Меня удивило, что он не попрощался. Его уже не было, когда я проснулась на следующее утро. Накануне вечером я играла на пианино, когда он вернулся с одной из своих прогулок. И тогда Питер сказал:
– Знаешь, отец тоже играл на пианино. Когда мы жили здесь, в Ирландии. Он был так же хорош, как ты. Извини, но я не могу выносить эти звуки.
Я захлопнула крышку.
Питер оставил комнату в безупречном порядке, хотя мне показалось странным, что он забрал с собой все вещи. Тоби он тоже забрал. Это меня разозлило.
Марку такое внезапное исчезновение показалось настораживающим. Я не сказала ему про деньги.
Как всегда, я защищала Питера:
– Он поехал путешествовать. Ты видел, насколько все это его ошеломило. Может, он хочет осмотреться. Может, он решит остаться в Ирландии. Я на это надеюсь.
Я видела в нем столько от себя. Я испытывала к нему только самые теплые чувства. Может, я любила своего старшего брата.
Я несколько раз звонила Питеру, но он не брал трубку. Марк все больше беспокоился.
Через неделю я получила от Питера сообщение:
Мэри, я долго это обдумывал. Мне здесь не место, и я не чувствую себя твоим братом или племянником Марка, как бы ни старался. Я в дублинском аэропорту. Я возвращаюсь в Новую Зеландию. Для всех будет лучше, если мы не станем поддерживать общение. Я не хочу делать тебе больно и благодарен за деньги. Я использую их во благо. Желаю тебе и Марку всего самого хорошего. Вы сделали все возможное. У меня не все в порядке с головой, и никакая терапия это не исправит. Мне лучше одному.
Я начала кричать и клоками рвать на себе волосы, пока с другой стороны улицы не прибежала Марта.
Глава 53
Питер, 2020
Когда Марк сказал «коттедж», я представил себе маленький домик под шиферной крышей на одну семью, какие обычно показывают в новозеландских туристических проспектах про Ирландию. Но хотя на крыше действительно был натуральный шифер и спереди здание казалось небольшим, внутри все было новое, современное и безупречно чистое. Под толстыми стеклянными вставками в полу протекала длинная подземная река. Я никогда раньше такого не видел. Мэри оказалась совсем не такой, как я ожидал. Она уставилась мне в глаза, пока я не отвел взгляд. Мы не знали, что сказать друг другу, и тогда она пожала мне руку, ушла в другую комнату и заиграла на пианино. Это сразу пробудило воспоминания об отце, когда я маленьким мальчиком сидел в запертой спальне и слушал, как он играет. Марк сказал, это из-за шока, что она придет в норму через несколько минут. Он, казалось, комфортно себя здесь чувствовал. Марк показал свою квартиру по дороге к деревне, но они с Мэри, похоже, были близки, как, наверное, и положено семье.
Мы съели сэндвичей с чаем, а потом пасту с вином на ужин. Я не привык так много разговаривать, но они засыпали меня бесконечными вопросами про Дениз и про то, какой Мэри была ребенком. Она постоянно поправляла меня: «Меня зовут Салли». Сначала я все равно ошибался, но потом привык. Я вздохнул с облегчением, когда они наконец сказали, что скоро приедет такси и довезет меня до гостиницы в ближайшем городе. Меня измотали все эти разговоры и особенно необходимость утаивать информацию. Мне приходилось очень внимательно следить за тем, что я говорю и не говорю.
В отеле я поспал довольно неплохо. В хостеле в Дублине мне совсем не снились сны, и я воспринял это как знак, что именно здесь мое место. Но после вечера с Марком и Салли они снова начали преследовать меня – Линди, Ранджи и отец.
На следующий день Салли зашла за мной, и мы пошли в кафе в ее деревне. На этот раз уже я задавал вопросы, которые беспокоили меня. Почему она меня не помнит? Наша мать не рассказывала ей обо мне? Она объяснила про какое-то лечение, которое назначил ей приемный отец-психиатр. Салли вообще не помнила нашу мать. Я почувствовал облегчение и зависть. Облегчение – потому что она не знала, что я сделал с нашей матерью, а зависть – потому что ей удалось забыть обо всем этом. Есть столько всего, что я хотел бы забыть! Салли спрашивала об отце, и я заметил, что ее расстраивало столь разное отношение ко мне и к ней. Единственное объяснение, которое я смог предложить, это что «он ненавидел женщин». Оно казалось не особенно адекватным, но мне больше нечего было сказать.
Несколько следующих дней мы проводили много времени вместе и с нашим дядей Марком. Салли мне нравилась. Иногда она говорила совершенно нелепые вещи. Она хотела, чтобы я сходил к терапевту, но я боялся, что кто-то сможет залезть мне в голову. Салли была единственной женщиной, с которой я смог нормально разговаривать после Линди, и, когда она пригласила меня пожить у нее дома, я обрадовался. Уверен, она была довольна мной. Было похоже, что у Салли очень много денег, но меня совершенно не касалось, откуда она их взяла. Салли хотела, чтобы я познакомился со всеми ее друзьями, но притворился двоюродным дядей. Этого я сделать не мог. Мне и так приходилось жонглировать огромным количеством лжи, и с большей я бы не справился.
