Я достал бутылку водки и отдал её деду. Сказал, что это подарок. Потом добрался до пива. Посмотрел на сухое телосложение деда и взял из ящика шесть бутылок, по три на брата. Думаю, что этого количества нам хватит. Сейчас как-то не до пьянок.
Не утерпел старик. Бутылочку пива заглотил ещё до посещения бани. Притом сделал это со знанием дела, не торопясь, смакуя. Когда выпил, произнес:
— Доброе пиво, умеете делать.
Парились вдвоём. Антона Ивановича в баню не пустили. Нельзя ещё. Пусть рана получше подживет. Он особо и не сопротивлялся. Пока мы с дедом Иваном были в парилке, тот ополовинил наши запасы пенного, и после животворящего словесного пинка деда удалился отдыхать. В итоге, мне досталась только одна бутылочка. Её хватило, просто лень было идти. Пока находились в бане, разговаривали ни о чем. Вернее, дед втирал, что-то про виды на урожай, приплод скотины и количество достойных скакунов для казаков из его семьи. Я слушал его хоть и с интересом, но не особо внимательно. Меня разморило в бане, вот и расслабился донельзя. Уже, когда расставались, собираясь разойтись по своим спальням, дед неожиданно произнес:
— Не парься, амиго, все будет нормуль.
У меня челюсть отвисла, как у раздавленного таракана, а глаза реально полезли на лоб. Дед ухмыльнулся, глядя на мою реакцию, и произнес вдогонку:
— Это была любимая присказка пращура. Сколько поколений сменилось, а гляди-ка, пригодилась.
После этого он повернулся и удалился, что-то бормоча себе под нос.
Я так и стоял, глядя ему в спину, пока он не пропал из виду.
Уже засыпая, я услышал, как тихо скрипнула дверь, и к кровати начала подкрадываться гибкая фигура, еле угадываемая в свете луны, льющейся из открытого окна.
Я приготовился к схватке. Фигура остановилась в шаге от кровати и тихо пискнула-прозвенела колокольчиком:
— Не прогоняй.
После этого мне под бок как-то ловко ввинтилось тело, роскошное во всех отношениях. Я на миг напрягся, думая, как буду завтра объясняться с обитателями особняка. А когда нащупал определённую выпуклость подвалившего счастья, как-то сразу решил подумать об этом завтра. Сейчас стало не до раздумий.
Глава 3
Ночь была бурной и приятной, что уж тут скрывать.
Проснулся я один и довольно поздно. Причина-то уважительная, благо, что никто меня не будил. Отдохнуть получилось на славу.
Хоть я и обнаружил рядом с кроватью горшок, но не стал им пользоваться. Накинул одежду и понесся на улицу искать место, предназначенное для таких дел. Так и не смог за все мои жизни привыкнуть к подобному сервису. Как-то неприятно думать о том, что твоё дерьмо будут разглядывать посторонние. Поэтому гадить в горшок не буду.
Первого, кого я встретил на улице, был дед Иван. Он же указал правильное направление движения. Наверное, по лицу определил, куда мне нужно, потому что, ничего не спрашивая, молча показал пальцем. Сделав все свои дела, а потом и умывшись, я был снова поставлен вредным дедом в неловкое положение. Он, хитро прищурившись, спросил, как раз в тот момент, когда я делал глоток воды:
— Понравилась девка-то?
Я поперхнулся и закашлялся, при этом подумав:
— Дать бы тебе в дыню, пенёк старый, чтобы не гавкал под руку.
Тот засмеялся и продолжил говорить:
— Да не переживай ты так. Вон, чуть не захлебнулся. Мужняя она, а детей бог не даёт. Может с тобой получится?
Вот честно, я даже шаг сделал к нему, так захотелось врезать по-человечески. Дед, похоже, понял, что перегнул палку, поэтому выставил перед собой руки и уже серьёзно затараторил:
— Не гоношись, всё нормально. Муж службу несёт, только через седмицу вернётся. А девку жалко, хорошая она. Пусть ей повезёт. Ей дитя нужно, как глоток воздуха утопающему.
Этот старый паразит, видя, что я начал успокаиваться, добавил:
— Ты уж постарайся, чай не сотрешь.
Махнул я на него рукой и отправился к раненым. Вчера так и не дождались местного доктора, а перевязки надо делать.
Не успел снять бинты старшему из казаков, как раз дожидался, пока чуть размокнет подсохшая корка (полил место ранения кипяченой водой, предварительно растворив в ней таблетку фурацилина), когда за дверью поднялся шум, и в комнату вломился представительно одетый мужчина. Сопровождала этого дядьку целая толпа женщин во главе с женой Антона Ивановича. Это оказался местный врач. Когда этот дятел полез немытыми руками к ране, я чуть не пристрелил дурака. Отвык уже от подобного, ведь в первую очередь я приучал всех окружающих к элементарным вещам. Думал, что здесь предстоит снова заниматься тем же, но нет. Оказывается, доктор не собирался лезть грязными руками куда не следует, имеет понятие о санитарии. Его просто заинтересовало, почему повязка мокрая. Вот и хотел убедиться, что не ошибся. Я ему, конечно, поверил. Но при этом убедил доктора, правда, при помощи Антона Ивановича, не мешать мне делать перевязки. Когда сниму бинты, тогда пусть смотрит рану, но не трогая руками. Если всё-таки решит дотрагиваться, пусть тщательно моет руки с мылом и обработает спиртным….
