Процесс передачи собственности отца в мои руки оказался довольно сложным, и мне назначили социального работника и юриста, которые должны были со всем этим разобраться. Я был не одинок, хотя все вокруг полагали обратное. На мой банковский счет перевели деньги. Я оказался небогат и вынужден был упорно работать, чтобы оплачивать счета, но домом владел на сто процентов. Часто звучал вопрос, почему я не ходил в школу, но я отвечал правду: мой отец верил, что я страдаю от редкого заболевания и что общение с людьми может быть для меня опасно. Мне нужно было получить местный аналог сертификата об образовании. Могу поспорить, власти пришли в изумление от моих высоких баллов и того, что мне удалось получить документ своевременно и по всем правилам. Социальная работница также проследила, чтобы меня зарегистрировали в налоговом управлении, и объяснила, что теперь все мои доходы облагаются сбором. Ей удалось убедить власти не взыскивать с меня налоги за заработанное ранее. Недели, когда я ходил на костылях, дались мне нелегко. Я зависел от социальных работников и районных медсестер, которые возили меня на физиотерапию и за покупками. Когда я наполнял свою тележку в супермаркете, они подмечали, какой у меня хороший аппетит. Они не знали, что я закупался на двоих.
Линди совсем ополоумела от голода, когда я впервые открыл дверь сарая спустя одиннадцать дней после аварии. Она грызла сыр прямо из упаковки и запихивала в рот горсти картофельных чипсов, не переставая орать на меня за то, что я так надолго ее бросил. Я ждал, пока она обратит внимание на мою короткую стрижку, на швы на голове, на костыли. Когда Линди все это заметила, она откинулась на постели и взглянула прямо на меня.
– Что случилось? Где он?
Я рассказал ей об аварии и о ссоре, которая к ней привела, и о том, как оставил отца умирать. Мои глаза наполнились слезами, ее тоже заблестели. Когда я закончил, Линди запрокинула голову, ее волосы рассыпались по плечам, а милое личико уставилось в потолок. Даже без зуба она была очень красивой.
– Все кончилось, – произнесла она. – Я могу идти домой. – А потом подозрительно на меня посмотрела. – А где полиция? Почему их нет?
Я молча уставился на нее. Мне никогда не приходило в голову, что Линди может захотеть уйти теперь, когда отца больше нет. Она была всем, что у меня есть.
– Ты моя, Линди, и со мной ты будешь в безопасности. – Я поклялся, что никогда не изнасилую ее, никогда не обижу. Я сказал, что позволил отцу умереть, чтобы он больше никогда не сделал ей больно. И это правда. Я хотел быть ее другом, а если б отпустил ее, этого никогда бы не случилось. Она отвернулась к стене и завыла так горько и тоскливо, как никогда раньше. – Линди, – тихо сказал я, – все к лучшему. Теперь я тут главный. Я позабочусь о тебе.
– Отвали, Стивен! – закричала она во все горло. Линди ненавидела меня. Если б ей удалось выбраться, она бы в подробностях рассказала полиции, кто я и где меня найти. Я уже два года был соучастником похищения Линди, так что у меня имелось две веские причины оставить ее у себя: я любил ее, и я не хотел в тюрьму. Первое было для меня гораздо важнее.
Один из бывших пациентов отца отдал мне свою старую машину. Вскоре стоматологический кабинет продали, наследство целиком оказалось на моем банковском счете, и я мог обходиться без социальных работников, юристов и медсестер. Я вернул себе самостоятельность.
В 1989 году, когда мне исполнился двадцать один год, я стал замечать, что на меня посматривают девушки из города. Раньше я никогда не придавал особого значения своей внешности. Шрам побледнел и превратился в тонкую белую полоску на лбу. Если не подходить близко, его даже не увидишь, а ко мне никто близко не подходил. Я хорошо питался и регулярно делал упражнения. Я записался в спортзал и тягал гири и штанги. Я арендовал небольшой магазинчик в городе и стал зеленщиком. Я по-прежнему поставлял овощи в местный супермаркет, но еще договорился с несколькими продавцами из ближайших городков. Я выяснял, сколько запрашивают другие производители, и сбивал цену. Я был на короткой ноге с несколькими парнями из зала, хозяевами сотрудничающих со мной магазинов и с некоторыми клиентами. Но теперь, когда я мог заводить друзей, они стали мне не нужны. Я не хотел ни с кем особо сближаться, потому что у меня была Линди. Она была моей тайной. Она не была моей подружкой – еще нет, – но я верил, что рано или поздно это случится. Я был готов ждать.
Я был к ней добр. Я отдавал ей свежие газеты, когда дочитывал их. Я поставил ей нормальную постель и цветной телевизор. Я покупал ее любимую еду, а не только самое необходимое, как отец. Ей нравились печенья «Шрусбери» и «МэллоуПафф», так что я угощал ее ими по выходным. Я купил ей электрический обогреватель на зиму, потому что она постоянно жаловалась на холод. Когда я ездил в город, то покупал ей новую одежду и домашнюю обувь, женские журналы и губную помаду. Я постоянно промахивался с размерами, но методом проб и ошибок выяснил, что нужно брать. Когда она попросила купить ей прокладки и тампоны, я был шокирован, что отец ее ими не снабжал. После этого я дважды в год закупал одну большую партию гигиенических средств, чтобы ей не приходилось каждый раз просить и чтобы они не заканчивались. Я подарил ей часы и календарь, чтобы она знала, какое сейчас число и сколько времени. Я купил ей магнитофон и радио. Все, что могло ее порадовать. И все же Линди никогда не казалась радостной.
