ны последствиями этих фактов, что в ряде случаев были уличены в их намеренном сокрытии. В Детмольде, где проситель убежища изнасиловал 13-летнюю девочку-мусульманку, местная полиция хранила молчание по поводу нападения. В расследовании газеты Westfalen-Blatt утверждалось, что местная полиция регулярно скрывает случаи сексуальных нападений на мигрантов, чтобы не дать повода для критики политики открытых дверей, проводимой правительством. Тем не менее изнасилования детей были зафиксированы во многих городах, в том числе в одном из заведений Бремена.
По мере увеличения числа случаев в течение 2015 года немецкие власти в конце концов не смогли сдержать растущее число сообщений об изнасилованиях немецких женщин и мальчиков недавними беженцами. Среди них — изнасилование 16-летней девушки в Меринге, 18-летней девушки в Хамме, 14-летнего мальчика в Хайльбронне и 20-летней женщины в Карлсруэ. В ряде случаев, включая случай в Карлсруэ, полиция хранила молчание, пока об этом не узнала местная газета. Бесчисленное множество других случаев нападений и изнасилований было зарегистрировано в Дрездене, Райсбахе, Бад-Кройцнахе, Ансбахе, Ханау, Дортмунде, Касселе, Ганновере, Зигене, Ринтельне, Менхенгладбахе, Хемнице, Штутгарте и других городах по всей стране.
В конце концов, эта неприличная тема настолько приелась, что в сентябре 2015 года власти Баварии начали предупреждать местных родителей, чтобы они следили за тем, чтобы их дочери не носили на публике никакой откровенной одежды. «Откровенные топы или блузки, короткие шорты или мини-юбки могут привести к недоразумениям», — говорилось в одном из писем для местных жителей. В некоторых баварских городах, в том числе в Меринге, полиция предупредила родителей, чтобы они не позволяли своим детям выходить на улицу одним. Местным женщинам рекомендовали не ходить на вокзал без сопровождения. Начиная с 2015 года ежедневно поступали сообщения об изнасилованиях на улицах Германии, в общественных зданиях, общественных купальнях и многих других местах. Аналогичные сообщения поступали из Австрии, Швеции и других стран. Но везде тема изнасилований оставалась подпольной, скрывалась властями и рассматривалась большинством европейских СМИ как не заслуживающая внимания новость.
Необычно, что в декабре 2015 года газета The New York Times сообщила о занятиях, которые Норвегия проводила для мигрантов, добровольно вызвавшихся обучиться обращению с женщинами. Эти уроки были направлены на борьбу с растущей в Норвегии проблемой изнасилований, объясняя беженцам, что, например, если женщина улыбнулась им или оделась так, что обнажила часть тела, это не значит, что ее можно изнасиловать. Эти уроки для людей, которые (по словам одного из организаторов) никогда раньше не видели женщин в мини-юбках, а только в парандже, привели некоторых из них в замешательство. Один 33-летний проситель убежища объяснил: «У мужчин есть слабости, и когда они видят, что кто-то улыбается, это трудно контролировать». По его словам, в его собственной стране Эритрее, «если кто-то хочет женщину, он может просто взять ее, и его не накажут».[181] Это столкновение сексуальных культур кипело в Европе уже много лет, но для мейнстрима это была неприличная, вредная тема для обсуждения. И только в последний день 2015 года оно вырвалось наружу в таком масштабе, что его уже нельзя было игнорировать.
Но даже о событиях в Кельне в новогоднюю ночь 2015 года информация просачивалась медленно. Сначала основные СМИ не сообщили о событиях, и только через несколько дней благодаря блогосфере континент, не говоря уже об остальном мире, узнал о произошедшем. В одну из самых оживленных ночей года, когда город праздновал, толпы мужчин численностью до 2000 человек совершили сексуальное нападение и ограбили около 1200 женщин на главной площади перед центральным железнодорожным вокзалом и собором Кельна, а также на прилегающих улицах. Вскоре выяснилось, что подобные нападения произошли и в других немецких городах, от Гамбурга на севере до Штутгарта на юге. В течение нескольких дней после нападений, когда масштаб и серьезность событий стали очевидны, полиция Кельна и других городов упорно пыталась скрыть личности преступников. Только когда видео- и фотоматериалы с мест событий попали в социальные сети и получили подтверждение в СМИ, полиция признала, что все подозреваемые были выходцами из Северной Африки и Ближнего Востока. В Германии в 2016 году, как и в Великобритании в начале 2000-х годов, страх перед последствиями выявления расового происхождения нападавших взял верх над стремлением полиции выполнять свою работу.
