«Как и тебе», – мысленно закончил за нее Николас. Жизнь их обоих потчевала отравой: в разных видах, разных оттенков горечи, но ядом.
Он поскреб затылок. София продолжала, вновь не сводя с него глаз:
– Можешь не доверять мне. Но доверься моей жажде мести. Я скорее умру, чем позволю старику получить, что он хочет. Ему полезно узнать, что чувствуешь, когда желаешь получить недосягаемое.
Николас кивнул. Он прекрасно ее понимал. Девушка оговорила с самого начала, что ей потребуется его помощь, чтобы исчезнуть, когда астролябию наконец найдут, но ему было намного легче доверять ее стремлению отомстить как главному мотиву действий. Однако в том, как она себя держала, как дергала за мочку уха, сквозила какая-то недосказанность.
София ускорила шаг, обогнав его, напрочь игнорируя любые вопросительные взгляды.
В поле зрения на обрыве скалы показался пункт их назначения. Разрушенные руины римского амфитеатра, груды каменных плит, отданные на растерзание погоде и времени, под костяно-белым светом луны казались призрачными. За ними шумела вечно подвижная, сверкающая чернота моря. Николас задумался, не специально ли римляне некогда расположили это сооружение именно здесь, в выгодной позиции, чтобы удерживать за собой землю, следить за карфагенянами и прогонять их со своих территорий.
– Думаю, нам сюда, – сказала София. – Если еще раз окажемся глубже восемнадцатого века, напомни мне взять с собой губную гармошку. В этом чертовом месиве искать проход по резонансу куда легче.
Они пошли вниз по ступенькам и сиденьям, спускаясь к главной сцене в центре. Из-под ног Николаса взметывалась пыль, пачкая влажные ботинки, оседая в легких. Он вглядывался в темноту, но единственным признаком близости прохода была слабая дрожь, расползавшаяся по коже.
– Я проверю здесь, – крикнул он Софии. Девушка двигалась по периметру амфитеатра над ним.
Николас повернулся, чтобы спуститься на ряд ниже – тот, кажется, вел к чему-то вроде полуобвалившегося коридора или помещения под каменной скамьей амфитеатра.
– Гляну уровень ниже, а ты…
В следующее мгновение он шагнул в зыбкий, дрожащий пласт воздуха – и угодил под тяжеленный холодный пресс, выбивший воздух из легких и едва не вырвавший сердце из груди.
Разумом Николас еще не успел осознать, что случилось, тело еще не почувствовало, что угодило в проход, но тонуть он уже тонул. От неожиданности он вдохнул, и в легкие хлынула соленая вода. Вода… вода… его закрутило в воронке, перевернуло раз, другой, закувыркало…
Николас изо всех сил заработал ногами, выкручиваясь из водоворота; перед глазами все было черно, как в бочке с дегтем, и это сбивало с толку. Он никак не мог понять, где верх – кругом была только тьма, да еще оглушающий грохот прохода, от которого вода вокруг билась в хаотичном ритме.
Не паникуй, возьми себя в руки… вот проклятье… чертов проход…
И чертова София в придачу – не могла предупредить, что какому-то сумасшедшему пришла в голову мысль спрятать проход в море!?
От соленой воды резало глаза, но Николас не зажмуривался, хотя веки жгло огнем. Грудь уже болела – так сильно хотелось глотнуть воздуха. Черт побери, утонуть точно не входило в его планы! Но вокруг царствовала ночь, и без яркого света луны, факела или костра практически невозможно было определить, где верх, а где низ. Он заставил себя замереть, успокоиться, ощутить кожей поток воды. И только собрался позволить телу самому решить, куда всплывать, как почувствовал снизу яростное движение воды, мощное, словно откат волны во время прибоя, – это ожил проход, выплевывая Софию. Николас потянулся, схватил девушку за то, что подвернулось под руку, и принялся бешено грести туда, где, как он надеялся, был верх.
Он вынырнул на поверхность с хриплым вздохом, одной рукой потянувшись в небо, словно мог таким образом уцепиться за него и вытащить себя в холодный воздух. София, появившись следом, шипела разъяренным коршуном, и Николас понял, что тянул ее за волосы.
– Прости… прости меня, – попытался выдавить хриплым от набранной воды голосом. – Я не хотел…
– Тихо! – перебила девушка. – Или ты хочешь, чтобы нас обнаружили? Плыви!
– Куда?
– Куда-нибудь!
Николас заморгал, пытаясь приспособить зрение к темноте. Вода вокруг них дрожала и вздымалась странными, неестественными волнами. Звон и лязг, слышимые еще возле прохода, теперь стали громче и разнообразнее: звучали с разной скоростью и силой. Звук нарастал, и Николас наконец понял, что звенит и брякает там точно не один человек.
Осознание вонзилось в него обжигающим лезвием тревоги. То был лязг сошедшихся в схватке клинков. Шум битвы.
Порой лязг перекрывался чем-то еще более громким – скрипом, напряженным стоном дерева под ударами волн. Эту музыку Николас знал как самого себя. Корабли.
