Они все чаще и чаще начинали мигать. Оставаться, даже на миг, в кромешной темноте было неприятно. Словно кто-то мог прикоснуться. А я уже думал прошедшая ночь избавила меня от этого чувства. Страха не было, когда за мной гналось нечто. Страха не было, когда мерзкая смесь жабы с человеком топила меня в грязном болоте. А сейчас, стоит только моргнуть старой лампочке или замерцать огоньку, так внутри все сжимается и дальше идти не хочется. Но и назад повернуть не могу. Словно там что-то таится и подгоняет меня. Еще и дыхание начало сбоить.
Я приближался к тому месту, где темная каменная кишка с треугольной стеной поворачивала влево. Край старого плаща дернулся, словно зацепился за что-то. Я резко развернулся и машинально взмахнул канделябром, сломав одну из ярких свечей об треугольную стену.
Позади была лишь плохо освещаемая пустота с мигающей лампочкой, через которую я пару секунд назад прошел с дрожью.
Я медленно повернулся обратно и пошел дальше, прислушиваясь к малейшим шорохам. Звук собственных шагов дурманил. Оранжевый свет неприятно давил на зрение, создавая мороки. Один раз я дернулся и, отпрыгнув, ударился головой о тяжелый медный подсвечник. Где же выход?
Внезапно извивающийся тоннель расширился, образовывая комнату где-то шесть на двадцать метров с пустой лестницей без перил, уходящей на несуществующий этаж и через несколько метров спускающейся к выходу.
Пол накрыт неровным куском выцветшего брезента. В этом месте, в отличии от чуть ли не стерильного туннеля, стоял запах табака и старой засохшей крови. Подобный аромат заставил надолго закашляться, будто физически сдавливая горло, изнутри проводя по нему наждачкой.
Пытаясь задерживать дыхание я хотел побыстрее убраться из этой комнаты. Под ногами, под брезентом что-то находилось. Оно было бугристым и, кажется, немного растекалось. Поднялся гул и стены мелко завибрировали. Идти стало резко сложнее, будто брезент представлял собой скользкие склоны под всевозможными углами, а на меня положили пару мешков с цементом. Пол был неестественных, искривленным, неправильным. После одного из шагов, я, будто в замедленной съемке, упал на четвереньки и пополз дальше, остановившись лишь возле лестницы.
Все мое естество почему-то дрожало от мысли сократить путь по ней, а не продолжать ползти по полу. Я словно знал, что не смогу вернуться, что бы это ни значило.
Движения и мысли замедлились, конечности поочередно тащили вперед, пока я не услышал металлический грохот. Он был похож на хлопнувшую тяжелую металлическую дверь. Следом за этим закачались мрачные светильники с ржавым светом, заиграли тени на бетонных стенах.
Стук повторился, тени почернел. Они приобрели объем и часто, но тихо защелкали.
В первый миг вновь возникло то неприятное и уже постыдное желание — куда-то спрятаться, но также вновь я вспомнил, что я уже сделал и как спасался. Сжав руки в кулаки, почувствовал, как колышущийся пол постепенно приходит в норму, восстанавливается. В глазах немного посветлело и появились еле заметные красно-сине-зеленые отблески. Удар сердца, левую руку, где-то до предплечья, закололо, и она потеряла всякую чувствительность. Вроде это продолжалось жалкую секунду, как кисть «обтянули» упругой водой и невозможно было понять какой она температуры — огненно-горячая или ледянисто-холодная.
Еще один удар сердца, тянувшийся, по моим ощущениям, слишком долго. Особенно когда позади дышит неведомый зверь. Зверя этого, может, и нет, но ощущение есть. Что-то сужается вокруг меня…
Я, не понимая того, встал в полный рост у незримой границы тоннеля и комнаты. Развернулся, смотря на кучки теней, дергающихся словно в болезненном припадке. Незримое свечение исчезло. А вот и то место, где лишь миг назад лежало мое распластанное тело. Как там говорил тот Черноглазый? Сила пространства? Выходит, что я как-то переместился на шесть метров сюда? Еще и то чувство «сканирования» перед перемещением…
Тени выстроились в линию, но не смели подходить ближе. Интересно, кто, вернее, что они? Огрызки душ? Остатки былого духа, личности или лишь призраки и больше ничего?
Я посмотрел на руку. Тусклое серебристой сияние на кисти постепенно угасало, зато стал четко виден рисунок. Острые, иногда загнутые линии, идущие куда-то к среднему и указательному пальцам.
Тени, к тому времени, полностью закрыли вид на комнату, из которой я выбрался. Быстро зашагал по туннелю дальше — кажется, оттуда идет поток теплого воздуха. Лишь бы не адские котлы, такое «добро» было бы уже избыточно.
Туннель стал странно себя вести. Если до комнаты он изменял лишь свою форму, то теперь размеры и высоту. Один раз пришлось подпрыгивать и подтягиваться, чтобы спустя тридцать метров скатиться вниз по крутому склону, а после поворачивать в длинном недолабиринте. В нем был лишь один резко поворачивающийся коридор. То влево, а спустя шаг направо, то нужно было спускаться, или и вовсе пролезть, согнувшись.
