– Хорошо, – голос Петерссона слегка потеплел. – Я лично допрошу Матильду и проведу кое-какие следственные действия. Теперь вы можете быть свободны, сержант вас проводит. А вы, господин Крендель, будьте добры следить за своим детективом. Ему категорически воспрещается заниматься делами, связанными с убийствами.
Весь следующий день друзья провели дома. Тимур до самого вечера читал мамины дела о расследованиях, а Крендель лежал на тахте, переваливаясь с боку на бок.
Вечером они вышли посидеть на ступеньках Дома.
– Кажется, всё обошлось. Будем надеяться, что обошлось, – утешал Крендель то ли себя, то ли Тима.
– У нас будут неприятности? – Опираясь на косяк двери, Тимур рассеянно смотрел на пустую дорогу.
– Надеюсь, нет, но нужно быть осторожнее. В противном случае тебя могут выслать из города до совершеннолетия, и я ничем не смогу тебе помочь. Но не будем о грустном. Смотри, к нам газета прибыла.
– Здравствуйте! – приветственно махнул почтальон, подъехав на трёхколёсном оранжевом велосипеде с огромными колёсами.
– Спасибо! – Тимур положил свёрнутую газету на ступени.
– Удачного вечера! – Почтальон не торопясь покатил дальше по аллее.
Тимур наблюдал, как исчезает вдали силуэт велосипедиста. Красный диск солнца медленно опускался в фиолетовую воду озера Забвения. В наступающих сумерках вся аллея окрасилась в цвет лаванды, особенно каштаны. Листья, нежно-сиреневые в лучах заката, сделали деревья похожими на призраков. Тимур вдруг почувствовал, насколько он полюбил это место, этот странный город и его жителей.
– Тим, смотри! – Крендель ткнул лапой в газету.
На первой полосе был крупно набранный заголовок: «Тайна смерти сенатора Белачеу раскрыта».
– «Его горничная, Матильда Пантегрю, под давлением неопровержимых улик призналась в убийстве хозяина посредством “прóклятого кресла”, украденного из музея “Самые опасные вещи мира”. У господина Белачеу был обнаружен след от иглы под левой лопаткой. Именно через иглу был введён яд, который вызвал сердечный приступ. Вид отравляющего вещества до сих пор не установлен и, как предполагают эксперты, возможно, не будет определён. В таких случаях используются быстроразлагающиеся яды, следы которых найти в организме невозможно. Мотивом ужасного поступка горничной стало желание получить наследство академика и сенатора Белачеу. Как выяснило следствие, Матильда не только оказалась его дальней родственницей, но и стала бы единственной наследницей после казни Фредерика Белачеу. У капитана полиции Петерссона есть все основания подозревать, что у преступницы был сообщник. Её несколько раз видели в обществе неизвестного молодого человека, но Матильда категорически отказывается назвать его имя», – зачитал отрывок статьи Крендель. – Дальше интервью с Абу Абдаллой. Тьфу, – раздосадованно сплюнул Крендель. – Как я и предполагал, он купается в лучах известности. Противнейший тип всё-таки дождался своего звёздного часа. Я только не понял, зачем Матильда стул сломала, а не поставила кресло сразу?
– А вдруг Белачеу заметил бы подмену? Нет, она всё детально продумала. Подстраховалась, чтобы отвести от себя подозрения. Ей нужно было, чтобы все подумали, будто Белачеу умер от сердечного приступа. Тогда никакой полиции и никакого расследования.
– Но наследник-то Фредерик!
– А что ей мешало выждать и потом убить его тоже? Ты же видел, как она обрадовалась, что все подумали на Фредерика, и сразу побежала в полицию. Ей ничего и делать бы не пришлось, его и так бы казнили.
– Ты её когда заподозрил? Сразу, когда заметил отсутствие чашки? – спросил Крендель.
– Нет, – покачал головой Тим, – когда она сказала: «Прóклятое кресло».
– Что-то я не понял. – Крендель недоумённо посмотрел на Тимура.
– Помнишь, ты воскликнул: «Кресло!»?
– Я? – Во взгляде Кренделя мелькнуло удивление.
– Да, а она продолжила: «Прóклятое кресло». А ведь ни ты, ни я ни разу не назвали его так до этого. И снимок я ей показал, вырезанный из каталога, поэтому Матильда не могла догадаться, откуда оно. – Затем Тимур, немного подумав, добавил: – С виду-то это обычное кресло, ничем не примечательное. Вот тогда я её впервые и заподозрил.
– Жаль, что сообщника не нашли.
– Зато я, наверное, знаю, как его зовут, то есть только инициалы – «ЭС».
– Ого, откуда? – Глаза Кренделя округлились.
– Помнишь платочек Матильды, который она всё время теребила? На нём монограмма «ЭС», а так как инициалы не совпадают с инициалами Матильды, то это, скорее всего, подарок.
– Может, это её тётушка какая-нибудь одарила?
– Не думаю, Матильда слишком трепетно к нему относилась, всё время нежно поглаживала…
– Так жаль, – вдруг вздохнул Крендель, – что Агата не слышит тебя сейчас, она обязательно сказала бы, что ты прирождённый детектив, а я бы добавил: «И самый умный мальчик».
Запищал телеграф. Тимур удивлённо оглянулся, за всё время его пребывания в Амальгаме это произошло впервые.
– О, нам что-то прислали. – Крендель метнулся к аппарату. – «Приглашаем вас на торжественный ужин по поводу освобождения Фредерика, который состоится сегодня в восемь часов пополудни. С уважением, Елизавета Петровна Погодина, – читал Крендель, придерживая лапой бегущую ленту телеграфа. – Приходите, пожалуйста! Мы с Фредериком будем вас ждать».