Доктор оказался неконфликтным и согласился на выдвинутые условия, а потом засыпал вопросами.
Сначала — для чего и чем размачиваю. Объяснил, для чего. А вот с ответом, каким препаратом я развёл воду, получился затык. Хрен его знает, из чего состоит этот фурацилин. Отмазался тем, что родственник-врач поделился медикаментами перед дальней дорогой. А что из чего сделано — не объяснял. Рассказал, как пользоваться, и на этом все.
Следующие вопросы последовали в отношении зеленки. Этот препарат ему оказался знаком. Он вызвал у доктора сильное недоумение. Ему было непонятно, зачем мазать вокруг раны краской.
Он очень возбудился, узнав, что от воздействия зеленки гибнут микроорганизмы.
А обработка раны перекисью вызвала новый вал вопросов. Утомил он меня напрочь. Двадцать раз объяснял ему, что я — не врач, и не знаю, что, как и почему. Давил на то, что как показали и научили, так и делаю. Никаких тайн в области медицины я не знаю.
Благо, у меня хватило ума не засветить при нем кучу имеющихся у меня таблеток. Вот где замучил бы вопросами. И так утомил неслабо. Еле отделался от этого фаната медицины. В итоге, этот монстр в человеческом обличьи выцыганил у меня таблетку фурацилина, и успокоив родных раненых казаков, убыл обратно, а я вздохнул с облегчением. Я хоть и понимаю важность медицины, и открытия новых препаратов только приветствую, но к такому напору оказался не готов. Слишком было много этого доктора для меня. Тяжело с таким общаться.
После завтрака мы закрылись с дедом Иваном у меня в комнате и занялись разбором трофеев. Нужно избавляться от этого всего и переводить эти активы в денежное выражение. Есть у меня мысли, куда их потратить. Скоро война, которая всегда бесила меня своей нелогичностью, хочу поучаствовать. Я рассматривал отрез шёлка и хотел оставить его на подарок неведомой девчонке, приходившей ночью. Или может золотую побрякушку какую-нибудь приготовить? Именно в это время в мои раздумья вмешался дед Иван.
— Не вздумай ничего дарить. Баба -дура, возьмёт. И даже пофорсит, пока муж не вернётся. Плохо будет, если он узнает, поэтому не надо делать глупостей.
Так-то дед прав, но и без подарка оставить как-то будет не по-людски. Вон сколько бабского счастья валяется. Тканей хватит полсела одеть.
— Тогда поступим по-другому. Давай шёлк отдадим бабам, пусть разделят между собой. Так и той, которой нужно, достанется. — Сказал я, упрямо настаивая на своём.
Дед на это только плюнул:
— Вот ты дурак. Давай, забирай, что себе оставишь. Остальное отправим на продажу. Нечего тут дурью маяться и всех счастливыми делать. Тебе ещё как-то устраиваться надо. Так что не изображай из себя мецената.
Из трофеев я оставил себе немного. В первую очередь, саблю и кинжал. Я просто не смог расстаться с этими вещами. Это очень достойное оружие. Ещё приличный рулон шелковой ткани. Будет из чего пошить белье. Положил глаз на довольно объемный мешочек чая и разнообразных специй, расфасованных по кулькам. Мне пригодится это разнообразие при том образе жизни, который я буду вести со временем. Больше ничего интересного не обнаружил. Поэтому остальное тоже пойдёт на продажу.
Вещи, которые я притащил из другого мира, тоже перебрал и сложил более компактно. Из них ничего продавать не буду, все сгодится.
Единственное, спросил у деда о покупателях драгоценностей и драгоценных камней. Хотелось бы поменять все это на живые деньги, которые в ближайшее время понадобятся очень в немалых количествах.
Дед как-то остро на меня глянул и ответил:
— Будешь встречаться с серьёзными людьми, им и предложишь. Они дадут хорошую цену, без обмана.
— Когда это ещё будет? А деньги уже скоро могут понадобиться, — со вздохом ответил я старику.
— Через семь дней и встретишься. Их уже известили, и они откликнулись. В дороге уже. А это время советую прожить здесь. Успеешь ещё по миру побегать.
Собственно, дед прав. Некуда мне пока торопиться. Да и на продажу трофеев понадобится немало времени. Поживу пока здесь, раз не гонят.
А старик, тем временем, перевёл разговор на другую тему. Он, кивнув на саблю, спросил:
— Пользоваться-то умеешь, не порежешься?
Схохмил на свою голову, ответив:
— Не знаю, не пробовал еще. Может, и умею.
Надо было видеть его глаза, когда он услышал подобный ответ. Меня, между тем, понесло:
— Где тут есть подходящее место? Сейчас и попробуем. А то может и правда не нужно мне такое оружие?
— Пойдём, покажу, — как-то неуверенно ответил дед и добавил:
— Ты, если саблю в руках не держал, может палкой какой помашешь? А то вдруг ещё покалечишься?
— Нет уж, пробовать — так настоящим ножиком, — продолжил прикалываться я.
— Какой тебе ножик, дурень? У тебя в руках настоящее оружие, оно шуток не понимает и наказывает самоуверенных болванов.
Он, как-то даже жалеючи на меня поглядел, и спросил: