— А сам Шон?
— Думаю, что и он не в восторге. Но вряд ли этот вопрос когда-либо поднимался. Шон не сделает ничего, что не понравилось бы его жене. Он согласился бы даже на ад, если бы ад стал ее очередным местом жительства.
— Мне показалось, что она вам нравится.
Щеки Кристиана вспыхнули, но ответил он не сразу.
— Она нравится мне. Мне кажется, она необычный человек. Но влюбиться в такую женщину я бы не рискнул.
Сукин сын! Выбить бы из тебя всю правду, сукин сын!.. Но правда, окопавшаяся за длинными ресницами Кристиана, была недоступна для Дарлинг. Там, в тени глубокого окопа, правда могла делать все что угодно: бриться перед осколком зеркала, чистить оружие, играть в кости, слушать по радио легкомысленный довоенный дуэт Лилиан Харви и Вилли Фритча. Но снаружи не просматривалось ровным счетом ничего, Дарлинг остается лишь строить предположения и догадки.
— Проще искать русалку. — Она не смогла удержаться от иронической улыбки.
— Да.
— И главное — безопаснее.
— Я как-то не думал о таких вещах. Хотя с этими скульптурами самое время задуматься. Они меня угнетают. Хорошо еще, что в доме полно людей.
— Детей и животных…
— Гостей тоже. У них сейчас просто столпотворение. Приехал какой-то греческий писатель, не думаю, что очень известный, — и тоже с женой. Еще один поляк из Варшавы — то ли телевизионщик, то ли журналист. Французская пара — эти самые забавные. Путешествуют по миру налегке и даже в доме спят в спальных мешках.
— И как только все смогли разместиться?
— Без проблем, дом-то огромный, вы сами увидите. Вы ведь тоже приглашены.
— Это было неожиданно.
— Тот мужчина, с которым вы прилетели…
— Мой босс, — поправила Дарлинг.
— Да. Ваш босс и Даша, они старые знакомые?
Глупо было отрицать очевидное, и Дарлинг кивнула.
— Мне показалось, эта встреча не доставила ей удовольствия…
Интересно, Кристиан решил прощупать ситуацию по просьбе своего друга или это его собственная инициатива?
— Мне бы не хотелось это обсуждать.
— Я понимаю, простите, — в очередной раз извинился Кристиан. — В любом случае я рад, что сегодня вечером увижу вас снова. Что будет хоть один человек, с которым приятно поговорить. Вообще-то я не очень люблю дни рождения, особенно малознакомых мне людей. Как-то по-дурацки себя чувствую на них.
— Надеюсь, этот будет исключением. — Дарлинг послала Крису подбадривающую улыбку. — Исключением из всех правил.
Тогда она даже не подозревала, как близко от истины окажется…
…Начало улицы вовсе не предполагало, что в конце ее стоит особняк: двух- и трехэтажные дома с лавчонками и грязными, распахнутыми настежь гаражами сменялись многоквартирными пятиэтажными. В гаражах стояли старенькие мопеды, остовы малолитражек и плиты с кипящими на них замызганными кастрюлями. Но чаще попадались разделочные столы с грудами овощей. Тут же светились экраны телевизоров и висели гамаки (ни один из гамаков не пустовал, и взгляд Дарлинг то и дело натыкался на чьи-то чумазые пятки). Очевидно, гаражи служили продолжением скрытых от глаз и переполненных людьми жилых помещений.
Какой-то старик смывал шлангом кровь с разделочного стола, на котором лежала неощипанная тушка курицы; ее более удачливые сородичи бродили по улице, выклевывая остатки пищи из мусорных куч.
— Колумбийские трущобы, — вздохнув, сказала Дарлинг.
— Разве вы были в Колумбии? — Костас разжал губы впервые с того момента, как они сели в такси.
— Нет, но…
— Тогда зачем говорить о том, о чем вы не имеете ни малейшего представления?
— Хорошо. Пномпеньские трущобы. Так устроит?
— Я не думаю, что это трущобы.
— Что же это?
— Уклад жизни, и не нам его судить.
Со вчерашнего дня настроение у Костаса не улучшилось, но выглядел он неплохо. Костюм от Brioni, ослепительно-белая рубашка и дорогущий галстук, купленный в Берне за четыреста евро (Дарлинг сама видела ценник), — все это навевало мысли о великосветском приеме, но отнюдь не о банальном дне рождения. Или на великосветские приемы принято ходить в смокинге?.. Всю дорогу Дарлинг развлекала себя тем, что представляла Костаса в самых разных вариантах одежды: униформе пожарного, поварском колпаке, гидрокостюме с ластами, офицерском френче с шевронами, нашивками и аксельбантами и даже в трико воздушного гимнаста. Но всякий раз получалась рекламная картинка часов, туалетной воды и внедорожника «Порш Кайенн» последнего поколения. Где индивидуальность перемолота миниатюрными шестеренками и размазана по асфальту шипованной резиной.
Сохранивший внешний лоск Костас перестал быть самодостаточным, вот оно что!
За жалкие сутки он превратился в приложение к своему чувству, бесплодному и бесперспективному, по мнению Дарлинг.
— Это здесь, — сказала Дарлинг, сверившись с номером на глухой стене в два человеческих роста, выкрашенной в цвет кофе с молоком.
— Как я выгляжу?
— Стоимость галстука учитывать?
