Стоп-стоп.
Она отвлеклась и думает о карандашах и ужасно харизматичном diary travel, а надо бы думать о мужчине своей жизни!
Итак, сапоги. Сапоги он носит не всегда, только в путешествиях. А в свободное время он работает — иначе откуда возьмутся деньги на путешествия? Он может быть переговорщиком и финансовым гением, как Костас; собственно, это один из возможных вариантов знакомства: Костас и мужчина ее жизни столкнутся нос к носу в переговорной, на шестидесятом этаже какого-нибудь бизнес-центра, и мужчина ее жизни сделает Костаса. Закатает в асфальт, изуродует, как бог черепаху. Фигурально выражаясь, конечно. И это будет сигналом: посторонись, Костас, пришли молодые львы!
Наверное, не стоит быть столь жестокой к Костасу. Костас — прекрасный человек. Немного странный, что удивительно для людей, делающих серьезный бизнес. И насчет его бизнеса у Дарлинг, несмотря на полгода работы, не сложилось цельного впечатления. Кто он на самом деле? Коко назвала его финансистом, что не совсем правда. Финансовый консультант очень высокого уровня и такого же уровня переговорщик — но как эти два совершенно разных вида деятельности могут сочетаться в одном человеке? Должно быть что-то третье, равноудаленное от первого и второго. И равноприближенное тоже. Он работает на правительство? Участвует в играх больших компаний? Готовит тайные сделки, суть которых известна лишь очень узкому кругу посвященных? Тогда как в его орбиту попала Дарлинг, девушка, пришедшая с улицы, с рекомендациями двух остолопов под мышкой? А вдруг девушка, пришедшая с улицы, окажется шпионом, пришедшим с холода? Задумывался ли Костас об этом? С другой стороны, от нее требуется немного: организовывать и упорядочивать график Костаса и делать его поездки максимально комфортными. А список волшебных телефонов, который есть у Дарлинг, — это не список Форбса и не список Интерпола, а номера гостиниц, авиакомпаний, частных транспортных агентств. С этим справится любая подруга любых остолопов, если у нее есть хотя бы начатки мозга и памяти. И хоть немного развито чувство времени и ответственности. Костасу подошла бы должность серого кардинала, вот! Или должность Эйнштейна, потому что весь огромный массив информации он держит в голове. И, видимо, голова Костаса намного больше, чем кажется на первый взгляд, если там нашлось место Хесусу Галиано с его иллюзиями и бронзовому бенинскому леопарду. И все же Костас — прекрасный человек. В нем нет ничего, что раздражало бы или вызывало отторжение, и он не заслуживает быть закатанным в асфальт. Он заслуживает молодого друга, с которым можно завоевать мир. Ну и Дарлинг окажется поблизости, и Костас познакомит их…
Господи, какая только фигня окольными путями не проберется в голову на высоте десять тысяч метров! Пересмешник Паоло, летающий намного ниже, разнес бы Дарлинг в пух и прах, да еще прислал бы ссылку на какой-нибудь высоколобый арт-хаус: чтобы Дарлинг путем несложных манипуляций вышла именно туда, куда ей и надлежит выйти, — к форуму озабоченных поисками мужа идиоток. Прощай, самец! и Здравствуй, грусть! ага.
По мере удаления от Европы романтическая многоактовка сменилась сюрреалистической. Где мужчина ее жизни сгинул на просторах портсигарной карты, где-то между таинственными К.2 и Т. 4, очевидно, загрызенный бенинским леопардом.
А к оставшейся без всякой моральной поддержки Дарлинг вернулась сосущая тоска: правильно ли она поступила, выцарапав статуэтку у несговорчивого хозяина «Мали Ба»? И в какой момент он перестал быть несговорчивым? Когда Дарлинг сказала «Они уже встретились». Тогда-то и стало понятно, что ничего не изменишь и глупо пытаться предотвратить то, что предотвратить невозможно. Кажется, Костас сказал, что он фаталист. Если подумать, то с самого начала от истории пованивало фатализмом: «Мали Ба» не значилась в списках Дарлинг, она запомнила адрес совершенно случайно. И озвучила его, когда обиделась на Костаса. А если бы не обиделась?
Цепочка причин и следствий все равно заканчивается на леопарде.
В нем нет ничего ужасного. Его невозможно даже откупорить, как ящик Пандоры. Внушительная дырка в брюхе ничем не заткнута, и иррациональное зло (если и сидело там когда-то, скрючившись) уже давно выбралось на волю. Оставив после себя гибель какой-то женщины и странное, все время повторяющееся слово. Совершенно непонятно, была ли эта гибель в действительности или ее никогда не существовало — как и женщины с раскинутыми руками. Или женщина не просто существовала — она существует. И то, что увидела Дарлинг, еще не произошло.
Жаль, что она так и не увидела лица несчастной. Оно ускользнуло, как и лицо парня в кожаной жилетке, которого Костас обозвал старым чертом. Не может же Дарлинг теперь шарахаться от всех женщин, как шарахалась от котов, на поверку оказавшихся бенинскими леопардами. Не может же бежать ко всем женщинам, размахивая корабельным сигнальным флажком «Впереди полоса тумана!». Полоса тумана стоит как раз перед Дарлинг. И сколько ни подпрыгивай, как ни суши голову — все равно не увидишь, что в нем спрятано.
…В Пномпене шел дождь.
