Все до лампочки… Все до срл…
Хватит, слазь, говорит ему Саша, потом напускается на Аллу: А ты не хмыкай под руку. Подумаешь, слово сказал!
Кепкин сконфуженно выбирается из кресла, спускается к нам.
Слушай, у тебя что нет уверенности? сочувственно спрашивает его Тюрин. Не веришь в возможность переброса'
Он в себя не верит! Я вырубаю питание.
Да нет, я верлю… Гера сам расстроен. Только что-то останавливает… Предчувствие какое-то.
Да он просто боится, мелодично произносит Алла. Я же по приборам вижу. Пульс начинает частить, давление падает, выделение пота, дрожь в животе, в промежности… словом, сердце в пятках.
Кепкин беспомощно смотрит на нее, пытается шутить: А какими прлиборами ты обнарлуживаешь, что серлдце уже в пятках?
Смирнова ясно смотрит на него и не отвечает. Это тоже ужасно.
Что ж, раз боишься, будем перебрасывать «собачьим» способом, решает Стриж. По-южноамерикански. Чтобы сердце ушло дальше пяток и тебя утянуло.
Итак, попытка следующая. Когда Герку усадили и зафиксировали электродами, Сашка показал ему его магнето: Узнаешь? Сейчас подсоединяю к электродам, кои вблизи самых деликатных мест, и если задержишься в кресле, крутну, не я буду! Начали.
"Музыка" при приближении ПСВ была теперь не та: рев пикирующих бомбардировщиков, взрывы, раскаты грома, грохот обвала. И нарастающий жар и свет в лицо от надвигаемых прожекторов. И замахивание предметами перед расширившимися глазами. И высказывание Герочке всего, что мы о нем думаем…
Стрелки индикаторов вправо полоса резонанса кончилась. С нас катил пот. Дрожали руки. А Гера, закаленный трехлетним общением с нами, остался в кресле, не перешел. Правда, магнето в ход мы, конечно, не пустили. Доказал Алле, что ничего не боится, голыми руками не возьмешь.
Вот Уралов, ехидно сощурился Кепкин, высвобождаясь, тот бы давно прлидумал, как перлебрлосить. Наш Пал Федорлыч. А вы!..
Шли первые опыты. Уралов, наш могутный шеф, умотал от них в отпуск. От греха подальше. Чтоб в случае чего ответственность на нас. И унизить нас сильнее, чем сопоставив с ним, было невозможно.
Я хоть и не Уралов, но придумал! объявил на следующий день Стриж. Он позвал Кадмича и Алку мы принялись разрабатывать сценарий.
Попробуем на тебе еще один способ, сказал я Кепкину. Способ неземного блаженства. С участием Аллочки. Если не перейдешь все, отбракуем.
Давай! Герка глядел на Смирнову с большим интересом…Электроды мы расположили иначе: чтобы Алла могла стоять почти вплотную к Кепкину, зафиксированному в кресле, гладить его по щекам, голове, касаться рук (которыми тот, увы, не мог ее обнять), обдавать запахами парфюмерии и своего тела, и говорить чарующим голоском говорить, говорить: Ну, Герочка, неужели вы не сумеете сделать то, что удается и Александру Ивановичу, и даже этому… Самойленко? Я всегда была уверена, что вы интереснее, содержательнее их, только недостаточно настойчивы. Соберите свою волю и!..
Зачем же мне перлебрласываться. Аллочка, в иные варианты, возражал разомлевший Кепкин, когда мне здесь с вами так хорлошо!
А может, в иных. нам будет еще лучше? Смирнова искусительно приблизилась грудью к лицу Геры. Ведь способ называется неземное блаженство. Вот и надо стремиться к нему, милый Герочка.
Я за пультом слушал да облизывался.
Тюрин стоял на стреме, выглядывал в приоткрытую дверь. Наконец шепнул мне: "Есть! Они в коридоре".
Теперь оставалось дождаться ПСВ. Она не замедлилась и все совпало отлично: индикаторы показали приближение резонанса: я включил музыкальный сигнал, кивнул Радию; он зажег над дверью в коридоре табло "Не входить! Идет эксперимент" только на сей раз оно означало приглашение войти; и Стрижевич ввел в комнату Лену Кепкину, плотно сложенную женщину с широким чистым лицом, темными бровями и усиками над верхней губой; не знаю, что он говорил ей, выдерживая в коридоре, только вид у нее был решительный, губы плотно сжаты.
Все назад! Я нажатием клавиш откатил от Геры электродные тележки.
Смирнова с возгласом: "Ах, боже!.." отскочила, одернула халатик.
Гера увидел восходящую на помост супругу. Лицо его выразило смятение. Он беспомощно шевельнул руками, жалко улыбнулся, ерзнул в кресле и исчез. Был и нет.
Конечно, это было жестоко по отношению к Лене. Она едва не грохнулась в обморок. Дали воды, успокоили, заверили, что вечером Гера вернется домой, как обычно, ничего страшного не случилось, обычное внепространственное перемещение и т. п. Так оно, кстати. и было, мы не врали Лене: вернулся домой после работы во всех вариантах Кепкин-ординарный.
Но главное опыт удался.
Определенно могу сказать, что Лена Кепкина своего Геру не бьет жалеет и любит. Просто была как-то в коридорном перекуре высказана такая гипотеза. Кепкин на свою беду завелся: "Что-что?! Меня-а?!." И пошло. У нас это просто.
Но после такого перехода ему теперь трудно доказать обратное.
…В варианте, где Сашка до Нуля не дожил, все придумал я сам.
