— Кого это вы готовы убить, Магда? — Голос за спиной Дарлинг раздался так неожиданно, что она вздрогнула. И резко обернулась.
Ян.
— И давно ты тут стоишь? — Магда закусила губу и тут же выпустила ее: на широко расставленных передних зубах остался ярко-красный след от помады. Зрелище было не из приятных, как будто Магда уже прокусила горло ненавистной ей соперницы и теперь сглатывает остатки крови.
— Только подошел.
— Ладно, пойду поищу виски.
Оставив Дарлинг и Яна, Магда направилась в сторону дома. Ян проводил ее взглядом и тихонько присвистнул:
— Шикарная диванная женщина!
— Почему диванная? — удивилась Дарлинг.
— Усыпляющая, — охотно пояснил Ян. — Мягкая, без всяких неожиданностей. Призванная служить мужчине, а не воевать с ним. Этому мудаку писателю сказочно повезло. Так кого она хотела убить?
— Никого. Это была фигура речи.
— Ну если она когда-нибудь решится убить своего мужа, я не удивлюсь. Уж слишком рьяно она ему служит.
— Это плохо?
— Это утомляет.
— Кого?
— Обоих участников действа. Ну а вы как здесь оказались? Я никогда не слыхал о вас раньше, Дарья. — «Дарья» Янек произносит как «Дариа», с ударением, слава богу, все в порядке.
— Я тоже ничего не слыхала о вас. Удивительное совпадение.
— Я всего лишь к тому, что здесь никто не появляется случайно.
— Мой босс оказался старым приятелем хозяйки…
— Знакомая история.
— Вы тоже старый приятель?
— Как и все здесь. Не важно, что никто из нас до этого не был знаком друг с другом. Достаточно того, что все мы знакомы с ней. Этого достаточно в принципе.
— Для чего?
— Для жизни.
Вот кто не казался Дарлинг сентиментальным — бритоголовый Ян. У него хорошее открытое лицо, с правильными чертами; просторный лоб, цепкие глаза профессионального игрока в покер… Играет ли он в покер? Без фанатизма, но может сорвать куш в казино; он самый настоящий друг Оушена, пятнадцатый или шестнадцатый по счету, а может, двадцать второй. Единственный, от кого зависит исход тщательно спланированной операции, если в последний момент он не взбрыкнет, по своему обыкновению. Польский гонор уже давно стал притчей во языцех. К тому же, кроме казино и америкашки Оушена (и в подметки не годящегося ни одному из поляков), есть еще харлеи, сессны и шары братьев Монгольфье. Если уж и представлять абстрактного идеального мужчину рядом с Даша, то кандидатуры лучше, чем Янек, не найти.
Этим Дарлинг и занимается в последующие пять минут, пока Ян развлекает ее короткими историями из журналистской (он журналист, не вылезающий из горячих точек) жизни. Где-то в промежутке между Суданом, Сомали и Восточным Тимором она мысленно пытается наклеить на подол африканского платья Даша аппликацию идеального мужчины. Того самого, с кем она могла бы почувствовать себя слабой, навсегда сложившей оружие женщиной.
Ничего из этих попыток не получается.
Харлеи, сессны и воздушные шары раз за разом терпят крушение, разбиваются о скалу по имени Даша. Она ни в ком не нуждается, пространство вокруг нее — самая настоящая пустыня, вот что нужно пристально изучать женщине-легенде Анн-Софи. Вот что, а не какие-то лилипутские Гоби с Сахарой. Даже крошке Лали — собственной дочери Даша — со временем придется преодолевать эти безводные, иссушенные пространства. Хорошо, что она еще слишком мала, чтобы это осознать.
— Вы и вправду не знаете никого из присутствующих здесь? — спросила Дарлинг у Яна.
— Теперь знаю. Но это знание последних нескольких дней. До этого я был знаком только с малышом Исмаэлем. Ну когда он еще был малышом. И с псом. Когда он был в силе.
— Он не лает.
— Я тоже ни разу не слышал его голоса. Даша считает это достоинством.
— Она сказала странную вещь: «Он убивает бесшумно».
— Наверное, у нее были основания так сказать.
— Вы… верите, что этот пес загрыз кого-то насмерть?
— При мне такого не случалось. Видимо, я застал относительно спокойный период ее жизни.
— Бывали беспокойные?
— Наверняка.
— Значит, вы не знаете точно.
— Могу только догадываться. Относительно Даша можно строить только догадки… Впрочем, об этом имеет смысл спросить у нашего писателя.
— Он знает ее лучше? — Дарлинг вовсе не хотела поддеть Янека, противопоставить Судан и Сомали харизматичной белой шляпе, скрывающей банальную лысину.
— Он может придумать ее лучше.
— Вы читали его книги?
— А были книги? Мне показалось, он из тех людей, которые всю жизнь пишут одну-единственную книгу. Или делают вид, что пишут. Лишь бы оправдать собственное безделье.
Один — ноль в пользу кожаной жилетки. Но нужно выслушать и противоположную сторону.
— Книги были. Во всяком случае, одна написана точно. Думаю, ее можно найти в доме, если поискать хорошенько.
— И Даша… — тут Ян сделал паузу и пристально посмотрел на Дарлинг своими цепкими, как верблюжья колючка, глазами, — читала ее?