— Умеешь ты поддержать. — Впервые за время знакомства Костас обратился к ней на «ты», и это оказалось неожиданно приятно.
— Выглядите вы отлично. Прямо Пирс Броснан в зените карьеры.
— Слабо представляю, что ты имеешь в виду. Так что придется верить на слово.
— Все-таки нужно было купить цветы…
— Она не любит цветов.
— Мало ли… Вдруг полюбила за то время, что вы не виделись.
— Она не из тех, кто меняет привычки.
— Ну да. Проще поменять человека.
— Ты славная девочка, Дарья. Жаль, что…
— Что?
— Ничего. Без одной минуты семь. Не стоит заставлять хозяев ждать.
Интересно, что хотел сказать Костас? Что-то такое, что не заняло бы и оставшейся минуты, но над чем придется раздумывать всю оставшуюся жизнь? Вряд ли. Скорее всего, Дарлинг ожидал тяжеловесный комплимент в стиле костюма Brioni, а это требует чуть больше времени.
— Давайте уйдем, — неожиданно для самой себя попросила она.
Все из-за дурацкой кофейной стены, из-за потеков на ней. Они имели вполне реальное объяснение: что еще делать стенам в сезон дождей, как не намокать и не отторгать от себя куски штукатурки? Но Дарлинг все эти совершенно невинные на первый взгляд фактуры вдруг показались предвестниками запустения и тлена. От камня повеяло могильным холодом, в паутине трещин бились, затихали и мгновенно мумифицировались мелкие насекомые, а сама стена стала сочиться мутноватой коричневой жижей.
Еще можно было рвануть назад, к спасительным и таким понятным мусорным кучам, к благословенным кастрюлям и грудам овощей; к грязному асфальту, к влажному солнцу, к старым мопедам и гамакам с кхмерами — еще можно…
— Давайте уйдем. Ничего хорошего из вашей затеи не выйдет, Костас. Будет только хуже. Будет совсем плохо.
— Будет так, как будет.
Бросив это в лицо Дарлинг, Костас подошел к резным воротам и решительно нажал на кнопку звонка.
Стоило калитке в воротах отвориться, как страхи Дарлинг мгновенно улетучились и на смену им пришло чувство стыда за свой неуместный истерический выхлоп. Вместо заброшенного кладбища (именно оно рисовалось воображению) их встретил просторный, уложенный плиткой двор с клумбой посередине. Слева высились две пальмы, а справа цвел огромными белыми цветами какой-то кустарник, наполовину скрытый уже знакомым Дарлинг «Лендровером».
В глубине двора стоял двухэтажный особняк с колоннами и высокими стрельчатыми окнами. Через весь фасад второго этажа шла терраса, на которой Дарлинг заметила двоих: колоритного бородача в летней белой шляпе и белом же полотняном костюме и бритоголового парня в кожаной жилетке на голое тело. Бородач, отдаленно напоминающий писателя Эрнеста Хемингуэя, держал в руках бокал с вином, а бритоголовый сосал пиво из бутылки.
Не иначе как греческий писатель, подумала Дарлинг о бородаче. Что еще говорил о нем Кристиан? — «не очень известный». Впрочем, неизвестность писателя компенсировалась тщательно продуманным внешним видом, способным сразить наповал сотню-другую филологинь, критикесс и почитательниц малотиражной альтернативной прозы.
Бритоголовому можно было смело доверить культовый мотоцикл «Харлей-Дэвидсон», культовый самолет «Сессна» и культовый воздушный шар братьев Монгольфье. Сотня-другая домохозяек, скучающих мужних жен и пожирательниц масскультовой продукции мечтали бы обнаружить себя в объятиях такого мачо.
Жилетка и белая шляпа, на первый, поверхностный взгляд, вступали в явный диссонанс с костюмом Brioni — но только на первый. И для жилетки с шляпой найдутся рекламные полосы, не только для Brioni: самодостаточностью не пахнет и здесь. Здесь вовсю воняет неистребимым самцовым желанием произвести впечатление на как можно большее число женщин.
Или — на одну, которая стоит всех.
Впрочем, в следующую секунду Дарлинг и думать забыла о стоящих на террасе мужчинах. Навстречу им с Костасом шла Даша.
Теперь на ней был не комбинезон, а длинное, до щиколоток, струящееся платье совершенно невероятной расцветки: фиолетовые и нежно-розовые сполохи чередовались с зелеными, синими и бирюзовыми.
В тонких пальцах Даша держала зажженную сигарету, и Дарлинг вдруг подумала, что именно ей подарила бы свой берлинский чудо-портсигар — если бы представился случай.
— Рада видеть вас, Дарья, — пропела Даша низким грудным голосом. — Просто замечательно, что вы не улетели. Костас, ты слишком официален. Разве у нас намечается заседание Международного валютного фонда?
— Поздравляю, — прошелестел Костас и протянул имениннице небольшой аккуратный сверток. — Думаю, тебе понравится.
— Как мило. — Взяв подарок, Даша даже не удосужилась развернуть его.
— Может быть, откроешь?
— Не сомневаюсь, что это что-то чрезвычайно оригинальное. В последний раз ты подарил мне сапфировый браслет…
— Ты еще помнишь об этом?
— Я его потеряла. Через неделю после того, как мы расстались. Ты позволишь взглянуть на подарок позже?