– Пойдём? – Тимур продолжал сидеть на пороге и не отрываясь смотрел на закат.
– Почему бы нет.
– Мы с тобой ещё ни разу не были на озере. Давай сходим как-нибудь?
Крендель сел рядом и положил свою массивную голову Тимуру на плечо.
– Обязательно.
Тимур обхватил его рукой за шею и прижался лицом.
– Ты моя семья, здесь мой дом, – прошептал он, уткнувшись в жёсткую шерсть.
Крендель лизнул его лицо.
– И ты моя семья.
Они провели прекрасный вечер с Фредериком и Елизаветой Петровной, правда, он был немного подпорчен визитом Абу Абдаллы.
– Добрый вечер. – Его лицо расплылось в слащавой улыбке. – А я вот за креслом. Знаете ли, столько посетителей, ни минуты покоя, и все хотят посмотреть на кресло!
– Чего вы и добивались, – презрительно фыркнул Крендель.
– Что вы, я о таком и не мыслил. – Довольный Абу Абдалла подхватил кресло за спинку.
– Осторожно! – закричал Тимур. – Там же игла!
Абу Абдалла небрежно поставил кресло обратно и надавил на скрытый механизм.
– Вы об этом? – Он провёл пальцем по кончику иглы. На коже выступила капля крови.
– Что вы наделали! – ахнула Елизавета Петровна. – Теперь вы умрёте!
– Я? – рассмеялся Абу Абдалла. – Креслу несколько веков, этот яд выдохся давным-давно. Я уже не первый раз накалываю руку об эту иглу. Главное, никогда в него не садиться!
– Но…
– А вы что, думали, всё дело в игле и яде? – противно захихикал Абу Абдалла. – Я же вам говорил – это прóклятое кресло! – И уже на пороге обернулся и добавил: – Своим неверием люди сами создают себе проблемы. Вот кто-то не очень верил в силу кресла и, чтобы действовать наверняка, добавил в него иглу с ядом. И что? Сто лет прошло, яд не действует, а кресло по-прежнему смертоносно. Необъяснимое существует независимо от того, верим мы в него или нет.
Растерянные, все ещё несколько минут стояли в недоумении, глядя вслед кебу, в котором укатил хозяин музея.
– Это что ж получается, что само кресло убивает? – спросил Крендель, скривившись, как от зубной боли.
– Выходит, да, – задумчиво ответил Тимур. – Ведь существуют же живые фонари, животные, питающиеся энергией, самосажающиеся цветы, верблюды из зачарованных стран, дающие сливки, которые могут сделать тебя уверенным в себе. Есть и многое другое не менее странное, так почему бы не быть прóклятому креслу?
Утром посыльный доставил пакет с письмом от Теодора.
– «Мы решили сделать вам небольшой подарок. Вчера прибыла партия новых цветов, чему мы очень рады. И среди них оказался экземпляр очень редкого сорта карликовой мерцелии-сороконожки. Посоветовавшись, мы решили подарить его вам в знак дружбы». Дальше куча слов благодарности. Это я опущу. «Постскриптум. Советуем её сразу посадить – семена этого сорта очень быстро теряют всхожесть». – Читая письмо, Крендель вертел в лапах маленький пакетик.
– Мерцелия-сороконожка – это как? – поинтересовался Тимур.
– Не знаю, но надеюсь, что она не похожа на насекомое, – брезгливо сморщился Крендель. – Не люблю насекомых.
Тимур осторожно развернул пакетик, внутри оказалось одно-единственное семечко, похожее на белую фасоль.
– Пойду посажу, подарок всё же. – Он захватил ведёрко с водой и отправился на улицу.
Вырыв небольшую ямку, Тимур опустил в неё семечко и, закопав, обильно полил.
– Лишь бы оно не оказалось с сорока ногами, – философски заметил Крендель, наблюдая за манипуляциями Тима, – а то хлопот не оберёмся.
Тимур пожал плечами, неожиданно ему захотелось побыть одному. Вчерашний насыщенный день принёс усталость. Он столько сил вложил в расследование, что, раскрыв дело, ощутил пустоту.
– Я схожу прогуляться к озеру? – произнёс Тимур, чувствуя себя виноватым оттого, что не приглашает его с собой.
– Ты волен делать, что пожелаешь, а я пойду вздремну перед обедом, – ободряюще улыбнулся Крендель.
Тимур насчитал тридцать два живых Серебристых каштана. Остальные, голые и безжизненные, грустно смотрели на улицу разбитыми окнами. Если когда-то к деревьям вели тропинки, то сейчас всё буйно заросло высокой травой. Вокруг стояла такая звонкая тишина – ни прохожих, ни ветра, ни звука, – что на душе у Тимура стало ещё печальнее. Если бы рядом были мама и Лисёнок, Амальгама стала бы настоящим раем. Но это невозможно, и он брёл по аллее опустив голову. Утрамбованная тысячелетиями дорога, гладкая, словно отполированная, тускло блестела под ногами. Солнце спряталось за облаками, сразу стало сумрачно и неуютно. Тимур уже пожалел, что отправился на прогулку один. Он решил было вернуться, но вдруг впереди открылся пологий мыс, на который, оставляя на песке чёрный влажный след, с мягким шелестом то накатывала, то отступала дрожащая кромка прибоя. Сначала Тимур решил, что ему показалось, но, очутившись на берегу, убедился – вода в озере была совершенно чёрная. Даже с самого края, где, как правило, находится мель, не было видно ни камешка, ни водорослей.