Тропический ливень, закончившийся, впрочем, еще до того, как темнолицые кхмерские таможенники шлепнули Дарлинг и Костасу визы в паспорта. Уже в очереди к таможенной стойке Дарлинг начала превентивно изнемогать от жары и влажности, хотя в здании аэропорта работали кондиционеры. Единственное, чего она хотела, — поскорее добраться до гостиницы, залезть под душ и простоять в нем сопоставимое с недавним авиаперелетом время. Понятно, что ничего из этого не получится, максимум, что удастся урвать, — жалкий час, а потом снова нужно будет заниматься Костасом. А до этого — связаться с неким Денисом Ильичом, представителем принимающей стороны (и что только русская сотовая компания забыла в этой Камбодже?). Дарлинг уже звонила ему перед вылетом из Берлина, и время контрольного звонка было назначено сразу же по прилете в пункт назначения.
На звонок никто не ответил (телефон оказался вне зоны доступа) — и такой прокол случился первый раз за все полгода работы. Но по-настоящему испугаться Дарлинг не успела: Денис Ильич, собственной персоной, стоял у выхода. С унылой, от руки написанной табличкой:
MR. TZABROPYLOS
MRS. ZARUBINSKAYA
Проклятый идиот! В четырех словах — уйма ошибок!.. Мало того что фамилия Костаса в латинском варианте переврана до невозможности, а всего лишь требовалось написать Tzabropoulos, так еще и неокольцованная Дарлинг оказалась замужней миссис: плохо, ой как плохо работают наши представители в регионах!..
Сам «проклятый идиот» тоже никак не вытягивал на Mr.: ему было не больше двадцати трех — двадцати пяти. При других обстоятельствах Дарлинг посчитала бы его симпатичным, но только не сейчас. Сейчас ее раздражала смуглость Дениса Ильича, его черные, залитые гелем волосы с маленьким ирокезом, вышедшим из моды полгода назад; его дешевый светло-серый костюм, его узкий галстук, его белые кроссовки (интересно, кто присоветовал ему пристегнуть кроссовки к деловому костюму? — наверное, еще один проклятый идиот из числа его местных идиотических друзей). Но больше всего Дарлинг раздражало то, что Денис Ильич не ответил на звонок. И пусть и на пару минут, она — в глазах Костаса — оказалась не на высоте.
— Приветствую дорогих гостей на земле дружественной Камбоджи! — пробубнил Денис Ильич и поднял сжатую в кулак руку.
Проклятый идиот, как и было сказано.
— Вы не ответили на звонок, — вместо приветствия сказала Дарлинг раздраженным тоном.
— Пустяки. Телефон разрядился. Держите табличку, а я возьму ваш багаж.
— Замечательно, — прошипела Дарлинг.
— Значит, едем в «Интерконтиненталь Пномпень»?
— Хотелось бы…
— Мне бы тоже. — Идиотизм Дениса Ильича возрастал в геометрической прогрессии. — Пять звезд — это богато…
Дарлинг мельком бросила взгляд на Костаса: как-то он отреагирует на пномпеньского клоуна? — но лицо босса было непроницаемо. Или он думал о чем-то своем, далеком и от клоуна, и от Пномпеня, и от самой Дарлинг? Но была немаленькая вероятность, что он в любую секунду опустится на грешную землю и торжественная встреча ему не очень-то понравится. И Дарлинг, ухватив Дениса Ильича за рукав пиджака, увлекла его чуть вперед.
— Ты дурак? — очень вежливо спросила она.
— Не понял?
— Тебе было отправлено письмо с точным указанием фамилий? А ты что нацарапал на своей прокламации?
— Не понял.
— Фамилии были написаны неправильно.
— Обе?
— У тебя проблемы с памятью и орфографией. Это хоть понятно?
— Ну мы же нашлись?
Прошибить Дениса Ильича было невозможно, и Дарлинг затрясла головой в бессильной ярости:
— Я сожалею только о том, что для встречи не нашлось никого другого. Кроме тебя. Более вменяемого. И такие прически теперь не носят, ясно?
— А… какие носят? — Денис Ильич нисколько не обиделся на обвинение в невменяемости. — Меня, кстати, Денис зовут. А тебя?
— Дарья Александровна. И не иначе.
— Ну какая же ты Александровна? — Денис Ильич оценивающе посмотрел на Дарлинг. — А вы сюда надолго? Готов показать город и вообще… И что ты делаешь вечером? Могли бы сходить в какое-нибудь приятное местечко. Я здесь уже год, успел все изучить… Тоска, если честно… Ну так как? Насчет вечера?
— Он занят.
— Папиком? Ага…
Дарлинг с трудом подавила желание треснуть Дениса Ильича по башке его же жалкой картонкой. Хотя нет, картонкой можно просто надавать по морде. А потом одолжить у Костаса его священного леопарда и треснуть по башке уже леопардом, целясь непосредственно в ирокез. Но, пока Дарлинг размышляла о сладкой мести, Денис Ильич остановился, отпустил ручку ее чемодана и бросил:
— Погоди, я сейчас…
Изумленной Дарлинг осталось только наблюдать, как проклятый идиот быстрым шагом отдаляется от нее. Приближаясь в то же время к двум молодым людям, вышедшим из здания аэропорта. Один из них — блондин в белой рубахе без рукавов и легких полотняных штанах — был налегке. За спиной второго болтался тощий рюкзак, а в руках — странной формы сумка, очертания которой отдаленно напомнили Дарлинг саксофон.