— Мне не больно, солнышко, — успокоил Фалкон Джима. — Всё хорошо.
Потом доктор Хеокс стал вводить под кожу вокруг раны тонкие иголочки, от которых шли длинные тонкие проводки к какому-то очередному аппарату. Всего он ввёл их два десятка, но не на всю рану, а только на половину. Прошло пять минут, и иголочки были вынуты и перемещены на вторую половину раны. Она стала ещё менее заметной, похожей на тонкую линию, нарисованную чернилами. В заключение на виски Фалкона прилепили белые круги, от которых шли тонкие провода, такие же круги были прилеплены на его скулы, шею и запястья.
— Сейчас вам захочется спать, — сказал доктор Хеокс. — Вы погрузитесь в глубокий сон, во время которого запустится программа глубинной регенерации тканей. Некоторое время вы проспите, а когда проснётесь, у вас уже будет повязка. Повязку не трогать и не снимать. Ну, всё. Мы увидимся с вами только завтра.
Глаза Фалкона закрывались, рука слабела в руках Джима.
— Я люблю тебя, — прошептал ему Джим.
Слабо улыбнувшись, Фалкон ответил:
— Я тебя тоже, моя радость…
Он заснул. Доктор Хеокс наложил на то, что осталось от раны, толстый слой прозрачного геля, сверху накрыл несколькими маленькими салфетками, а ассистент замотал всё лицо Фалкона бинтами, оставив открытым только один глаз, ноздри и рот.
— Ну, вот и всё, — сказал доктор Хеокс Джиму. — Можете идти в палату, вашего друга сейчас туда доставят.
У Джима немного подрагивали ноги в коленях, когда он шёл назад к палате. Криар, сидевший у палаты на диванчике, встал.
— Ну, как там господин Фалкон?
— Сейчас его привезут, — пробормотал Джим, опускаясь на диванчик.
— Как прошла операция?
Джим стащил с головы шапочку.
— Кажется, всё хорошо.
Спящего Фалкона доставили на парящих носилках и переложили на кровать. Кроме кровати и столика в палате было одно кресло, и Джим сел в него, не сводя глаз с забинтованной головы Фалкона. Криар сидел снаружи на диванчике.
Прошло два часа, прежде чем рука Фалкона сжалась в кулак, потом разжалась и стала щупать по одеялу.
— Радость моя, — пробормотал он слабо.
Джим сел к нему на кровать и взял его щупающую руку.
— Я с тобой, Фалкон.
Не забинтованный глаз Фалкона открылся, губы дрогнули в улыбке.
— Я тебя вижу, детка…
— Как ты себя чувствуешь? — спросил Джим.
— Прекрасно, любовь моя, — ответил Фалкон, еле ворочая языком. — Только лица не чувствую… Оно как будто обледенело.
Джим осторожно дотронулся до повязки. Сквозь бинты чувствовался холод.
— Повязка и правда холодная, — сказал он.
— Ты всё видел, детка… Как там мой шрам? — спросил Фалкон.
— Когда тебя забинтовывали, его уже почти не было, — ответил Джим.
Фалкон закрыл глаза.
— Ты волновался… Я чувствовал, у тебя ручки дрожали.
Джим уткнулся в его плечо.
— Просто я очень, очень тебя люблю.
Рука Фалкона легла ему на голову.
— А я тебя обожаю…
Два последующих дня Джим почти не отходил от Фалкона, только ночевать уезжал домой. Утром третьего дня он проснулся оттого, что кто-то тихонько целовал его лицо. Открыв глаза, Джим увидел улыбающегося Фалкона, сидевшего рядом с ним на его постели, и на его лице больше не было шрама, только тоненькая беловатая линия, еле различимая издали. На тумбочке возле кровати стоял поднос с завтраком и цветы в вазочке.
— Ты уже дома! — воскликнул Джим, садясь и обнимая Фалкона.
— Да, мой маленький, — ответил он, крепко и нежно прижимая Джима к себе.
Джим дотрагивался пальцами до лица Фалкона, всматриваясь в почти незаметную белую линию, которая, как сказал доктор Хеокс, должна была вскоре исчезнуть.
— Ну, как я тебе? — спросил Фалкон.
— Ты самый лучший на свете, — сказал Джим.
Глава XVIII. Кольцо, драка и её последствия
Закончился яркий месяц йекомар, настал дартмар, по погоде напоминавший конец октября. Красивая разноцветная листва почти вся опала, были нередки дожди и туманы, но альтерианская поздняя осень была всё-таки не такая слякотная и промозглая, как в некоторых местах на Земле. На чувства Джима и Фалкона осеннее уныние не повлияло: они, казалось, любили друг друга день ото дня всё крепче. Они по-прежнему скрывали это от лорда Райвенна и Раданайта, днём делая вид, что между ними лишь дружба, а ночью давая волю своему желанию. Но идиллия прервалась в середине дартмара, когда Фалкон улетел в рейс. Хотя Джим неоднократно слышал и от лорда Райвенна, и от Раданайта о тяге Фалкона к странствиям, он не верил, что ради неё Фалкон способен покинуть его. Но на деле оказалось, что способен. О том, что он улетает, Джим всё же узнал первым: покидая рано утром его спальню, Фалкон сказал ему об этом.
— Есть возможность неплохо заработать, и мне бы не хотелось её упускать. У меня нет денег даже на то, чтобы купить тебе подарок, а просить у милорда Райвенна я не хочу.
— Фалкон, мне не нужны никакие подарки! — воскликнул Джим, чуть не плача. — Мне нужен ты сам, рядом со мной. Без тебя я просто засохну!
