– Слышь, – окликнул Обри. – Слышь, чел. Берегись.
Он ухватился за упряжь на груди Экса и рванул, а Экс вскрикнул от боли так пронзительно и визгливо, что Обри тут же отскочил и отпустил его.
– Грудь! – вопил Экс. – Грудь моя гребаная! Ты что делаешь?
– Просто хочу оттащить тебя от края, – сказал Обри. Он опять потянулся к упряжи, и Экс локтем отмахнул его руку прочь.
– Тех, с кем несчастный случай случился, с места не трогают, невротик ты засранный, – закричал Экс. – Ты что, вообще ничего не знаешь?
– Извини.
Экс часто задышал, выравнивая дыхание. По щекам его были размазаны слезы.
– Края чего? – спросил он наконец каким-то жалким, едва ли не детским голоском.
В этот момент потянуло ветром, взбивая вокруг них молочное облако. Вытяжной парашют наполнился, поднялся, вдруг дернулся назад, порываясь вверх, в яркое синее небо. Ветер натянул все парашютные стропы и приподнял Экса в сидячее положение. Инструктор опять вскрикнул. Сапоги его потащились по упругому, пушистому материалу облака, оставляя за собой борозды в шесть дюймов глубиной. Обри вновь представился сырой хлеб, кто-то запускающий пальцы в упругое тесто.
Обри потянулся за одним из оставлявших следы сапогов, схватил его все еще онемевшей правой рукой. Но в пальцах не было чувствительности, они удержали сапог всего на мгновение, прежде чем он вырвался из их хватки.
– Края чего? – прокричал Экс, пока его несло прочь.
Ветер тянул вытяжной парашют вверх и в сторону, резким неожиданным движением вынес его за край облака, словно горничная в гостиничном номере простыню с кровати стянула. Экс заскулил, ухватился за парашютные стропы, натянутые вокруг него. Его подняло в небо футов на шесть-семь. Потом дунул боковой ветер, и инструктор быстро полетел вниз – мимо облака, за пределы поля зрения.
Глава 4
Ветер едва слышно напевал – пронзительно и глумливо.
Обри не сводил глаз с места, где лежал Экс, будто тот мог там вновь появиться.
Немного погодя он понял, что дрожит, как щенок, хотя всю свою панику оставил там, в самолете. Охватывавшее его сейчас было покруче драки или прыжка. Шок одолел, наверное.
Или, может, было просто холодно. В том мире внизу шел третий день августа, стояла дневная, сухая, удушающая жара. Пыльца покрывала машины тонким слоем грязи горчичного цвета. Шмели сонно и баюкающе гудели в сухой, выжженной траве. Здесь же, наверху, стояло раннее холодное утро начала октября, хрусткое, зябкое и сладкое, как попавшее на зубок спелое яблоко.
Он подумал: «Ничего этого не происходит».
Он подумал: «Я до того перепуган, что у меня в мозгах что-то защелкнулось».
Он подумал: «Я ударился головой о борт самолета, и все это – мои последние пустые фантазии, пока я умираю от перелома черепа».
Обри отслеживал все эти варианты, как человек, сдающий карты, но только как-то отрешенно, полусознательно, едва вникая в них.
Бесспорно, что было, то было: и холодная свежесть в воздухе, и посвист ветра, выводящего высокую, целую, идеальную ноту ми.
Долгое время он, стоя на четвереньках, вглядывался в задний край, силясь понять, может ли он двигаться. Не было уверенности, что осмелится. Все казалось: стоит двинуться, и гравитация заметит его и утянет вниз сквозь облако.
Он похлопал туман перед собой, погладил его, как кошку. Стоило коснуться, как туман затвердел в комковатую, податливую массу.
Обри полз, ноги его дрожали. Было похоже, что двигался он по мягкой глине. Одолев около ярда, он оглянулся. След от него на поверхности облака пропадал почти сразу же, вновь обращаясь в тягучий, сгущающийся туман.
Когда он был в пяти футах от южного края облака, то упал на живот и распластался. Ползком продвинулся чуть дальше, пульс у него бухал так, что с каждым ударом сердца день то загорался, то темнел. Обри всегда боялся высоты. Хороший вопрос: зачем человеку, кого на высоте страх берет, человеку, который всегда, если можно было, избегал перелетов, было соглашаться прыгать с самолета. Ответ, разумеется, безумно прост: Хэрриет.
Облако к концу истончалось… становилось тоньше, но не прогибалось. Самый край облака был в дюйм толщиной, зато самым твердым, самым прочным, как бетон.
Обри заглянул за край.
Под ним расстилался Огайо, почти идеально ровный простор из разноцветных квадратиков – изумрудных, пшеничных, густо-коричневых, бледно-янтарных. Это там пресловутыми волнами ходят хлеба, как с такой любовью поется в «Америке прекрасной». Ровные, как по линейке проложенные ленты шоссе пересекали поля внизу. Красный грузовичок-пикап полз по одной из этих черных нитей, как яркая стальная бусинка на счетах.
Он увидел (к югу и западу) взлетную полосу из выжженной красной земли за ангаром, в котором размещалась фирма «Приключения в небесах. Облако-9». И вон она, «Сессна», только-только коснулась земли. Либо у Ленни получилось опять завести самолет, либо он прекрасно сумел спланировать на нем.