– Зачем ты меня тут держишь? Если ты не хочешь секса, то чего ты хочешь? Я никогда не буду твоим «другом», – бросила она с презрением в голосе. – Я никогда не стану считать тебя никем, кроме как своим тюремщиком, и ты идиот, если думаешь иначе.
Глава 45
Салли
Наконец я получила сообщение от Марка: Пожалуйста, не общайся с моей бывшей женой. Это ее не касается.
Я была взбешена. Я говорила с Элейн всего дважды. Я даже с ней не встречалась, хотя она мне предлагала.
Я сразу же ему ответила: Хорошо. Но что ты хочешь от меня, Марк? Вот чего я не могу понять. А потом, немного подумав, отправила еще одно сообщение: Кстати, когда ты уехал из города, я получила очередную открытку от «С». А это случайно не ты? Пытаешься играть со мной в кошки-мышки?
В ту же секунду у меня зазвонил телефон.
– Марк?
– Что было в открытке?
– Да, тебе тоже привет.
– Мне нужно знать, что там.
– А мне нужно знать, почему мой дядя объявился в Каррикшиди, притворился моим другом, а потом исчез, не сказав ни слова.
– Я хотел сказать, правда, но не был уверен. И уже собирался рассказать. После вечеринки. Я хотел рассказать вам с тетей Кристин вместе. Но я думал, ты будешь как она, как Дениз. – У него сорвался голос.
– Марк? – В трубке что-то зашуршало, а потом он разразился слезами.
– Я думал, ты будешь как она, а ты как он!
– О чем ты говоришь?
– Салли, ты злая и агрессивная.
– Что? Да. Я знаю. Я пытаюсь справляться с этой частью себя. Марк, мне нужно с тобой увидеться. Мне больно, я растеряна и зла.
– Именно твоя злость меня и пугает.
– Меня тоже. Пожалуйста, возвращайся, и давай поговорим.
Его пришлось очень долго уговаривать, и он ни в какую не хотел возвращаться в деревню, так что я назначила ему встречу в загородном отеле «Фарнли Манор» под Роскоммоном в ближайшие выходные.
«Фарнли Манор» располагался в прекрасной старой крепости на берегу реки Шэннон. Первое, что я заметила, войдя во впечатляющее мраморное лобби, – это стоящий посреди плюшевых диванов цвета шампань огромный рояль, на котором никто не играл.
С одного из диванов поднялся Марк и помахал мне. Я подошла к нему, как будто в первый раз, и, когда мы оказались лицом к лицу, протянула к нему руки. Он принял объятия. Меня наполнили незнакомые эмоции, а сделав шаг назад, я увидела, что Марк достал носовой платок и промокнул глаза.
– Ты мой дядя, – сказала я.
Мы уселись, и он заказал полдник с чаем, так что к нашему столу вскоре принесли трехъярусную вазу с печеньями. И тут он заговорил:
– Я видел тебя в окно гостиной. Ты так взбесилась! Как дикий зверь. На твоей вечеринке, с Кэролайн… А потом ты вернулась, как будто ничего не произошло.
Он видел, как я напала на Кэролайн.
– О, Марк, ты даже себе не представляешь… Меня захлестнул страх. Я боялась, что объявится Конор Гири. Тина объяснила мне, что страх был иррационален, но мой мозг в тот момент не видел тут ничего иррационального…
Марк молча уставился на меня.
– Дениз тоже была такой, – сказала я, – дикой.
– Моя сестра была самой доброй и милой на свете! Она бы никогда не набросилась на человека…
– Она это делала много раз, после всего, что с ней сотворил мой биологический отец. Все это есть в папиных записях.
– Пожалуйста… Расскажи мне о ней. Отец отказывается обсуждать ее, мать умерла с ее именем на устах… Ты должна что-то помнить.
Я в сотый раз объяснила, что у меня не осталось никаких воспоминаний о Дениз, но у меня сложилось хорошее впечатление о ней из интервью на кассетах и записей отца.
– Они должны были отправиться в архив, Марк, но я оставлю их, раз уж выяснила, кто ты. Ты вправе все это услышать и увидеть.
Прежде всего он заговорил про Тоби.
– Это был мой медведь. Мне было четыре, когда Дениз похитили. Я постоянно ходил за ней. Она играла со мной. Иногда она прятала Тоби в кустах у забора в саду. Мне кажется, это должно быть у тебя. Оригиналы сохранены, есть копии. – Марк достал конверт и протянул его мне. Внутри оказалось всего четыре черно-белых фотографии. На одной стояла маленькая девочка в платье для причастия и вуали, молитвенно сложив руки и подняв глаза к небу. Милая девочка с большими глазами и веснушками на обеих щеках. На другой она уже была старше и держала за руку малыша, Марка, который в свою очередь держал за лапу маленького медвежонка, совсем нового, но в котором мгновенно узнавался Тоби. Ее волосы стали темнее. Еще был ее фотопортрет, на котором Дениз улыбалась, словно румяный