Тем временем очухавшийся импресарио причитал, заламывая руки, как третьеразрядный исполнитель короля Лира.
– О, как я мог ошибиться! Где были мои глаза…
– Хватит, – остановил я его. – Что ты делал для Даса?
– Я был его агентом.
– Дальше.
– Я устраивал для него пресс-конференции и встречи с продюсерами.
– Твой контракт прекращает действие, – жестко сказал я. – Можешь идти.
– А как же пресс-конференция? – ужаснулся он. – Фотографы из Линарг Дамис и Ригдан Карох, программа «Грань»… – Считая, он загибал пальцы на руках. – И еще…
В совершеннейшем ужасе он смотрел на свои руки со всеми загнутыми пальцами. Потом бессильно уронил их вдоль тела и побрел прочь, приговаривая:
– Они меня разорвут. Точно разорвут. И пыли не оставят. Предупреждала меня мама…
О чем там его предупреждала мама, я так и не узнал. Потому что в этот момент мне в голову пришла ценная мысль: если я внезапно откажусь от всех встреч и перестану появляться на людях, Элар Кимон будет трудно меня найти. По-моему, невежливо заставлять даму искать себя…
– Постой.
Он остановился и посмотрел на меня с надеждой.
– Уточни, пожалуйста. Ты представлял его как актера, который играл меня, или как Ша Гранга?
– Как Ша Гранга…
– Кто еще, кроме тебя, знал, что это актер?
– Никто. У меня договор на эксклюзивное представление тебя перед журналистами и публикой.
– А откуда он у тебя? Я ничего не подписывал.
– Меня вызвали в Имперскую Безопасность и выдали договор. Сказали, что пока ты занят, тебя будет представлять Рих Дас. И все…
– А почему тебе?
– Потому, что я лучший! – ответил он, горделиво приосанясь.
– Садись. – Я показал ему на одно из кресел. – Рассказывай, что там у тебя намечено.
Он вынул из бокового кармана куртки свернутый пополам листок и стал читать, водя по списку трясущимся пальцем.
– Через два эан пресс-конференция. Затем обед с представителями деловых и промышленных кругов. После этого будут фотографы из журнала Ригдан Карох и издательского дома Линарг Дамис. Потом делегация женского комитета «Достоинство». Потом перерыв на эан и прямой канал программы «Грань». Затем концерт в Император-холле, потом опять перерыв, после этого ужин, и в полночь парад.
Он оторвался от списка.
– Тут вы должны были поменяться. – Он развел руками.
– Ладно. Давай так. Все, что можно отменить, отменяй. Остальное… – Тут уже я развел руками.
Аддахи просиял.
– Отлично! Сейчас, сейчас…
И он вновь склонился над списком.
– Так, пресс-конференция, – он поднял на меня глаза. – Тут уж никак. Потом обед. Можно посидеть немного и уйти.
– Годится, – поощрил я его.
– Затем, – продолжал он, – фотографы, ну, эти быстро. Скажем им, чтобы пошевеливались, и через десять эан вытолкаем. Так, женский комитет перебьется, прямой канал…
– Сократить можно? – поинтересовался я.
– Сейчас узнаю.
Он вытащил из другого кармана телефон.
– Это Аддахи. Да, да. Ани Тха срочно. Сейчас, сейчас, – сказал он уже мне, оторвавшись на мгновение от трубки.
– Да? Ани? Слушай, у меня небольшая проблема, – начал он, блуждая глазами по холлу. – Надо подсократить программу.
Из трубки донесся неразличимо-гневный женский голос. Аддахи нервно помассировал шею и переложил аппарат из руки в руку, поднеся его к другому уху.
– Нет, это ты меня послушай. Сократить все равно придется. Зато тебя ждет сюрприз. Догадайся. – Пауза. – Нет. – Опять пауза. – Нет, не угадала. – Он посветлел лицом. – Да! Точно, девочка. Так что твои зрители будут в полном восторге. Да. – Он помолчал, прислушиваясь. – Еще круче, чем ты думаешь. Все. Остальное потом. Пока.
– Значит, никто не знает? – с иронией спросил я его.
– Ну… – Он тяжело вздохнул. – Она ведь утверждала перечень вопросов, и я должен был объяснить, зачем выкинул все специальные и профессиональные темы.
– Ладно. Кто еще знает, что вместо меня должен быть актер?
– Больше никто! – заверил он меня.
Наш разговор был прерван Лиро Ди, вынесшим на вытянутых руках, как святыню, мой парадный мундир.
– Лиро! – обратился я к нему. – Если ты немедленно не сделаешь лицо попроще, то я прикажу этим костюмчиком вычистить все нужники в гостинице. Ты меня понял? – строго спросил я его.
Бедняга, видимо, представил себе эту сцену в красках, ибо побледнел так, что стал одного цвета с белоснежной формой.
– Все-все, я пошутил. – Я поднял руки, показывая, мол, сдаюсь. – И мне придется в этом целый день париться? – спросил я теперь уже своего продюсера.
– Ну, это было бы, конечно, идеально, не в гражданском же вам выступать.
– Лиро, – обратился я вновь к своему ординарцу. – Ты кроме этого ничего не притащил?
Не моргнув глазом, Лиро отрапортовал, как на плацу.
– Штурмовой комплект, рейдовый комплект, выходная форма, фотохромный комбинезон…
Я почесал за ухом и распорядился:
– Давай выходную.
