ла заточать в себя души существ, а после поглощать их. Во многих мирах создание или хранение подобной вещички запрещено даже архимагам и повелителям. Сами боги много раз собирались и думали над судьбой подобных артефактов — уничтожить, так чтобы даже упоминания не осталось или сохранить в качестве памяти о далеком прошлом, чтобы пытаться лучше понять устройство душ.
Я поднял сосуд и просто спросил у Знахаря:
— Сколько? — казалось бы, простой вопрос, но он все понял.
— Немногим больше двух десятков человеческих душ. — старик поник, его голос дрожал. Он закрыл глаза. — Четыре из них договорные, семь с мертвых.
Главная «фишка» подобных Хранителей — возможность полного поглощения души. Абсолютно полного: магическая сила, предназначенные годы жизни, личность, память — все это, и даже больше, переходило к владельцу проклятой амфоры. Сам же владелец неумолимо менялся. Проявлялись пороки, тайные желания и порой даже откровенное безумие. И что было самое страшное, так это стирание всех граней морали и дозволенного, вкупе с приобретенной силой, среди подобных безумцев. Их становилось очень сложно остановить, а душа буквально чернела. Они совершали жуткие ритуалы древним сущностям, кровавые жертвы, выкачивали души из каждого второго, если не первого, встречного чародея, тем самым приобретая особую связь с окружающим миром. Вот она — истинная чернейшая магия!
— Сколько поглотил? Отвечай честно. — я говорил тихо, но был уверен, что окружающие ловят каждый звук, и даже нежить под окнами им не мешает.
— Две. Волкодлака и ведьмака-травника.
— Так вот, что это я увидел! — тут очнулся Мартин. — Три души.
— Волкодлак договорной! — попытался перебить и оправдаться старик, но неудачно.
— Это ты не нам будешь объяснять, а семье волкудлачьей, что по твоему следу придут. Это ведь недавно произошло так? — максимально безразлично я попытался пожать плечами, представляя что могут сделать с дедком оборотни, тщательно берегущие свои остатки душ. Вот интересно будет увидеть их морды, когда узнают, что одного из них захватили в запрещенную амфору, а после поглотили. Интересно, но крайне небезопасно.
Я снова оглядел жилище. Взгляд зацепился за мешочки с травками, и, не став себе отказывать, быстро распихал их по карманам, а после опять подошел к Знахарю и предложил такой исход:
— Значит так, я с помощью твоей крови и сил, у тебя же явно есть лишние, отгоняю нежить и мы спокойно уходим, постараясь в ближайшее время не вспоминать о тебе. Ты же, убивец, если захочешь прожить еще хоть сколько-нибудь, сбежишь куда подальше.
Знахарь лишь обреченно кивнул, а после протянул руку. Подобрав с пола деревянную чашку, упавшую при толчке стола, я надрезал ладонь старика, преданным Мартином ножом. Он не сопротивлялся и лишь зажмурился. Кровь собиралась в чаще, и я начал шептать старые, многими забытые слова. Спасибо наставнику.
Сначала казалось, что ничего не происходит, но вот уже спустя секунд шесть поднялся дикий вой. Дом затрясся, с полочек попадали чашки, свертки. Разбились какие-то банки. В шкафу что-то взорвалось. Древние слова замечательно отгоняли нежить от дома. Тем временем кровь начала кружиться в небольшом, но бурном водовороте. Было даже опасение, что темная жидкость перельется через стенки чашки, но все обошлось.
Вой отдалялся. Спустя еще секунд тридцать все звуки прекратились. Повесив на пояс меч, я махнул рукой Мартину — мол, пошли. После, достав из кармана пару серебряных монет зачем-то бросил их в чашку с полностью засохшей старой кровью. К тому времени солдат снял засов с двери. Мы, не оборачиваясь, ушли из этого дома.
Я с добычей в виде Хранителя душ подмышкой, парень с добычей в виде мыслей — иначе почему он сейчас молчит и хмурится? Ан нет. Еще парень захватил из дома Знахаря какой-то мешок. Какой хозяйственный!
Спустя секунд пятнадцать, как мы отошли от двери, сзади, прямо в лопатки, вонзился недобрый тяжелый взгляд. Мы с Мартином почти синхронно повернулись и увидели умруна в своей дрянной, но уже подпаленной накидке с капюшоном и светящимися глазами под ним, к которому бежал Знахарь. От его мрачной фигуры само солнце скрылось.
— Я тебя запомню, Избежавший смерти. — после этих слов, Умрун поднял крючковатый палец с когтем и ткнул им в меня. — Тебя, Серый Странник, я тоже запомню.
— Вот уж не знаю, бояться или восхвалиться, — может вышло безрассудно, но зато честно. — Целый повелитель древнего кладбища меня запомнит.
Хотя, скорее всего, зря я так. Умруны — очень неординарная публика с откровенно скверным характером. Этот, наверно, может и остальным передать так, мол, и так, буду благодарен, если найдете Серого...
Мы опять обернулись и пошли по тракту. Мартин все еще был слаб, так что я отрубил ближайшую массивную ветку и протянул ее парню. Пусть как посох использует.
Обратный путь давался тяжело. Чую, если я сюда шел около двух часов, бодрым шагом, то вот обратно все три часа. Мартин, как старик, хромает, я тоже ослаб — метка заполнена, примерно, на пятую часть, что только добавляет проблем.
