Рыцарь не видит страха в его глазах, не может рассмотреть его сущность, не в силах думать ни о чем, кроме меча, чей свирепый взор сулит смерть. Слишком уж хорошо он помнит, что Злость сделала с его товарищем…
Он мнется от нерешительности, а бродяга тем временем подходит еще ближе.
Очередной шаг сближает их, будто любовников. Странник не отворачивается от рыцаря, не моргает, только продолжает наступать.
Рыцарь уступает дорогу.
Странник все идет.
Позади него Лоскутник бросается в погоню, проскальзывая между оставшимися рыцарями.
Командир наблюдает за ними снизу, доспехи опалены, но в остальном остались в сохранности. Вокруг дымятся мертвые тела, масса измазанных сажей конечностей, приваренных к их убийце. Верховный рыцарь отдирает от себя трупы, пока не освобождает руку и оружие. Поврежденная пика выкашливает сгустки пламени. Новые полуживые являют собой угрозу, но командующий обращает внимание лишь на развернувшуюся на возвышении сцену, направляя оружие на врага своего врага.
Лоскутник скользит следом за Странником, извиваясь и выстреливая всем телом в сторону добычи, все его лица полны азарта. Он проплывает по воздуху и потому быстро сокращает расстояние, но раздавшийся за спиной рев настигает его быстрее.
С этим звуком копье предводителя рыцарей дает осечку и взрывается.
Воздух воспламеняется, и камни осыпаются, оставляя Странника вне поля зрения и врезаясь в Лоскутника. Герцог Нелюди оказывается наполовину погребен под завалом. Его обнаженные кости бессильно подергиваются, и теперь ему не до смеха.
Командир рассматривает руку, которой держал копье. От взрыва оружия остатки пальцев на латной перчатке переплелись и сплавились в неопознаваемый ком живого металла.
К рыцарю приближаются новые противники, жаждущие разделаться с ненавистным врагом полумертвецы перелезают через трупы своих собратьев.
Командир тянется к мечу.
ВОСЕМЬ ЛЕТ НАЗАД
Узурпатор сокрушил Гамму из Семерых, выстоял против своих инфернальных сородичей и превзошел их, став монархом среди монстров, но все же он не воспринимает это как победу. Частица Гаммы еще жива в ее мече, орудии злости, что мечтает о его смерти, бередит раны глубоко внутри.
Узурпатор постепенно осваивается в теле Гаммы, привыкает к ощущениям ограниченности и определенности. Когда он удаляется от Разлома, сама реальность этого мира заявляет о себе, отрицая его все сильнее. Узурпатор поступает с ней так же, как и с любым другим врагом: сражается, дает ей отпор. Каждый раз, когда его воинство убивает или разносит скверну, Узурпатор немного продвигается вперед. Каждое вновь исторгнутое в мир из содрогающегося Разлома облако демонской сущности для него подобно попутному ветру в парусах. И все же вторжение будет долгим, и обе стороны уже изранены.
Звуки брошенного вызова привлекают внимание монарха. Авангард демонической орды рассыпался вокруг металлического змея, словно река о каменный порог. Единственная пушка отплевывается огнем в попытке сопротивления, пока прихвостни Узурпатора разносят тяжело поврежденную машину.
Тем не менее что-то от них ускользает, в небо устремляется серебряная стрела, оставляя за собой яркий огненный след. Она слишком мала, чтобы унести тело, слишком мала даже для меча.
Узурпатор задумывается о предназначении стрелы. Мгновения спустя она скрывается за облаками.
Что-то в одиноком воине на металлической змее притягивает внимание инферналя. Крылья Гаммы больше не позволяют летать, только разрезают воздух, когда Узурпатор подбирается к цели длинными тяжелыми прыжками. Чувствуя интерес повелителя, орда прекращает атаку и отступает от истерзанной оболочки – а наверху, запрокинув голову, точно захмелевший король, сидит Рыцарь-Командор, все еще сжимающий спусковые механизмы разрушенной турели.
Узурпатор изучает воина, подобно любимой книге, прослеживая высеченные в костях старого рыцаря идеалы силы и верности. Он подходит ближе, поднимает труп, который все время носил с собой, словно подношение.
В ответ Рыцарь-Командор обнажает меч, пронзающий воздух песней.
Узурпатор выжидает.
Рыцарь-Командор оскаливает зубы, пот заливает ему глаза. Мускулы дрожат, сопротивляются, отказывают, и меч с печальным вздохом соскальзывает вниз.
Узурпатор неспешно протягивает тело к старому рыцарю, будто мать, подносящая дитя к груди.
– Нет! – восклицает воин, сопротивляясь, но он прицеплен к сиденью турели и не может выбраться.
Нечто колышется внутри безглазого трупа, испускается из окровавленных глазниц и вливается в рот Рыцарю-Командору.
Он умирает мгновенно, но все же недостаточно быстро.
Узурпатор отходит назад.
Ему недостаточно просто захватить еще одно бездушное тело, нет, этого человека нужно заставить преклонить колено, как однажды покорится и весь мир, преображенный согласно замыслу Узурпатора.
