— У вас в волосах кровь, — заметил Антон. — Нет, не трогайте! Это потом надо промыть… Пить хотите?
Корней взял бутылку, сделал несколько глотков. Детектив, опираясь на распахнутую дверцу, наблюдал.
— Спасибо, — сказал Корней, возвращая ему воду. — Спасибо за все…
— Вас в Измайлово?
— Ну да…
Немного погодя Корней извинился за то, что испачкал заднее сиденье кровью.
— Пустяки, — отозвался Антон, — сменю чехлы… Эта шпана — она как-то была связана с вашей девушкой? Ну, с той, которая вам звонила?
— Да, — тихо сообщил Корней, — они мне, похоже, мстили… Я тут одному из них неделю назад съездил по морде… К вашему расследованию это прямого отношения не имеет.
— А непрямое? — уточнил детектив. Он выруливал на Садовое кольцо.
Корней промолчал.
— А я по карте посмотрел, — продолжил Антон, не дождавшись отклика, — ну, уж больно неприятное место… Идеальное для засады. Дай, думаю, подстрахую… С шоссе там был заезд вглубь. Правда, только метров на двести. Я ведь вам звонил на мобильный…
Он взглянул в зеркальце — на своего помятого пассажира.
— Я не слышал, — тихо отозвался Корней, — не до того было… А, так я ж его отключил…
— …Даже стрельнуть пару раз пришлось. Ёш твою двадцать! Причем они и не подумали разбегаться. Во зверье!
После короткой паузы, взглянув через плечо, добавил:
— Вы все же были весьма неосторожны. Вряд ли следовало туда соваться… Если уж был раньше такой инцидент…
— Сам себе удивляюсь! — отозвался Корней и закашлялся.
Антон еще раз покосился через плечо.
— Они звонили вам непосредственно перед встречей?
Корней помедлил.
— Думаете, они оставили бы номер на определителе? Ну уж… А! Мне звонила Инга. Похоже, забеспокоилась… Я не стал с ней говорить.
— А во сколько?
Корней сделал глубокий вдох и страдальчески замер.
— Возьмите телефон. Посмотрите там в принятых. Я сейчас ничего не разгляжу.
Спустя минуту, притормозив, сыщик заметил.
— Ее звонок не зафиксирован. Не остался в памяти. Это точно была она?
Корней вздохнул. Произнес слабым голосом:
— Ну, не знаю я… Ничего уже не знаю… Давайте заглянем все же в аптеку. Перекиси, что ли, взять… А то все идет. Из губы и на затылке, кажется…
— Будет сделано, — согласился Антон. — А может, все-таки в травмпункт?
— Не надо, — Корней провел ладонью по лицу, стараясь подавить подплывающую дурноту, — не надо… У меня жена медсестра.
Антон неожиданно притормозил, повернулся всем телом назад и вгляделся.
— Бог ты мой, — сказал он тихо. — Вам, по-моему, зашивать ее надо… Рассечено ведь… Вон ведь как.
Корней промолчал, потому что говорить уже не мог.
Семья и церковь
23
Велес хорошо знал Пресню и поэтому искал недолго. Еще издалека, с угла улицы, изучал минут пять ажурный кирпичный фасад с вязью замысловатого узора над входом, с пятью узкими шпилями, устремленными в синеву. Первые октябрьские дни шли как на подбор, один к одному — ясные, свежие, ядреные, с безоблачной чистотой небес. Он медленно прошел в ворота и поднял голову: в основаниях шпилей сквозили все той же хрустальной синевой длинные пустоты-оконца. Узор над входом свился в подобие округлой восьмилучевой снежинки, постреливающей витражами.
Когда поднимался по ступеням на высокое крыльцо, заметил справа у стены простой деревянный крест. Внутри было пусто и гулко — как и должно было быть. Он пошел между рядов, озираясь, выискивая глазами, кому адресовать вопрос. Подвернулась маленькая бабушка во всем сером, несущая из угла, где мерцали свечи, коробку с пустыми алюминиевыми кругляшами.
— Извините, — Корней чуть склонился вперед верхней частью туловища, — где тут, вот… договариваться насчет крещения?
— А это — вот туда, — бабушка указала в противоположный угол, — идите в закрестье, там спросите.
Сказано было звонко, с легким акцентом и протяжной интонацией. Корней отправился, куда было указано, нашел полуоткрытую дверь, заглянул. В обширном помещении, служащем чем-то вроде вестибюля и гардероба, грузный седой мужчина в облачении священника разговаривал с высокой худой дамой-прихожанкой. Корней дождался окончания короткого разговора, проводил взглядом заплаканное лицо женщины и осторожно приблизился.
Священник выслушал его, склонив темное мясистое лицо.
— Хорошо. Хотя знаете, немножко поздно, все группы уже сформированы… Можно записаться в ту, которая начала занятия в конце сентября.
В его неторопливом выговоре было что-то знакомо прибалтийское.
Под высоким окном оказался стол с кипой толстых тетрадей, смахивающих на амбарные книги. Крупный мужчина неторопливо уселся, извлек одну из тетрадей откуда-то из середки кипы, поднял глаза на Корнея.
— Весь курс по катехизации займет примерно год… Вы знаете это?
Корней не знал, но на всякий случай сказал:
— Это понятно. А крещение-то само… оно когда?