— Не знаю.
— Я ни разу не видел ее с книгой. Исмаэль — тот читал всегда. Даже когда был маленьким. Вы уже познакомились с Исмаэлем?
— Нет. Но наслышана о нем.
— Приемный сын, который лучше любого родного. Занятный парень. Немного странный, но занятный. Он очень привязан к семье. К тем, кого считает семьей. К Даша и маленькому демону Лали.
— А Шон?
— У них сложные отношения. Насколько я понял. Насколько мог увидеть, хотя увидеть можно не многое. Их внутренняя жизнь скрыта от глаз. Как называется книга нашего гениального писателя?
— Понятия не имею.
— Надо бы узнать у его жены и попросить авторский экземпляр. Так кого она хотела убить?
— Вы задаете этот вопрос второй раз.
— Она сказала — «ее». Речь шла о Даша! Вы ведь говорили о ней?
— А разве здесь говорят о ком-нибудь еще?
Помимо воли Дарлинг фраза получилась исполненной раздражения и легкой женской обиды на табун мужчин, гарцующих вокруг одной кобылы, в то время как поблизости пасутся еще несколько, ничуть не хуже. Или — хуже?..
— И вы, конечно, на стороне униженной и оскорбленной жены писателя? Женская солидарность, да?
— Нет никакой солидарности.
— Вы можете передать Магде, чтобы она не паниковала. Насколько я знаю, Даша никогда не возвращается к тем, кого однажды оставила…
— Да?
— Личный опыт подсказывает мне, что дело обстоит именно так.
— Пожалуй, вы правы. Пойду поищу несчастную и успокою ее.
Дарлинг уже давно хотелось улизнуть от поляка. В его спокойной и иронично-отстраненной манере говорить о Даша было что-то не менее угнетающее, чем в любовном помешательстве Костаса. Кстати, куда делся Костас? В поле зрения Дарлинг, в маленьком импровизированном садике с широким навесом (там стояли кресла, две плетеные скамейки, несколько столов и детские качели), с небольшим прудом, в котором плавали лотосы, находились Даша, Тео, Анн-Софи с верным Зазу и маленькая Лали. Магда не так давно скрылась в доме, остаются еще Шон с Кристианом, таинственный любитель чтения и саксофонов Исмаэль и —
Костас.
Странно, что он не принимает участия в дне рождения, на который так рвался. С другой стороны, это похоже на Костаса. Он не хочет сливаться с толпой, которая моментально уравняет его в правах со всеми остальными. Он будет искать время и место, чтобы поговорить с Даша наедине, возможно даже, сейчас он наблюдает за происходящим из какого-нибудь укрытия. До стены дома, выходящей на садик, не больше пяти метров, в ней не меньше пяти окон. Имеет ли смысл искать его в доме? Имеет ли смысл вообще искать его?..
В дом Дарлинг возвращается совсем не той дорогой, которой пришла: она повторяет путь исчезнувшей в поисках спиртного Магды. Пройдя по дорожке из гладких обсидиановых плит, она сворачивает за угол и оказывается у задней стены дома, вовсе не такой пафосной, как фасадная. Слева остается небольшая пристройка, дверь в которую приоткрыта. За дверью стоят две стиральные машинки, кое-какой садовый инвентарь и железный шкаф, запертый на висячий замок. Тут же находится картонная коробка из-под телевизора Sony — в нее свалены старые игрушки Лали. То, что игрушки старые, понятно с первого взгляда: у большого плюшевого льва с корнем вырван глаз, футбольный и волейбольный мячи сдуты, десяток Барби с оторванными конечностями вполне могли бы организовать свою собственную паралимпийскую сборную. «Маленький демон Лали» — именно так сказал о ней Янек. Маленький демон так же не церемонится с игрушками, как ее мать — с людьми. В коробке достаточно места, чтобы там поместились Костас с Янеком, и еще останется немного свободного пространства для книжки Тео.
Все же любопытно было бы узнать, как она называется. И заодно прочесть посвящение.
Задняя стена забора, к которой примыкал сарайчик для хозяйственных нужд, была глухой, если не считать маленькой запертой на щеколду калитки. Судя по всему, ею никто не пользовался: она была заставлена пластиковыми ящиками, нераспечатанными упаковками с джином и пивом и садовыми стульями, сложенными друг на друга. А сама заросшая паутиной щеколда оказалась еще и припорошенной какой-то странной субстанцией — то ли пылью, то ли пыльцой цветов.
В дом вела единственная дверь, обтянутая москитной сеткой. Толкнув ее, Дарлинг оказалась в небольшом полутемном предбаннике. Уже отсюда она услышала приглушенные голоса. Голоса были совсем рядом: достаточно пересечь предбанник, чтобы столкнуться с ними лоб в лоб. За предбанником виднелся широкий коридор, а ближайшая дверь оказалась дверью на кухню. Из нее и доносились голоса.
— Ты не можешь просидеть здесь весь вечер.
— Я не могу всех их видеть.
— Это неправильно.
— Неправильно набивать дом всеми этими уродами. Хватило бы и одного, чтобы испортить мне настроение на всю оставшуюся жизнь. А тут их целый набор.
— В конце концов, это ее день. И ты должен быть с ней, чтобы у… этих уродов не осталось никаких сомнений. Ее выбор — ты. А не они…