Все мертвое тело Рыцаря-Командора охватывают изменения. Обрывок сущности Узурпатора поглощает останки воина, смешивается с ними, превращается разом в нечто большее и меньшее, чем старый воин был прежде. В отличие от своего инфернального прародителя, это гибридное существо когтями впивается в реальность, пусть еще слабо, но достаточно. Достаточно, чтобы свободно передвигаться, чтобы охотиться.
Ремни кресла вырываются из креплений, и встает новоявленное существо: командир. Некогда гордого рыцаря-серафима больше нет. Командир поднимает меч в воинском приветствии, и клинок вопит, протестуя, его крик становится протяжнее, пока металл искажается, перекручивается, сопротивляется, подчиняется. Из прорех в доспехе командира с негромким шипением сочится дым, пока сущность не затвердевает кристаллами мутно-зеленого цвета.
Командир не задает вопросов. Не помнит своей прошлой жизни, но в сознании рыцаря выжжена цель, значимость которой не выразить словами, воспоминание о злости, которую дóлжно погасить, о мире, который необходимо обрести.
Узурпатор одобряет свое творение. Он начинает осматривать поле боя в поисках других рыцарей-серафимов с надеждой на то, что кто-то из них еще жив. Мертвецы его не интересуют. Занять пустое пространство недостаточно. Узурпатор желает большего – властвовать, преобразовывать, переопределять. Из десяти тысяч рыцарей, вышедших на бой, уцелело меньше дюжины. И один уже сбежал, а еще двое оказались достаточно сообразительны, чтобы самим лишить себя жизни. Узурпатор забирает оставшихся и возвращается к Разлому, где смешивает обрывки их душ с сырой чужеродной сущностью, и на свет рождаются извращенные подобия того, чем они были прежде. Рыцари Нефрита и Пепла.
Глава 14
Странник переставляет ноги, одну за другой, медленно, не останавливаясь ни на миг.
До него доносится приглушенный каменным завалом звук, напоминающий предсмертный крик великана. Меч отвечает звонкой взволнованной нотой из ножен.
Он продолжает идти. Медленно. Не останавливаясь ни на миг.
Подземный ход превращается в подвал, ступени, дом, улицу.
Он направляется на север. Медленно. Останавливаться нельзя. Даже на миг.
Ворота по-прежнему открыты, и он покидает город.
Солнца в небе клонятся к закату, при взгляде на них бродяга щурится.
Одинокий, брошенный, преданный.
Останавливается, качая головой.
Из-за груды мусора слышится повелительный младенческий крик.
Странник улыбается.
Под светом одинокого золотого солнца идет небольшой отряд. Близится ночь, красное светило уже закатилось за горизонт, уступая место нетерпеливым звездам.
Вред шепчет, слишком тихо, чтобы его можно было разобрать, успокаивая маленькое создание в своих руках. Рядом бредет изнуренный Странник, которого регулярными рывками подтягивает к себе деспотичная коза, решившая взять все возможное от изменившегося расклада судьбы.
Вердигрис легко исчезает из виду и из памяти, и в последних лучах света четверо покидают пределы, в которых правит Узурпатор, и уходят на север, к Дивенбургу и Слейку, бриллиантам в короне Нелюди.
По обеим сторонам долины, будто стражники, выстроились горы. Их каменные лица покрыты оспинами пещер, делящихся на дома, тоннели и ловушки для неосторожных. Путники отдыхают в тени гор. Двое бодрствуют, их изводит голод. Двое спят.
Вред пристально смотрит на своего спутника и малыша, на маленькую ручку, что лежит на большой ладони, как на кроватке, угнездившись под одеялом большого пальца. Он упивается этой картиной, едва моргая.
Коза, в свою очередь, смотрит на него.
Оба наблюдателя выглядят виноватыми. Коза, на которую никто не обращал внимания посреди хаоса последнего времени, держит во рту поводок и прожевывает путь к свободе. И ей нет никакого дела до встревоженного лица зеленоглазого.
Зияющая бездна неба становится светлее.
Маленькая ножка подрагивает.
Малыш просыпается.
Малыш голоден.
Для малыша это неприемлемо.
Розовые губы открываются, и маленькая грудная клетка вздымается, удваиваясь в размерах.
– Тсс, – шепчет Вред, подползая на коленях, пока не склоняется над ними.
Младенец глазеет на него, словно и не собирался кричать.
– Все хорошо, – ласково отвечает Вред, протягивая руки вниз.
Выражение лица малыша говорит об обратном.
С предельной осторожностью Вред берет бродягу за руку и отводит ее в сторону, высвобождая младенца из хватки.
Янтарные глаза резко раскрываются, и Странник вскакивает, вцепляясь в запястье Вреда стальными пальцами, его свободная рука тянется к мечу, а напряженное тело готово причинять боль.
Малыш затаивает дыхание.
Коза роняет поводок из пасти и принимает совершенно равнодушный вид.
– Прости. Прости! Не хотел тебя потревожить. Можешь меня отпустить, пожалуйста? Ты мне больно делаешь. – Голос Вреда звучит напряженно.
Взгляд Странника проходит от лица Вреда через его вывернутую руку до собственных пальцев. Он изумленно поднимает брови и разжимает хватку.
Мужчины отворачиваются друг от друга.