Он обернулся. Вокруг тянулась длинная круглая аркада, отчасти похожая на Колизей, перемежаясь колоннами, устремленными в ночное небо. Зрелище казалось еще более впечатляющим из-за готовых к отплытию кораблей, стоявших между колоннами на якоре.
Внешне суда отличались ото всего, что он когда-либо видел вживую, не на картинах: осадка маленькая, палубы почти плоские, словно баржи.
Николас подплыл поближе к ближайшему кораблю, пришвартованному за две соседние колонны аркады; оценивая взглядом число отверстий в борту – для нескольких десятков весел. С носа на него взирали два ярко нарисованных глаза, будто принадлежавших адскому отродью, а из воды выступал огромный бронзовый клин, очевидно, в случае тарана способный расколоть корабль противника на части…
Но ближе подобраться не удалось – Николаса грубо дернули назад за воротник.
– Хватит пялиться на чертов корабль! – раздраженно скомандовала София. – Это осада, забыл? Если нас поймают, то не просто убьют, а устроят из этого целое представление. Поднимут боевой дух нашими обезглавленными телами.
Да, точно. Осада. Если верить байкам Холла, Рим осаждал своего великого соперника много лет и в конечном итоге разорил и разрушил Карфаген до основания, убив сотни тысяч его жителей. В зависимости от времени, в котором оказались, они могли лицезреть все воочию, если даже остальное дело не выгорит.
Чудесно.
В кровь Николаса выплеснулся адреналин, согревая руки-ноги, озаряя разум, заостряя мысли. За их спинами, в самом центре аркады, возвышалось похожее на гору строение, что-то вроде сторожевой башни в четыре этажа, сужавшихся к вершине. Нижний ярус, со всеми его арками и колоннами, кажется, представлял собой нечто вроде сухого дока – в глубине его смутно виднелись остовы недостроенных кораблей.
Но куда больше Николаса заинтересовал верхний этаж – да так, что сердцу стало холодно в груди. Там виднелись факелы – и темные в их свете очертания людей, стоявших на страже.
– За мной, – велела София, уверенно, длинными гребками направляясь в сторону моста, связывавшего сторожевую башню с городскими воротами. Теперь настал его черед дернуть девушку назад и прижать палец к губам в ответ на возмущенный взгляд и веер брызг в лицо.
Это не просто гавань – это военная гавань, а значит, охраняют ее едва ли не лучше, чем остальной город. Для подстраховки тут должны были быть места, через которые можно проникнуть за ворота, и все они наверняка отлично защищены.
Николас обернулся в противоположную сторону. Если рассказы Холла были правдой, то… Глаза его наконец привыкли к темноте вокруг, и… вот оно. В древнем Карфагене была не одна гавань, а две. Одна военная, другая торговая.
В том, что римляне обложили город со всех сторон, Николас не сомневался, но важно, что путь между торговой гаванью и городом должен быть гораздо более открытым и менее защищенным. Надо же было купцам как-то провозить свои товары на рынки.
Не тратя дыхания на объяснение, он нырнул в холодные волны и поплыл, двигаясь под водой резкими мощными гребками. За воздухом Николас выныривал, только когда становилось совсем невмоготу, и выскальзывал из воды плавно, чтобы не наделать брызг. Через каждые несколько гребков рука Софии задевала его ногу, давая понять, что она не отстает. Сильнее двинув ногами, Николас проплыл под железной цепью ворот – луна как раз осветила массивные звенья.
Он и не осознавал даже, как давно не ел, сколько уже не отдыхал, пока не свело желудок, а руки и ноги не ослабели, будто высохли; двигать ими теперь стоило огромных усилий. Сколько времени они с Софией путешествуют, не проглотив ничего серьезнее нескольких кусочков хлеба? В очередной раз вынырнув глотнуть воздуха, Николас не стал снова нырять, а замер, чтобы успокоить нервы и убедиться, что София по-прежнему плывет за ним.
Он ждал.
Вода в гавани толкала его в спину, качала, в глаза и нос летели брызги – Николас старался держаться как можно ниже в волнах и все ждал, когда из глубин снова вынырнет темная голова Софии. В отличие от военной, торговая гавань оказалась длинной, прямоугольной формы, и несколько кораблей были пришвартованы вдоль причала носом к корме. Несколько смутных силуэтов двигались вдоль кромки воды, изредка пересекаясь друг с другом и тут же расходясь в противоположных направлениях.
Видимо, легкие патрули; впрочем, гавань была довольно просторной, и все, что им требовалось, – это подождать еще какое-то время, пока ближайший солдат не исчезнет из виду. Как Николас и предполагал, вдоль гавани тянулись невысокие каменные здания; их фасады тонули в темноте. Должно быть, это склады для хранения товаров. Хорошо, что некоторые вещи со временем не меняются.
Чего он не предполагал, так это того, что София, обогнав его, уже вылезала из воды на пристань. С растущим недоумением и, честно говоря, возмущением, Николас следил, как девушка ползет ко входу одного из складов, прямо за спиной охранника. В следующее мгновение она накинулась на солдата сзади, одной рукой зажав ему рот, а другой вцепившись в горло, пытаясь задушить. Когда из соседнего склада показался кто-то еще, его постигла та же участь.