Спустя полчаса пути мы остановились у лесного родника и вдоволь напились холодной воды. Там же было решено сделать привал.
Пока я спичками разводил костер, парень оставил мне свою тканевую, груженую ношу, а сам пошел очиститься от крови. Я же лишь поскаблил засохшие багряные пятна ногтем — они, крошась, легко отпадали с ткани.
Не удержавшись, решил заглянуть в мешок и мысленно похвалил Мартина — там оказались несколько крупных картошин, различная зелень, небольшой кулек с солью, а также немного вяленого мяса и жесткого сыра.
Неожиданно, когда мы начали запекать картошку, буквально, из-за высокого, но тонкого дерева, что стояло перед нами, вышли три женщины разного возраста. Если говорить точнее, то одна старушка шестидесяти-семидесяти лет с полуседыми волосами, позади нее шла женщина лет сорока без особых примет, а замыкала это шествие молодая девушка с лихо завязанной косой, лет двадцати, не больше. Они имели схожие черты лица, будто были сестрами. У каждой на боку по массивной сумки.
В мозгу что-то шелохнулось, но я не придал этому значения..
— Пригласите к костру? — обратилась к нам средняя по возрасту. Мартин на это лишь безразлично пожал плечами, а я кивнул.
Женщины проворно расселись на, будто из воздуха, вытащенные грубые куски ткани, и достали из сумок разные припасы. Старшая достала длинные сухари, средняя какие-то фиолетово-зеленые клубни, а младшая пару полных бурдюков.
— Куда путь держите? — вдруг полюбопытствовал Мартин.
— Куда надо! — резко огрызнулась младшая, и, получив подзатыльник от старушки, замолкла.
— Куда судьба приведет. — по-доброму проговорила старшая. — Путь у нас очень длинный и тернистый.
Картошка уже была готова, так что следующими на очередь готовки были те странные клубни. Печеный на костре овощ получился идеальным, а приватизированная соль, только подчеркивала вкус. Фиолетово-зеленое «непонятно что» по вкусу было похоже на смесь острой вареной курицы с каким-то необычным соусом.
Я тряхнул головой и внимательно осмотрел это нечто. Видимо работа мысли слишком ярко отразилась на лице, так что Старшая мягко усмехнулась и заговорчески обратилась ко мне:
— Что? — она издала звук плохо смазанной двери. — Удивлен вкусом? Конечно, фрукт Дуклатта обладает способностью изменяться, подстраиваться под тот вкус, который хочет почувствовать жующий.
Я по-новому посмотрел на «фрукт Дуклатта» — занимательная вещица, только вот, чую, дорогая и редкая.
Старушка опять усмехнулась и полезла в сумку к своей средней соседке. Младшая скорчила недовольную рожицу и произнесла:
— Ты хочешь всяким проходимцам нашу пищу раздавать?
— Успокойся ты уже и займись делом. Не обеднеем. — подала голос средняя.
Мартин сидел прикинувшись ветошью, а я с небольшой ухмылкой смотрел на зарождающийся спор, мысленно поддерживая старшее поколение.
Вдруг, недовольная тем, что ее одернули и не дали поворчать, представительница, так сказать, младшего поколения резко схватила меня за руку.
Я вздрогнул от навалившихся странных ощущений. Будто пребывал во сне, но был далеко не хозяином происходящего. Рядом появилась размытая темная фигура и начала отдавать приказы:
— Вперед, черти! — голос говорившего был настолько холодным, что, казалось, сама земля рядом с ним промерзала. Даже меня передернуло, хотя одежда была зачарована на сопротивление перепадам температуры. Кажется, похоже на предсказательный морок. — Победим и будем жить!
— Победим и будем жить! — прокричало большое, почти двухтысячное, войско, профессиональных, по виду и дисциплине, солдат. Многие воины зажгли свое оружие: где-то на клинках пылал огонь самых разных цветов, где-то за своим хозяином крался иней, кто-то призвал духов. Все готовились к битве.
Переключив внимание на одежду вояк, стала заметна одна, связывающая их, деталь — у каждого был какой-нибудь элемент одежды багрового цвета. У кого-то перчатки, кто-то накинул куртку, некоторые были полностью в темно-красных тонах.
Что за Красная армия?!
— Руби нелюдей! — опять прокричал будто специально размытый силуэт. — Смерть это лишь врата в бессмертие. Она найдет на поле боя, но не в памяти потомков!
Я перевел взгляд на другую сторону этого конфликта. Против Красных, как их мысленно окрестил, оказалась необычная раса монстров, выглядящих словно создания пьяного и укуренного химеролога. Причем этот химеролог еще и страдал сумасшедшей фантазией… Ну или наслаждался ею, люди — и не только — разные бывают.
Что будет, если скрестить ящерицу, петуха и добавить к этому тройной хвост? Вот яркое подобие.
Среди тварей встречались попытки копирования гуманоидного типа «две руки, две ноги, а посередине хвостатая сволочь». Многие из таких были в доспехах, разной степени старости и с разношерстным оружием. В основном, они предпочитали дальнобойное — луки и арбалеты, хотя я и пару пращников заметил. Передвигались же такие гуманоиды на менее развитых своих «коллегах» с шестью или четырьмя лапами с тремя хвостами.