А за Леной послали с надлежащей инструкцией техника Убыйбатько.
У Нуль-варианта тоже есть варианты. Тот, который со Стрижевичем, дельнее, выразительней.
Прлисутствовал сегодня прли интерлесном рлазговоре, сообщает Герка, беря стул и усаживаясь возле сварочного станка. Ехал в служебном автобусе вместе с дирлектором и Выносовым. Наверлно, их машина испорлтилась. Выносов меня, конечно, узнал, спрлашивает: "Ну, как там у вас обстановка?" "Ждем ученого совета", отвечаю. "Скорло будем обсуждать, говорит, только не поступите прлежде с Павлом Федорловичем, как прлидворные с Екатерлиной…" Алка, Кепкин поворачивается к лаборантке, что он имел в виду?
Той льстит, когда у нее консультируются по истории. Но сейчас она отвечает кратко и с превосходством: При мужчинах нельзя.
Ну и ладно, Гера снова поворачивается ко мне. Потом Выносов говорлит дирлектору: "Непрлиятная, говорлит, ситуация". А тот ему: "Все из-за скорлопалительности. Торлопимся заполнять штатное рласписание, берлем кого ни попадя". А Выносов "Но, Иван Иванович, все-таки Урлалов создал лаборлаторию!" А дирлектор: "Да, но что создала его лаборлатория?" Вот.
…Нет, конечно, передо мной сейчас Кепкин-здешний, по уши погрязший в делах и отношениях этой н. в. линии. А где тот, мой коллега, куда его занесло?
Когда я позавчера переходил из Нуля, его не было уже дней пять. Вернулся ли?
Я спрашиваю: Ну а вывод какой?
Вывод? Шатается Пал Федорыч-то. Дирлектор он ведь, так сказать… Гера смотрит на меня со значением.
Чепуха. Подумаешь, директор сказал… Выкрутится Уралов и на этот раз, ему все как с гуся вода.
Знаешь, Кепкин оскорбленно встает, когда ты прликидываешься идиотом, у тебя получается очень похоже. Прлосто один к одному!
Смирнова фыркает за моей спиной.
Я тоже поднимаюсь: И из-за подслушанной сплетни ты отвлекаешь меня от дела?! Постой… что это у тебя под глазом? Граждане, у него под глазом синяк.
Опять?! с хорошо сделанным сочувствием произносит Толстобров.
Где? Где?! Гера смотрится в зеркальную шкалу гальванометра. Это чернила… Он слюнит палец, пытается стереть, но поскольку пальцы в тех же чернилах, синяк становится еще заметнее.
Тем временем его окружают все.
Похоже на отпечаток утюга, определяю я. Тыльная сторона. Хотя бы в полотенце заворачивала.
Кино-о! стонет Алла.
Герман Игоревич, скалится Убыйбатько, вы бы сбегали в медэкспертизу, взяли справку о побоях и в суд!
Кепкин теперь предельно лаконичен. Он берется за ручку двери, обводит всех взглядом исподлобья:
Пар-ла-зи-ты! и выходит.
Минуту в лаборатории длится веселье, потом все утихомириваются. Только Андруша еще долго хмыкает и крутит головой над схемой.
Все-таки Кепкин перебил настроение, отвратил от идеи. Слишком многое напомнил. "Да, но что создала его лаборатория?" Вот именно: одни попытки и провалы. Под водительством Павла Федоровича Уралова.
Неужели он и здесь выкрутится на ученом совете? Вероятней всего, да.
Ведь вышел он цел и невредим из всех вариантов провала «мигалки», даже катастрофических, в которых сотрудник погиб. В таких случаях снять начальника следует хотя бы из соображений приличия, а вот нет, обошлось. Доктор Выносов за него горой, пестует в ученые.
Но сейчас Паша шатается, Герка прав. И если поднапереть всем, то?.. Ведь он еще "и. о.", диссертации не сделал.
…Ну. вот отвратив от эксперимента, втянул меня другим концом в водоворот лабораторных страстей этот черт картавый. Так я завязну надолго.
Закончу-ка я лучше опыт на сварочном станке, закруглюсь хоть с этим для душевной свободы.
Прилаживаю снова на нижнем электроде наполовину изуродованную матричную полоску. Осторожно подвожу верхний штырь к искорке германия с никелевой, с мушиный след, нашлепкой.
Дожимаю педаль и… хруп!
Мысленно произношу ряд слов, заменяемых в нашей печати многоточиями.
Нет, я что-то не так делаю. Надо иначе. Как?..
ГЛАВА V. Павел Федорович делает пассы
Карась любит, чтобы его жарили в сметане. Это знают все кроме карася. Его даже и не спрашивали не только насчет сметаны, но и любит ли он поджариться вообще.
Такова сила общего мнения.
К. Прутков инженер. Мысль № 95.
На подоконнике зазвенел телефон. Встаю, подхожу, беру трубку: Да?
Лаборатория ЭПУ? Попрошу Самойленко.
Я слушаю, Альтер Абрамович. Здравствуйте.
Алеша, здравствуйте. Алеша, ви мне нужен. Надо якомога бистро списать «мигалку». Она же ж у вас на балансе! Зачем вам иметь на балансе неприятности? Надо списывать, пока есть что списывать.
Ясно, Альтер Абрамович, вас понял. Иду.
Делаю мысленный реверанс станку и идее: ничего не попишешь, надо идти. Хотел попробовать, честно хотел, но… то Кепкин, то вот Альтер не дают развернуться.
Техник Убыйбатько, подъем! Пошли в отдел обеспечения, «мигалку» будем списывать.