убить их за то, что они все разрушили, они оба, я ненавидела их за то, что они разоблачили ложь Ли Минь, а еще я боялась, ужасно боялась.
– Чего боялась? София, что ты им сказала?
Она закрыла лицо руками. Ужас в ее голосе захватил его и не отпускал, держа во власти следующих слов девушки.
– Что ты… что ты теперь наследник и счастлив работать на Айронвуда. Сказала им, что ты даже не пытался искать Этту, что старик легко переманил тебя на свою сторону, и поэтому все, что было между нею и тобой, не заслуживает даже разговора.
И все? Николас покачал головой, растерянно улыбаясь.
– Так она тебе и поверила!
Девушка отняла руки от лица, удивленно поглядев на него.
– Мы понимаем друг друга без слов, – объяснил он. – Она знает мое сердце до самых глубин. Но зачем тебе было так говорить? Зачем пытаться их отослать?
– Потому что, – она безуспешно пыталась говорить спокойно, – да по тысяче разных «потому»! Потому что ты бы передумал уничтожать астролябию, зная, что есть шанс снова быть с нею. Потому что она бы прервала твой путь, отвлекла бы тебя, отняла драгоценное время, когда это проклятое кольцо может забрать тебя в любое мгновение и оставить меня заканчивать это все в одиночку. И потому что будь я проклята, если позволю тебе сдаться и умереть, хотя бы не попытавшись выиграть время, чтобы разорвать власть кольца над тобой.
Николас откинулся на пол, опершись на руку, оглушенный силой ее слов.
– Можешь сколько хочешь меня ненавидеть, но я не жалею и не собираюсь, – добавила она, брезгливо вытирая лицо. – А теперь я пускаю слезу, как ребенок! Если бы ты мне так не нравился, я бы избила тебя за это до полусмерти.
– Я не собираюсь сдаваться отраве, София. Я сражаюсь с нею каждый божий день. Таков был наш план…
– Это был твой план. Твой и Ли Минь. Ты все говорил, что не позволишь мне умереть, – напомнила София. – Помнишь хоть? В пустыне, в лечебнице, снова и снова. Каждый раз, когда я хотела уйти на покой, ты был рядом и зудел: «Ты мне задолжала, твоя жизнь еще не окончена, это не конец» и прочую чепуху. От этого мне хотелось умереть просто тебе назло, но я осталась жить. Так почему теперь я должна сидеть и смотреть, как ты сам медленно прощаешься с этим миром?
Левая рука Николаса задрожала, не выдерживая его веса. Он наклонился вперед, поморщившись от боли.
– Зачем же согласилась сопровождать меня на аукционе?
София поглядела на него, как будто он спросил, зачем курицы несут яйца.
– Потому что собираюсь найти ведьму и воткнуть в нее прорву ножей, пока не найду то мягкое место, что заставит ее снять с тебя это чертово кольцо!
Ему не хотелось говорить ей, что она изо всех сил выдает желаемое за действительное, если всерьез верит, будто способна к чему-либо принудить ведьму. От рассказов Айронвуда про эту женщину кожа покрывалась мурашками, и Николас почти не сомневался, что, убив или ранив ее, он лишь ускорит действие яда. Она не знала жалости, как сам дьявол, и единственным способом по-настоящему отомстить ей было забрать астролябию и лишить ее возможности пополнить коллекцию еще одной тайной или невинной душой.
Он не сдавал корабль, а тонул вместе с ним, но на своих условиях.
– Так ты говоришь, они… Джулиан с… Эттой, – начал Николас, пытаясь затушить в себе вновь разгоревшийся опасный уголек, – что они хотели принять участие в аукционе? Или по крайней мере подать на него заявку?
– Хотели, но, судя по выражению лица Линден, думаю, я ее отговорила, – вздохнула София, делая последнее признание. – Я рассказала им, что случится, если уничтожить астролябию. Ни одной, ни другому это не понравилось.
Потрясающе, как при всей их схожести, ни Этта, ни София не умели «прочитывать» друг друга, понимать ход мыслей соперницы. Николас «перевел»:
– Это значит лишь, что она будет там и постарается выкрасть астролябию.
– Но в тайнике в любом случае не оставалось достаточно золота для вступительного взноса, – объяснила София. – Я вернулась и проверила через час после того, как вы уплыли. А Айронвуд выгреб все остальные, о которых мог знать Джулиан.
Что ж, это действительно могло стать препятствием, но Николас почти не сомневался, что Этта что-нибудь придумает.
– Возможно, ты права, и они туда не попадут. Считай, уберегла их от возможных бедствий, которые мы можем вызвать.
– Хватит поднимать мне настроение, – приказала София. – Не получится. Я решительно настроена яриться и мучиться чувством вины еще по меньшей мере два дня, а потом снова, когда буду пинать твой труп.
Николас попытался выдавить улыбку.
– Хоть я и сильно сомневаюсь, что они тебе поверили, ты пыталась подкрепить мою легенду, чтобы поддержать наш план, даже несмотря на сильное потрясение. Мэм, с прискорбием сообщаю вам, что теперь у вас чести выше крыши.
Она изобразила отвращение.
– А, так вот от чего мне так погано?! Заберите эту вашу честь обратно, тошнит.
Николас сочувственно покачал головой.