Как бы сильно она мне ни нравилась, я все равно не мог не завидовать ей. Салли выросла с мамой и папой, ходила в школу, занималась спортом – я всех этих вещей был лишен. И, по ее собственному признанию, она наплевала на все эти возможности, чтобы жить уединенной жизнью, пока все не изменилось пару лет назад. Теперь у нее были друзья, теперь у нее была какая-никакая работа, связанная с игрой на пианино. У меня в жизни не было никого, кроме нее, и даже с ней я не мог быть полностью честен.
Та глубокая связь, которой я искал, оказалась не в Ирландии. Ни Салли, ни мой дядя Марк не могли дать мне того ощущения, которого я жаждал. Салли было приятно видеть меня здесь, Марку немного меньше, но я все равно не мог расслабиться. Напряжение в моей голове никогда не ослаблялось, ни на секунду. Мне нужна была Линди или кто-то типа нее.
Я внимательно следил за рабочими делами по ноутбуку и сообщал, что понемногу справляюсь с медицинскими проблемами. Меня знали достаточно хорошо, чтобы ни до чего не допытываться. Несколько раз возникали проблемы, которые я смог решить дистанционно, по преимуществу ночью. Я должен был сохранить место, пока не решу, что делать дальше. Я не мог оставаться у Салли до бесконечности, но мог ли я остаться в Ирландии? Или мне стоило вернуться домой, в Новую Зеландию? Где был мой дом?
Во время рождественского обеда Салли назвала имя Аманды Херон. Мне не приходило в голову, что оно может всплыть на том сайте. Вначале я отрицал, что знаю о ней, но Марк был очень подозрителен, так что пришлось выдумать историю про встречу на одну ночь. Они показали мне сайт. Она действительно была там – ребенок, которого я зачал: «50 % общей ДНК». Я сказал им, что ничего не хочу знать. На странице на сайте я был подписан инициалами «ПГ». Хотя бы это немного успокаивало. Если кто-то начнет искать, то в Новой Зеландии моими инициалами были «СА». Марк и Салли тоже не предоставили никакой дополнительной информации, даже своих дат рождения. Но я недооценил тех подкастеров-любителей. 10 января мне на почту пришло письмо.
Уважаемый мистер Армстронг.
Прошу прощения, что беспокою вас снова. Методом исключения мы пришли к выводу, что вы – сын Конора Гири, также известного как Джеймс Армстронг.
Недавно вскрылась определенная информация, которая заставила нас внимательнее сосредоточиться на личности вашего отца. Найти записи о его рождении в этой стране оказалось невозможно, так же, как и какие-либо документальные подтверждения, что Джеймс Армстронг получал квалификацию в Ирландии в те годы, когда он мог обучаться. Мы полагаем, что все документы – фальшивка.
Мы связались с бывшим полицейским, который видел Джеймса Армстронга, когда тот сопровождал в участок женщину с пропавшим племянником-подростком Ранджи Парата. Парата утонул и был найден в нескольких милях вверх по реке от вашего дома в Роторуа. Я так понимаю, вы жили по соседству с Парата? Тогда обстоятельства его смерти никому не показались подозрительными, но в свете последних событий мы предполагаем, что ваш отец мог быть связан не только с похищением девочки в Ирландии, но также и с гибелью Ранджи Парата и, возможно, с исчезновением Линды Уэстон.
Есть и еще кое-что. Как вы знаете, подкаст в основном был посвящен истории похищения Линды Уэстон в 1983-м и попыткам Аманды Херон выяснить, что случилось с ее матерью. Буквально несколько недель назад на сайте Ancestry появились данные о родном отце Аманды. Мы ничего о нем не знаем, кроме его инициалов – ПГ – и того, что он на 98 процентов ирландец.
Мы знаем, что Джеймс Армстронг не мог быть отцом Аманды Херон, потому что умер за двенадцать лет до ее рождения. Но он жил вблизи Роторуа в то время, когда ее похитили. Мужчина, которого разыскивали в Ирландии, был практикующим дантистом и имел одну дочь, Мэри Нортон, рожденную от девочки, которую он похитил.
Я понимаю, что вам многое нужное осмыслить, и я заранее извиняюсь за раскрытие информации, которая могла вас расстроить.
Возможно, вы тоже были похищены? Мы бы очень хотели собрать как можно больше информации о вашем отце. Может быть, это все одно большое недоразумение, которое мы с удовольствием разрешили бы с вашей помощью.
Мне известно, что вы сейчас в отпуске, и, разумеется, мы не обладаем никакой информацией ни о вашем адресе, ни даже о номере вашего телефона. Если вы проверяете электронную почту, пожалуйста, свяжитесь с нами в ближайшее удобное для вас время. Все мои контакты в шапке сообщения.
Пораженно уставившись в экран, я читал и перечитывал письмо. Любители были гораздо ближе к истине, чем полиция. Кейт Нгата ничего не упомянула о походе в полицию с этой новой информацией, но это наверняка просто вопрос времени.
После беглого изучения страницы «Хоани Мата Продакшнз» я понял, что это дело одной женщины. Но Кейт определенно была умна. Она отыскала отставного полицейского из Роторуа и знала, что я жил по соседству с Ранджи.