Еще миг, и Обри увидел парашют, пространный купол переливающегося белого шелка. Он следил, как парашют опустился до земли и оказался на поле, чем-то засаженном: зеленые ряды, разделенные линиями черной земли. Купол сам собой сложился. Значит, Экс на земле. Он на земле, и он был вполне в сознании, чтобы рвануть вытяжной трос. Экс внизу, скоро ему окажут помощь, и он расскажет…
Что-то. Обри не очень представлял себе, что именно. «Я оставил своего клиента на облаке?»
Внизу парашют расстилался по полю, раздуваясь и сморщиваясь, как легкие.
Когда Экс расскажет им, что случилось, его посчитают истериком. Окровавленного, тяжело раненного человека, бредящего тем, будто он приземлился на облако, скорее всего, встретят с беспокойством и словами утешения, но только не с верой. Будут добиваться объяснения, наиболее осмысленного. Предположат, что с Обри случилось что-то странное и он отстегнулся, вероятно, после удара о корпус самолета (это заодно и объяснит ранения Экса), упал и разбился насмерть. Даже для Обри это выглядело более правдоподобной историей, чем та, что происходила на самом деле, а Обри действительно был на облаке и смотрел вниз.
Такое представление внушало ужас, только было в нем что-то не так. Он пытался понять это: отыскать ошибку дело столь же обманчивое, как и попытка найти комара, зудящего в одно ухо, но исчезающего, стоит только обернуться, выискивая его. Ему придется перестать отыскивать ее, вообще перестать думать. Придется позволить взгляду оставаться рассеянным.
Сухая, пульсирующая боль стучалась за висками.
Он припомнил, как мельком увидел «Спрей для тела ЭКС» за мгновение до того, как вытяжной парашют унес его в пустоту, – и тут он ее увидел. Мысленный взгляд его обрел остроту и сосредоточился на глупом, поблескивающем линзами объективе видеокамеры на шлеме инструктора. Все это было на видео. В объяснениях Экса не было необходимости. Нужно будет просто просмотреть запись. Тогда они поймут.
Тогда они придут за ним.
Глава 5
Немного позже он поднялся на колени и огляделся.
Громадное колесо облака все еще хранило тарелочную форму НЛО с громадным куполом точно в центре, главной его приметой. Все остальное было далеко не ровным, поверхность бугрилась, ерошилась дюнами и холмиками.
Обри выискивал голубое небо, пока голова не закружилась, и пришлось опустить взгляд. Когда головокружение прекратилось, он понял, что по-прежнему находится на самом краю, месте совсем не удобном. Сев, он заскользил в глубину облака, как можно дальше от пропасти.
Наконец он решился рискнуть и встать на ноги. Рывком поднялся, ноги все еще дрожали.
Обри Гриффин стоял в одиночку на своем острове-облаке.
Понемногу до него дошло, что в упряжи ему неудобно. Лямки туго, болезненно скрещивались в паху, сдавливали мошонку. Еще одна лямка туго перетягивала грудь, затрудняя дыхание. Или это воздух был разреженным?
Он отстегнул упряжь и выбрался из нее. Уже собирался бросить ремни в облако, когда увидел вешалку.
Она была слева от него, на краю зрения: старомодная вешалка для пальто с восемью изогнутыми крючками, изваянная из облака.
Он оглядел ее внимательно, ощущая сухость в горле, чувствуя, что сердце бьется гораздо, гораздо чаще.
– Это что за хрень? – вопросил он, не обращаясь ни к кому конкретно.
Разумеется, совершенно очевидно было, что это такое. Видеть это мог любой, имеющий глаза. Он убеждал себя, что на самом деле это не вешалка, что это просто некое искажение в облаке. Он кружил, изучая ее под каждым углом. Вещь выглядела вешалкой для пальто – где бы он ни стоял… вешалка из материала облака, но все равно – вешалка.
Экспериментируя, он повесил оливковую упряжь на один из крючков. Ремни должны были бы упасть, рассеяв пелену тумана.
Вместо этого они повисли на крюке, покачиваясь на ветру.
Обри произнес:
– Ха!
И это был не смех, а настоящее слово, восклицание удивления, а не веселья. Повода удивляться не было, если честно. Облако держало его, а он весил 175 фунтов[78]. Что же говорить о брезентовых ремнях, которые и на два фунта не потянули бы? Он отстегнул шлем и повесил его на другой крюк.
Боль, начавшаяся у него в пазухах, теперь пронзала его, как шампур, от левого виска до правого. Перелом черепа, подумалось ему, тот, что случился, когда он ударился головой о корпус самолета. И все вокруг от этого: яркая фантазия мозга, насквозь прошитого осколками кости.
Впрочем, из-под такого пробивалась совсем иная мысль. Еще один мысленный комар жужжал где-то около головы – скорее внутри нее, чем снаружи. Он думал: откуда облаку знать, как выглядит вешалка для пальто? Идея до того абсурдная, что походила на подпись к карикатуре в «Нью-Йоркере».
Он втянул в себя разреженный, холодный воздух и впервые задумался, а какой будет температура через шесть часов, когда зайдет солнце.
Только к тому времени он уже будет на Си-эн-эн. Озвучивать самую большую новость на свете. Вертолеты новостных служб телеканалов комариной тучей будут стрекотать в воздухе, ведя прямой репортаж о человеке, шагающем по облакам. Видео с камеры будет демонстрироваться по всем каналам, разойдется по всему Интернету.