– Я кое-что видел, – рассказал он, не отвечая на ее вопрос. – И мне нужно знать… Нужно понять, что это было.
– Ты видел его. Древнего, – сказала Ли Минь, словно само лицо выдало Николаса с головой. – И он позволил тебе жить?
В то мгновение, когда он встретился взглядом с тем человеком… иначе было не описать: Николас внезапно остро почувствовал все годы своей жизни, легко помещающиеся в ладони Древнего.
– Он отозвал их – Теней, – объяснил Николас. – Не имею ни малейшего понятия, почему.
– Не знала, что он способен на милосердие.
Николас не испытал – ни на секунду – удовольствия от вспышки страха, предательски промелькнувшего в глазах Ли Минь. Она торопливо продолжила:
– На кону нечто большее. Где это, куда ты надеешься попасть? Ты все еще рассчитываешь найти последний общий год? – она вытерла лоб тыльной стороной ладони, размазывая кровь и грязь. Ее руки покрывала жидкость – такая темная, что ее можно было бы принять за черную.
«Кровь», – понял он. Кровь путешественников. В горячке битвы и бегства он не удосужился уделить более одной ужасной секунды раздумьям об агентах Айронвуда, убитых и сознательно оставленных на видном месте. Сведя их жизни к брызгам крови, их сделали не более чем издевательской насмешкой над следующими жертвами. Тени могли сделать то же самое с любым из них.
– Да, – подтвердил он. – Ты выяснила, что это за год?
– 1905-й, – сказала она, намекая взглядом, что знала уже давно. Но он был слишком опустошен болью и страхом, чтобы обратить на это внимание. – Мы можем воспользоваться проходом наверху – тем, что ведет во Флоренцию. Оттуда не ближний свет, но вряд ли путь займет дольше нескольких дней…
– Что за чертовщина творится с твоей рукой? – перебила ее София. Без предупреждения она протянула руку, схватила его за запястье и, подтянувшись, встала на ноги.
Николас отвернулся.
– Всего-навсего рана…
– Ты не шевельнул ею ни разу! – он видел, что София запустила ногти ему в ладонь, но ничего не чувствовал. – Что? Хочешь сказать, что это кольцо?
Ее голос поднялся до визга, и, казалось, она готова вырвать его руку из плеча и избить ею до бесчувствия.
– Яд Белладонны, – пояснила Ли Минь, сама взяв его руку и повертев ею туда-сюда, словно читая карту. – Если не выполнишь ее задание, он постепенно доберется до сердца и так же парализует его. О чем она тебя попросила?
– Убить Айронвуда, – буркнула София, опережая его.
– Но зачем? – спросила приглушенным голосом Ли Минь.
– Ты его видела?
– Хватит, – перебил Николас. – Обсудим это по дороге в 1905 год.
– Да, пожалуйста, – отозвалась София.
Ли Минь натянула капюшон, скрывая под ним лицо.
– Любезности тебе не идут.
«Они идут почти всему миру», – успел подумать Николас, но ничего не сказал.
– Что ж, за мной, – Ли Минь в развевающемся плаще двинулась по коридору.
– Ты должен это сделать, – внушала София на ходу. – Ты не можешь расстаться со своей жизнью ради старика. Он того не стоит. Половина человечества устроит в твою честь парад.
– А ты убьешь тех, кто тебя избил? – поинтересовался он.
Девушка отвернулась, глядя прямо перед собой, крепко стиснув зубы:
– Тут не то. Я не умру от того, что никогда не найду тех уродов. И учти: не убьешь ты – убью я. День, когда Сайрус Айронвуд получит желанное, – это день моих похорон.
«Айронвуды, – подумал он, качая головой. – Всегда готовы избавиться от своих же».
– Что случится, когда старик умрет? – вслух спросил он. – Ты заступишь на его место как наследница? Ожидая, что другие семьи построятся перед тобой во фрунт?
– Все, чего я хочу, – просто стереть этот мазок дерьма с лица планеты и засеять солью ту землю, что выкормила его, – злобно прошипела она. – Что станет с другими семьями, когда он откинет копыта, – это пусть решает кто-нибудь другой. Я больше не хочу этого касаться.
Она хочет освобождения. Девушка, казавшаяся ему олицетворением всего, за что выступала ее семья, не хотела иметь с нею ничего общего. Примечательно.
Ли Минь притормозила у следующей внушительной двери, прижимая ухо к шершавому темному дереву. Обернувшись, она кивнула Николасу, затем распахнула дверь, открывая винтовую лестницу, конец которой терялся далеко в вышине.
Николас рванулся вперед, но замер, услышав голос, донесшийся сверху. Он затянул Софию в тень за ближайшим выступом стены, на ходу придумывая возможные объяснения, что они тут делают и как оказались здесь, с ног до головы перемазанные кровью…
Вдоль каменной стены лестницы плыл свет, отмечая продвижение человека. Он появился быстрее, чем они ожидали, – пожилой мужчина в сутане с добродушным лицом, вытянувшимся от удивления.
– Мы… – София быстро перешла на латынь. – Мы явились выразить свое почтение…
Мелькнула рука Ли Минь, ударившей святого отца по голове плоской стороной меча. Николас едва успел броситься вперед и подхватить беднягу, пока тот не грохнулся об пол.