Пока я переодевался, Аддахи поинтересовался у моего адъютанта, действительно ли он притащил такую кучу барахла лишь потому, что вдруг что-нибудь из этого может мне пригодиться. Получив утвердительный ответ, он воскликнул:
– Мальчик, да тебе же цены нет! – И, понизив голос до шепота, добавил: – Если тебе когда-нибудь понадобится работа, то у меня всегда найдется место.
Стоя перед огромным, во весь рост, зеркалом и рассматривая свое отражение, я внезапно вспомнил, как полгода назад так же рассматривал себя, стоя в клозете подземной базы. Правда, тогда медалей и орденов было значительно меньше. Да и погоны пожиже. Я подмигнул самому себе, а точнее, своему предшественнику. «Ну что, парень? Не посрамил я твою шкурку?» Ладно. Поправив берет и кобуру, я вернулся в холл.
Непривычные к виду парадной формы парни повскакивали с мест и замерли по стойке смирно.
– Вольно, ребята. Не на параде. – Как хорошо быть генералом.
– Ну, что? Пошли? – спросил я.
– Да, время, – согласился Аддахи, и мы направились к лифту, ведущему в конференц-зал.
Народу в зале было не продохнуть. На столе, вопреки моим ожиданиям, было только четыре микрофона в ряд и букет шикарных бледно-желтых геххаи, по запаху чем-то похожих на наши розы, а по виду на лилии.
После короткого представления всем присутствующим и полного перечисления всех моих титулов посыпались вопросы.
– В чем секрет твоих военных успехов?
– Мои успехи – это мои солдаты.
– Это не твои солдаты – это солдаты Императора.
– Там, где мои успехи – это мои солдаты, а там, где успехи Империи – Императора.
– Почему у тебя так много каторжников?
– С позволения Императорского прокурора я дал этим людям еще один шанс. И они им воспользовались.
– Ты не считаешь, что стоило набрать элитную часть из дворян? – спросил молодой голос из угла зала.
– Когда я формировал свое подразделение, оно вовсе не было элитным. Тогда мы были просто командой смертников. Но, видимо, даже для смерти мы оказались слишком плохи.
В зале раздался смех.
– Но теперь, когда ты можешь набирать лучших из лучших, не стоит ли обратить свой взор на молодых дворян? – не унимался все тот же голос.
– Я считаю, таких подразделений должно быть много. Война длинная, и славы хватит на всех. Поэтому у каждого офицера есть возможность превратить своих солдат в образцовых. Это лишь вопрос времени и собственных навыков. И вовсе не происхождения.
– Правда ли то, что ты голыми руками убил полную хетту «танцующих»?
– Правда.
– Как тебе это удалось?
Я улыбнулся.
– Диета и здоровый образ жизни. – Снова смех в зале.
– Как ты отнесся к тому, что жрицы назвали тебя Бикху?
– Нормально.
– Ты действительно чувствуешь себя богом?
– Разумеется, нет.
– Твои солдаты еще не отдают тебе почестей, как Богу?
– Каждый, кому придет в голову такая мысль, будет чистить солдатские нужники, пока не вылечится.
– Ты уже выбрал спутниц для праздника Трех Лун?
– Да.
– Кто это?
– Секрет, – сказал я и добавил: – Скажу только, это был самый трудный выбор в моей жизни, поскольку все без исключения женщины, приславшие мне приглашения, были просто ослепительны.
Мой нехитрый комплимент был встречен дружными аплодисментами женской части зала. Встал высокий и пожилой журналист с ярко-оранжевой карточкой информационного агентства «Полюс».
– Мы видели, что произошло возле храма Бикху, когда ты так оригинально расправился с Ини Асор. Скажи, как тебе это удалось.
– Ты смотрел от начала до конца?
– Да.
– Тогда ты должен был слышать, что она сказала о жрицах.
– Ну, – он замялся. – Эту площадную брань трудно было не услышать.
– Тогда у тебя должен быть другой вопрос.
– Какой?
– Почему я сделал с ней только это, а ничего более серьезного. Обычно мои враги не выживают.
– Но по отношению к своей невесте ты мог быть и снисходительнее…
Так вот кто тогда рвался ко мне во дворец! Всех, всех разжалую к чертовой матери. Всех в саперы. Хоть бы одна сволочь предупредила.
Я надеюсь, что пауза, пока я собирал в кучку разбегающиеся мысли, не была слишком длинной.
– Когда я валялся в госпитале, и позже, уже на фронте, у нее была масса поводов и способов найти меня. Но она предпочла другой путь.
Видимо не очень довольный моим ответом, репортер тем не менее сел.
– Почему ты позволил той девочке совершить самосуд над арестованными офицерами?
– Встань, пожалуйста, я тебя не вижу.
Из центра зала, занятого элитой журналистского корпуса, поднялась грузная дама лет семидесяти.
– Спасибо. Я ничего ей не позволял. Наказать этих уродов была целиком и полностью моя идея.
– Но это же беззаконие! – возмутилась она.
– Ага, – согласился я. – Только вы это расскажите девочке, с которой сорвали одежду, а потом несколько часов подряд насиловали. Затем ей не дали даже одеться, а просто привязали к ножке стола, засунув кусок грязной ветоши в рот, чтобы не скулила.