— Радость моя, это займёт всего какой-нибудь месяц, — сказал Фалкон, целуя его в нос. — Это не самый дальний рейс, я летал и по три месяца. Пойми, детка, меня напрягает пустота в кармане, я не могу сидеть на шее у милорда Райвенна. Он и так слишком добр ко мне, позволяя мне жить в его доме, а на личные расходы я просить у него денег не хочу. Неужели я не могу сам зарабатывать?
Джим свернулся клубочком под одеялом, поджав ноги к животу.
— Лучше скажи, что тебе просто хочется сбежать, потому что я уже надоел тебе…
— Детка, ты сам знаешь, что это неправда, — сказал Фалкон. — Не говори так! С первой секунды, как я тебя увидел, я принадлежу только тебе. Я улетаю, но своё сердце оставляю с тобой, и все мои мысли будут устремляться к тебе. Раньше я скитался без цели, и меня не тянуло домой, но теперь всё по-другому. Дома меня теперь ждёшь ты, и у меня есть смысл возвращаться. Пойми, солнышко, я не могу вечно сидеть дома, я должен что-то делать. Я не могу позволить себе праздность. Я не сын лорда и не могу лоботрясничать и тратить отцовские деньги.
Джим поднялся на локте.
— Ты намекаешь на Раданайта? Он не лоботрясничает, а учится в университете. Я не думаю, что после того как он его окончит, он станет бездельничать.
— Я ни на кого не намекаю, детка. — Фалкон поцеловал Джима в лоб. — Я постараюсь вернуться поскорее и что-нибудь привезу тебе. Не грусти.
— Фалкон, я боюсь за тебя, — сказал Джим. — Это небезопасно!
— Не волнуйся, мой родной, я могу за себя постоять, — улыбнулся Фалкон. — Неужели после того как я в одиночку справился с Зиддиком, ты всё ещё в этом сомневаешься? Таких, как Зиддик, больше нет, а те, что остались, по сравнению с ним — сущие дети. Не бойся, Джим. Всё будет хорошо.
Джим понял, что пытаться удержать Фалкона дома бесполезно. Ему оставалось только каждую ночь молиться Бездне и просить её по возможности сделать путь Фалкона безопасным. Перед отлётом Фалкон сфотографировал Джима на свою камеру, чтобы иметь при себе его портрет, помыл свой звездолёт, а рано утром 15-го дартмара улетел.
26-го Джиму пришло видеопослание от него.
— У меня всё хорошо, Джим. Никаких приключений я не встретил, было даже скучновато. Я уже на пути домой, везу тебе подарок, как и обещал. Какой — не скажу, это сюрприз. Я скоро вернусь.
После этого у Джима немного отлегло от сердца. Но впереди были ещё долгие дни ожидания, и Джим не переставал каждую ночь возносить молитвы к чёрному звёздному небу.
Фалкон благополучно вернулся утром 11-го ульмара, последнего месяца альтерианской осени. В косых утренних лучах лужайка блестела от инея, прихватившего её за ночь, и плитки дорожки, которая вела к крыльцу, тоже искрились ледяными блёстками, когда сапоги Фалкона прошли по ним стремительным шагом. Лорд Райвенн только собирался уезжать по делам, а Джим после завтрака засел в библиотеке, готовясь к завтрашнему приходу учителя, когда в доме раздался звонкий молодой голос:
— Милорд, Джим! Я дома!
Лорд Райвенн, выходя Фалкону навстречу, проговорил:
— Ну наконец-то! Как слетал?
— Всё прекрасно, милорд, — ответил Фалкон. — Где Джим? Он уже встал?
— Он в библиотеке, — ответил лорд Райвенн. — Сначала приведи себя в порядок и переоденься! И позавтракай.
— Да, милорд, — кивнул Фалкон.
Он лишь сказал "да, милорд", а сам, не снимая лётного костюма, плаща и сапог, бросился в библиотеку, на бегу доставая из кармана маленькую красную коробочку. Джим в белой рубашке и длинном тёплом кардигане без рукавов сидел на библиотечном диване, обложившись книгами, и читал сразу две одновременно, а появления Фалкона как будто не заметил.
— Детка! — позвал Фалкон.
Джим поднял голову, увенчанную тяжёлым венцом из уложенной кругом косы. Опустившись перед ним на колено, Фалкон протянул ему открытую красную коробочку, в которой сверкало колечко с небольшим голубоватым камнем кубической формы, сиявшим, как тысяча бриллиантов. Рот Джима приоткрылся, глаза широко распахнулись.
— Фалкон, что это?
— Это мой подарок, — улыбнулся Фалкон.
Колечко скользнуло на тонкий палец Джима. В глазах Джима засверкали слёзы, такие же яркие, как камень в нём.
Раданайт шёл в библиотеку, чтобы захватить несколько книг для своего университетского приятеля. Подходя к двери, он услышал там голоса и смех, а когда заглянул, то увидел Фалкона в лётном костюме и плаще, кружившего на руках Джима. Джим, обвивая руками его плечи, звонко смеялся, и Фалкон смеялся тоже. Потом он поставил Джима на пол и прижал к себе, и они стояли, глядя друг другу в глаза таким взглядом, что сомнений быть не могло: они были по уши влюблены друг в друга. Джим погладил Фалкона по щеке и приподнялся на цыпочки, и его полудетские губы слились с губами Фалкона в самом настоящем, взрослом поцелуе. Раданайт отшатнулся от двери и, не разбирая дороги, стремительно зашагал прочь.