Все это было частью закономерности, которая будет продолжаться и казаться бесконечной. В течение 2016 года изнасилования и сексуальные нападения охватили все шестнадцать федеральных земель Германии. Нападения происходили буквально каждый день, и большинство преступников так и не были найдены. По словам министра юстиции Германии Хайко Мааса, лишь десятая часть изнасилований в Германии регистрируется, а из тех, что доходят до суда, только 8 % заканчиваются обвинительным приговором. Кроме того, из этих дел вытекает еще несколько проблем, и не в последнюю очередь то, что, похоже, официальные власти стараются замалчивать данные о преступлениях, в которых подозреваемыми могут быть мигранты. Как в конце концов признала газета Die Welt, это было «явление в масштабах всей Германии».[182] Как и в Британии десятилетием ранее, выяснилось, что к этому причастны немецкие «антирасистские» группы. В данном случае они оказали давление на немецкую полицию, чтобы та убрала расовые идентификаторы из всех обращений к подозреваемым из-за риска «заклеймить» целые группы людей.
Также существует любопытная проблема — не только в Германии — когда некоторые женщины и даже девушки, подвергшиеся нападению, пытаются скрыть личности нападавших. Один из самых ярких случаев связан с 24-летней женщиной, которая была изнасилована тремя мигрантами в Мангейме в январе 2016 года. Сама она была наполовину турчанкой и в момент нападения утверждала, что нападавшие — граждане Германии. Лишь позже женщина, которая также являлась представителем немецкого левого молодежного движения, призналась, что солгала о личности нападавших, потому что не хотела, чтобы «способствовал разжиганию агрессивного расизма». В открытом письме к нападавшим она извинилась перед ними и написала:
Мне нужна была открытая, дружелюбная Европа. Такую, в которой я мог бы с удовольствием жить и в которой мы оба были бы в безопасности. Мне очень жаль. Мне невероятно жаль нас обоих. Ты, ты не в безопасности здесь, потому что мы живем в расистском обществе. Я, я не в безопасности здесь, потому что мы живем в сексистском обществе. Но что действительно заставляет меня сожалеть, так это обстоятельства, при которых сексистские и переходящие границы действия, совершенные по отношению ко мне, приводят к тому, что вы оказываетесь в окружении все более агрессивного расизма. Обещаю вам, я буду кричать. Я не позволю, чтобы это продолжалось. Я не буду безучастно наблюдать за тем, как расисты и неравнодушные граждане называют вас проблемой. Вы не проблема. Вы вообще не проблема. Чаще всего вы — замечательный человек, который заслуживает свободы и безопасности, как и все остальные.[183]
Германия — не единственная страна, где происходят подобные вещи. Летом 2015 года молодая активистка движения «Без границ», работавшая на пропускном пункте Вентимилья между Италией и Францией, подверглась групповому изнасилованию группой суданских мигрантов. Ее товарищи по движению «Без границ» убедили ее замолчать это нападение, чтобы не навредить их делу. Когда женщина все-таки призналась в нападении, они обвинили ее в том, что она заявила о собственном изнасиловании из «злобы».[184]
В Германии, как и во всей Европе, поиск ответов на возникающие проблемы часто возлагался на местные власти. Они должны были не только найти свободные помещения, но и разработать соответствующую политику. Мэр города Тюбинген решил проблему участившихся случаев изнасилования женщин и детей в местных плавательных бассейнах, призвав больше мигрантов стать обслуживающим персоналом. Как он написал в Facebook: «Наш муниципалитет принял отличную профилактическую и интеграционную меру. У нас есть сирийский спасатель, который на арабском языке авторитетно объясняет, какое поведение допустимо, а какое нет».[185] Общественность также должна была найти ответы на проблему, которую поставили перед ней политики, — и при этом знать, что даже если политика внезапно изменится, последствия для общества будут необратимыми.
Что, в конце концов, может сделать любое правительство, осознав, что его политика приводит к подобным последствиям? Ответ Германии, как и ответы правительств по всему континенту на протяжении многих лет, заключался в том, чтобы заняться конкретной частью проблемы. Подобно тому, как французские правительства ввели запрет на ношение головных платков, бурок и буркини, немецкие власти сосредоточились на узком вопросе борьбы с терроризмом. В период до и после кризиса с мигрантами их спецслужбы вели впечатляющую слежку за людьми, которых считали причастными к наиболее радикальным движениям. По сравнению с французами или бельгийцами способности немцев в этой области вызывали восхищение во всей Европе. Однако такой успех также не позволял вести дискуссию в узком кругу. Немецкие политики, как и специалисты по борьбе с терроризмом, сосредоточились на исключительно ограниченных вопросах, таких как так называемые «пути радикализации», которые обсуждались во всех странах, но стали центральными в немецкой дискуссии. Выросла фальшивая наука, в то время как политики все время упускали из виду более важные вопросы, которые давно задавала себе широкая общественность. Ведь общественность, похоже, знала то, что не могли признать чиновники: «радикализация» берет свое начало в определенном сообществе, и пока это сообщество растет, будет расти и «радикализация». В конце концов, существовала причина, по которой европейская страна с самым высоким уровнем мусульманской общины на душу населения — Франция — страдала от наибольшего числа нападений «радикалов», в то время как такая страна, как Словакия, например, не испытывала подобных проблем.