Осторожны шаги сменились шлепками по мелким лужам. Из них, странно извиваясь, бежал ручеек воды с кисловатым запахом. Лампочки после той комнаты встречались реже и все чаще я ступал во тьму. Страха больше не было. Я ощущал, что поблизости нет ничего и никого, кто мог бы шевелиться.
— Хотя в темноте ходить неудобно. — я малость пожалел об утерянном подсвечнике, а новые мне не встречались. Лишь лампы в стенах. — Интересно, а можно ли улучшить зрение с помощью магии? В принципе, это было бы не лишним.
Дуновения теплого воздуха исчезли, как и весь свет. Дальнейший путь проходил на ощупь. Через несколько долгих поворотов передо мной возникла огромная, в три моих роста, квадратная дверь. Не гермозатвор, ворота или что-то еще, а дверь из полупрозрачного, причудливо бликующего, зеленого камня. В этих бликах я увидел трон, схематичную армию, кучу мелких значков, шар, впитавший в себя все оттенки зеленого, несмотря на один источник света и… Нить. Она была похожа на ту, что создавал Берем.
Я толкнул дверь, пытаясь, наконец, выйти, но ничего не произошло. Заперт?! И обратно не вернуться.
Я сел, облокотившись на этот зеленый материал. Где-то за ним находится лес и выход из него в нормальный мир.
Взгляд уперся в россыпь значков. Какие-то из них очаровывали, какие-то вызывали омерзение, какие-то желание ими обладать, а какие-то были пусты. Я пригляделся к двум из них. Лишь эта пара была трехмерной. Один из них, похожий на полураскрытую пирамиду, словно желал передать мне что-то, а его сосед — в виде неровной арки с одним острым концом, обещал нечто за гранью понимания, будоража интерес и даже нечто большее.
Нить же отзывалась холодной пустотой и ирреальностью.
Всматриваясь в символы, я начал различать еле заметные засечки, похожие на неизвестный язык. Пытаясь прочитать, невольно придвинулся ближе. Внезапно в моем мозгу возник некий шепот, будто бы произносивший написанное. Всматриваясь дальше, я упал на колени, чтобы лучше видеть, а шепот тем временем становился громче. От первого символа становилось хорошо, будто бы невидимая рука, гладила меня по голове, обещая рассказать. Рассказать все. От второго становилось дурно. Он звал, требовал, ему нужно было что-то мое, чтобы это забрать, изменить, преумножить.
На секунду мне показалось, что знаки общались между собой незримой связью.. Один давал, другой принимал. Они были неотъемлемой частью друг друга, казалось, что их разделили насильно. Моя рука невольно потянулась к знакам.
Соединить их, восстанавливая некий цикл, или разорвать любую связь.
— А что если так… — я представил два эти символа вместе, по наитию добавив к ним изображение метки на руке. Черноглазый бог, как и Берем, говорил об уникальности этой силы. Интересно, как она может повлиять на эти символы.
Эти два знака вспыхнули всевозможными цветами и даже чем-то большим. Этот свет дрожал, мигал и извивался, как электрическая дуга, пока он не создал нечто новое…
Дверь исчезла, будто никогда здесь и не стояла. По идеально ровным и чистым ступенькам я поднялся на зеленую поляну под голубым небом, что меня невероятно удивило. Раньше оно было неприветливо-серым, нависшим и мрачным. А может это и вовсе уже не Проклятый лес? Тогда что?
Мелкую, почему-то влажную, щебенку я выбрал в качестве указателя. Голубая высь, тем временем, сменилась насыщенно синим, с зеленовато-лазурными прожилками. Мокрые камушки встречались все чаще, иногда в лужах, иногда размером с кулак.
Справа что-то взорвалось, зашипело, и раздался звон битого стекла. Я резко развернулся. За обширным красным кустом некто в обычной городской одежде и с замотанным шарфом лицом метнул нож в фарфоровую вазу. Вновь взрыв, шипение, звон. А человек опять заносит нож для броска по восстановившейся вазе. За ним наблюдает другой мужчина на протезе из грубо выструганной деревяшки на ремнях, опирающийся на голубую ель. Третий человек в кожаной куртке с капюшоном и грубой щетиной заряжает магазины к автомату, который стоял возле него, опершись на открытый деревянный ящик.
Далеко за деревьями возвышались серые многоэтажки. В голове возникла мысль: «выбрался!», но тут же затихла от смутного понимания неправильности. Город всегда издает звуки жизни и хоть какие-нибудь отголоски должны были долететь. Но их не было. Мертвая тишина, не считая взрывов от, будто бы, тренировки этой группы людей.
Я тихо прокрался мимо них, стараясь больше не смотреть на высокие здания.
В двух десятках метров, на склоне холма, торчала арка из двух искривленных и крепко сплетенных деревьев. Небо за ним было привычное — облачно-серое, а также чувствовалось что-то родное. Трава вокруг того места была выцветшей, но при этом очень «живой», если можно подобрать это слово.
— Дожили. — я усмехнулся. — теперь проклятый лес со всевозможными опасностями для меня «родное».
Оглядевшись, на всякий случай, я быстро перебежал к арке и вошел в нее. После же, довольно выдохнул, увидев тридцатиметровую водонапорную башню, из красного камня, из которой тек, мягко говоря, не естественный ручеек. Вода закр