— После курса катехизации обычно идут еще индивидуальные занятия. Если вы будете в третьей группе, там занятия ведет сестра Эльжбета. Когда она убедится, что ваши знания достаточны и что вы духовно… подготовлены и как бы… являетесь достаточно зрелым, тогда можно будет определить время, когда вы примете крещение…
Священник говорил размеренно и слегка устало. Он смотрел на хорошо одетого и слегка смущенного господина выжидающе-благодушно, не открывая извлеченной тетради. Господин постарался не выдать удивления и крайней досады. Дело, оказывается, обстояло так, что предполагаемое таинство никак не выкраивалось до ноября, причем не то что до ближайшего, но и до следующего. Порядочки у них тут, однако. Огорчение подкреплялось легким раздражением — нормальным раздражением серьезного городского занятого человека.
— А можно сделать исключение? Ну, чтоб не год, а меньше? В силу особых обстоятельств?
— Исключения, конечно, возможны, — с готовностью сказал священник, — если лицо, намеревающееся принять крещение, страдает тяжелым заболеванием, способным оборвать жизнь непредсказуемо быстро, либо если это лицо уже поставлено в результате болезни или несчастного случая на грань жизни и смерти… тогда процесс катехизации будет ускорен или упрощен…
— Понятно, — сказал Корней, — понятно. И иных вариантов нет. Ну ладно. Тогда запишите меня… Вот в ту группу…
Священник раскрыл тетрадь и снова поднял на Корнея глаза.
— За год вы сможете изучить обряды и как-то лучше понять для себя… решить что-то окончательно.
Корней сумрачно покивал:
— М-да, года мне хватит.
— Год — это, конечно, много, — согласился священник, — но время летит быстро.
Он взял ручку, нашел в конце страницы столбик дат, поставил напротив одной из них точку.
— Паспортные данные? — вкрадчиво поинтересовался Корней.
— Нет, только имя… Занятия по субботам. Суббота у нас завтра. Вас устроит? В два? Есть еще по вторникам.
— Нет, суббота мне удобнее, — решил Корней.
На обратном пути от закрестья к выходу он оста новился у барельефа, изображающего несение Гроба Господня. Потом еще раз скользнул взглядом по сводам и стенам. Убранство показалось ему довольно скромным. По дороге домой старательно восстанавливал в памяти обрывки истории о бунте протестантов против католиков. Первые вроде возмущались избыточной, вызывающей роскошью католических храмов. И многим другим…
Особой роскоши он, надо сказать, не приметил. Скорее, строго. Или, может, это в Москве они себе особо не позволяют…
Домой вернулся к пяти. Майя в своей комнате изнывала над изготовлением какого-то английского текста. Ходила, взглядывая по-совиному и покусывая кончик шариковой ручки. Но сразу же предложила свои услуги в разогревании супа.
— Сам разогрею, — буркнул Корней. — А где мама?
Мама, оказывается, задерживалась в отделении, но звонила и обещала скоро быть. Она и вправду вскоре перезвонила — сообщить, что у заведующего административное дежурство, она ему должна немного помочь, но минут через двадцать выедет.
— Как ты? — спросила после паузы.
— Бодро, — уверил Корней.
— Голова ночью опять болела? Ну, я же видела на столе упаковку баралгина!
— Уже меньше, — успокоил Корней.
— Помнишь, я давала тебе телефон? Ну, врача-психоневролога. Ты еще месяц назад жаловался? Его зовут Акиньшин Станислав Игоревич. Ну, помнишь?
— А, — рассеянно отозвался Корней, — так он же не по этой части. Он психоневролог. Он же не по травмам башки. Тут явно что-то посттравматическое.
— Ну, я тебя умоляю: позвони ему! Я с ним обо всем договорилась! Он тебе и томограмму сделает, там у него знакомый есть, невропатолог. Ну, позвони сейчас. Я с ним сегодня договорилась.
— Ну ладно, ладно, — вздохнул Корней. — Хорошо. Ты, в общем, собираешься, да?
Пока микроволновая печь грела суп, он еще раз заглянул в ванную. Зачем-то еще раз вымыл руки, вгляделся в свое отражение. Шрам от правого угла рта к подбородку был еще свеж и розов. Он бросался в глаза и настораживал. Человеку с таким шрамом можно было бы запросто отказать в приеме на работу. Этому типу не хотелось верить. Что, интересно, думал про него сегодня тот священник-поляк? Да ладно. Его небось шрамом на морде не удивить.
Корней вспомнил настойчивый Ингин голос. Визитку того врача он, конечно, не выкинул. Был аккуратен. Немного поколебавшись, уединился в комнате, развалился в кресле и набрал номер. Почти сразу ему бархатистым голосом ответила медсестра. Сообщила, что Станислав Игоревич сегодня принимает на дому. Велес хмыкнул. Сестра попросила представиться и, услышав его фамилию, добавила в голос еще любезности:
— Ой, запишите, пожалуйста, его мобильный… И домашний. Позвоните, он вас примет.
Инга, похоже, и впрямь провела работу. Корней повертел в пальцах блокнот с последней исписанной страничкой. Домашний номер доктора Акиньшина начинался цифрой 5. Тревожить человека дома Корнею почему-то не хотелось. Решил, что позвонит на следующей неделе, например во вторник…