к глазам, вытирая уже иссякшие слезы. Она стояла у гроба супруга и не могла узнать его. Он казался чужим и совершенно безразличным. Ничто не занимало её, и это всем было понятно и учтено. Её почти не трогали, занимаясь лишь покойником.
Большая толпа гостей из столицы, местные друзья и солдаты медленно прошествовали к кладбищу. Ильда с нетерпением ожидала окончания похорон, мечтая остаться в одиночестве и отдохнуть от всего этого кошмара.
Наконец похороны завершились, гости быстро разъехались, а родственники намерены были оставаться ещё дня на два, что убивало Ильду. Она держалась из последних сил и молила Бога дать ей силы и не погубить всё.
Через два дни дон Аристид неожиданно потребовал зачитать завещание.
– Мой племянник, да будет ему земля пухом, просил это сделать побыстрее.
– Не слишком ли вы торопитесь, дон Аристид? – скромно спросила Ильда. – Тело только что предано земле, а вы уже… уже за наследство вздумали драться!
– Прости, Ильдита, но это просьба твоего супруга, а воля умершего для нас всех закон. И я настаиваю на этом. Пусть явится нотариус и всё зачитает.
С ним согласились и послали за нотариусом. Тот не заставил себя ждать.
Читать долго он не стал, да и нечего было особо читать. Завещание было довольно короткое и конкретное. Все с напряжением слушали сухие слова нотариуса и по мере чтения их лица все больше вытягивались.