– Неужели ты еще не поняла? Как твои поступки похожи на…
– Не хочу даже слышать…
– … как они похожи на то, что делала Ли Минь? – не отступал он. – Она врала и притворялась, но тем самым только защищала Этту и спасала ей жизнь. Конечно, все могло пойти и по-другому, но ничто не изменило бы природу сделки, которую я заключил с Белладонной. Ничто, кроме смерти Айронвуда или ее милости не снимет с меня кольцо, и ничего из этого никогда не случится. По крайней мере, сейчас… По крайней мере, сейчас из этого может выйти и что-нибудь хорошее.
София поскребла лоб.
– Знаешь, Картер, сейчас меня не тянет рассуждать логически. В основном тянет убить.
– А конец всего этого тебя не устроит? – спросил он. – Это все, что я сейчас могу предложить.
– Почему для тебя ничего не изменилось от того, что я рассказала? – в ее голос снова прокралась просительная нотка. – Почему ты не можешь быть таким эгоистом, как все мы?
Этта жива.
Джулиан в безопасности.
Ли Минь ушла.
Этого хватило бы, чтобы стронуть с места земную ось, перевернуть его с ног на голову. Но… ничего не изменилось.
Хорошо, что Этта не знает про кольцо, про сделку и про его выбор. Она бы пилила его на каждом шагу, а он не мог позволить себе риск сойти с дороги – не тогда, когда был так близок к тому, чтобы закончить дело.
Но груз осознания, что он снова намеренно держит ее в неведении, казалось, вот-вот раздавит его грудную клетку. За каждый вдох приходилось бороться.
– Я… – он попытался дать название бесшумной буре, свирепствующей в душе, но едва нащупал понимание, что это, как оно вновь ускользнуло, оставив после себя только смертельную усталость.
Обреченность.
Он чувствовал, что набирает воду, медленно приближается к неизбежному концу. Образ Этты – дышащей, борющейся – наполнил темный небосвод его мыслей россыпью звезд. Откинувшись на спину и закрыв глаза, он мог бы вообразить себя на палубе того корабля, снова увидеть те звезды, скатывающиеся с небосклона в блеске последней вспышки чистейшего света. Те звезды были выжжены в его памяти, как и сама Этта.
Что бы ни случилось следующей ночью, Этта по-прежнему свободно распоряжалась своей жизнью. Он испытывал невыразимую благодарность, хотя и хорошо знал страх, поселяющийся в сердце, беззащитно открытом всему миру. Она продолжит идти без него, рассеивая тьму на своем пути. Если он не может вернуть ей ее будущее, то хотя бы сделает ее жизнь безопасной, лишенной кровной мести и вражды их семей. Он разорвет этот бесконечный круг, смоет кровь.
Но, Боже, какой же он трус – Николас поймал себя на том, что цепляется за призрачную надежду, что София права и Этта отказалась от своих намерений. Умирать оказалось тяжелее, чем он думал, и безумно унизительно. Он не хотел, чтобы она видела его таким, как не хотел, чтобы она оказалась между двух огней, если дойдет до драки.
Он не думал, что сможет вынести окончательное расставание.
Единственным, на чем держалась власть, которой обладали над ними путешествия во времени, было сожаление. Если бы он мог просто вернуться на несколько недель назад, заново перебрать дни и снова оказаться в лавке Белладонны, он, конечно же, убежал бы оттуда. Однако суждение «задним умом» дало ему нечто неоспоримо драгоценное: способность видеть насквозь. Софию, самого себя и их горький и прекрасный мир. Все, чего он когда-либо хотел, – это путешествовать, дойти до самого горизонта, и он дошел, разве нет? За последние недели он ушел дальше, чем мог себе представить.
– Если придется действовать быстро, и завтра времени не останется, – сказал он Софии, – хотел бы признаться: я горжусь тем, что сражался бок о бок с тобой. Больше никогда я не позволю себе указывать тебе, как жить, но как друг скажу: нет боли острее, чем невысказанные слова и не оконченное дело…
Она метнулась вперед, зажимая ему рот рукой. Николас начал было возмущенно вырываться, но в следующее мгновение услышал и сам. Шаги. Короткий стук в дверь.
– Эй, ты там нормально, Картер?
Люди Айронвуда нисколько с ним не церемонились, только охраняли, наблюдали и оценивали. Он видел, какие взгляды летали над столом, когда Сайрус провозгласил его своим наследником на недавнем – и дай бог, последнем – семейном совете.
– В порядке! – крикнул Николас в ответ. – Читаю… молитвы.
– Дело твое, – проворчал стражник – Оуэн. – Только потише, ладно? Если разбудишь его, нам всем крышка.
Что верно, то верно.
Николас подождал, пока шаги затихнут, затем обернулся к Софии, но та уже стояла у окна, отпирая его. В висок ударили ветер и ливень.
Ах да, чертово дерево.
– Ты ж себе шею свернешь, – буркнул он, пытаясь встать. – Подожди хотя бы, пока дождь утихнет. Предпочел бы не объяснять поутру, откуда под окном взялось твое переломанное тело.
Губы Софии еле заметно изогнулись.
– Насмешил.
Она села на подоконник, перекинув сперва одну ногу, затем вторую, обежала взглядом трясущиеся ветви дерева и реки ливня, омывающие улицу под ним.