– Слишком долго, – объяснила она в ответ на немой вопрос в глазах Николаса. – Надо двигать.
– А она кое в чем была права, – признала София, проходя мимо него. – Никакой ты не пират, Святой Николас. Где же твоя хваленая беспощадность, с какой ты рубаешь моряков направо-налево?
– Оскорблена подобным бесчестием, – ответил он.
Она, должно быть, закатила свой единственный глаз.
– Убей честь, пока честь не убила тебя.
Ли Минь, казалось, хотя бы знала, куда они направляются. Николасу же понадобилось некоторое время, чтобы осознать, что они проникли в собор Святого Петра и шли его тихими нефами. София отзывалась о нем как о «древнем» Святом Петре, и теперь Николас убедился, что это действительно так. Открывшийся ему собор не имел ни следа того величия, которое они наблюдали с Джулианом в своих бесконечных поисках астролябии, но то был, кажется, двадцатый век? Тогда он потерял дар речи от работы мастеров, расписывавших его купол и стены. Тот собор словно бы накопил за века сокровища и величие, подобно семье путешественников. Сейчас же он был по-спартански прост, в его линиях не чувствовалось ни весомости, ни долговечности. Собор казался таким же скромным, как англиканские церкви в колониях, которые, казалось, прямо-таки гордились своей безыскусностью и мрачностью.
Проходя мимо большой капеллы, в которой незапертая дверь приоткрывала мерцание свечей, он поднял взгляд к потолку. София, шедшая следом так же тяжело, как и он, не отрывала глаза от пола. Задумавшись, он не обратил внимания, что девушка отстала на несколько шагов, а потом и вовсе остановилась.
– Боже правый, Картер, – прошептала София. – Ты носился с этой проклятой вещицей целый проклятый месяц, а теперь вот так просто швыряешься ею?
София подняла знакомую золотую сережку с дрожащими маленькими листочками и голубоватой жемчужиной. Рука Николаса метнулась к кожаному шнурку на шее, сердце подпрыгнуло до самого горла.
Ад и проклятье…
Но оберег и сережка казались на месте, в безопасности – он почувствовал их легкий вес в руке. Но что же тогда..?
Грудь наполнила барабанная дробь, распространяясь с током крови все дальше и дальше по телу, пока он едва не потерял чувствительность в пальцах.
– Это явно не та же сама, – заявила Ли Минь, взяв сережку у Софии. – Взгляни…
Но когда они положили их обе на ладони, сережки оказались совершенно одинаковыми, сработанными одним мастером. Они составляли пару. Они составляли…
Этту.
Николас рванулся назад, спотыкаясь, побежал к капелле, пробежав ее всю вдоль и поперек, не найдя ничего и никого. Вернувшись в коридор, обезумев одновременно от неверия и надежды, стал искать другие следы ее пребывания – что угодно, что могло бы подсказать, куда она делась. Пыль разъедала глаза, замутняла зрение, душила, заполняя легкие, выдавливая последние крохи воздуха из груди. Отчаяние было невыносимым, но он не мог смириться, только не сейчас…
– Этта? – звал он так громко, как только осмеливался. – Этта, где ты?
– О, боже, – услышал он голос Софии. – Я не могу на это смотреть. Останови его. Пожалуйста.
Именно выражение лица Ли Минь заставило его оборвать беспорядочные поиски. Тщательно сложенная головоломка треснула, когда та закусила губу, стреляя глазами по сторонам.
– Ты же не про Генриетту Хемлок?
– Хемлок? – взвилась София, поднимая руку. – Погодите…
– Генриетта, дочь Генри Хемлока…
– Этта Спенсер, – нетерпеливо бросил Николас. – Ее мать – Роуз Линден, и да, Роуз говорила мне, что Хемлок – Эттин отец.
– Почему ты мне этого не сказал? – разъярилась София. – Тебе не приходило в голову, что это может быть важно, что глава Тернов заделал ребенка этой твари Роуз Линден? Бог ты мой, да это многое объясняет. Очень многое.
Ли Минь не решалась посмотреть ему в глаза. Она беззвучно шевелила губами, сжимая и разжимая кулаки. Николас чувствовал, как до тошноты скручивает живот, – он ступил в эту ловушку и не видел выхода из болезненной, жгучей клетки надежды.
– Ты знаешь, где она? Это ее мы ищем. Ее отбросило в последний общий год…
Ли Минь закрыла глаза, выпуская воздух, запертый в груди.
– Знаю. Мне… искренне жаль. Но на этом твои поиски закончены, потому что она мертва.
Нью-Йорк193923
Этта не знала, сколько простояла так, словно приклеенная. Ужас сжал ее так сильно, что, казалось, кожу сдирало с костей. Джулиан попробовал пройти вперед несколько шагов, сдувая сажу и пепел с дороги, но лишь обнажал новые слои сажи и пепла.
– Ничего… совсем ничего нет, – бормотал он, повернувшись к ней. – Как такое возможно? Дома, люди…
Он был прав: насколько было видно сквозь дым – а без помех в виде зданий видно было далеко, – вокруг не было ничего, кроме голых скелетов былого. Если бы воздух очистился, Этта знала, что, по крайней мере, увидела бы Ист-Ривер. Она-то думала, что разрушить город сильнее, чем Сан-Франциско землетрясением, уже невозможно, но это… это было…