со снимка поразила Дарлинг своей нежной беззащитностью), затем — Лали-младенец в гордом одиночестве. Затем — на руках у Шона. Затем — на руках у Исмаэля, и это была единственная фотография Исмаэля. Ничего удивительного: фотографировал, скорее всего, Шон, а у них с Исмаэлем сплошное «пошел ты к черту!». Отсутствие Исмаэля компенсировалось присутствием всех остальных, включая Амаку и кошек. И Дарлинг вдруг подумала, что Даша могла бы быть чуть внимательнее к своему старшему — пусть и приемному — сыну. Чуть благодарнее ему за преданность. Наверняка он видел весь этот не совсем справедливый комодный иконостас, и это явно не укрепило его симпатии к молодому отчиму. А то, что двое мужчин в ее семье не ладят между собой, уже давно должно было обеспокоить Даша.
Но она занята только собой. Своей игрой в спичечные коробки с насекомыми.
— Оказывается, он хороший фотограф. — Голос Костаса раздался так неожиданно, что Дарлинг вздрогнула.
— Я вас искала. Исмаэль сказал мне, что вы здесь…
— В супружеской спальне?
— Бросьте, Костас. Он сказал мне, что вы на втором этаже.
— Хотел побыть в одиночестве.
— Стоило ли приезжать сюда, чтобы побыть в одиночестве?
— Не стоило, ты права. Не стоило вообще приезжать. Теперь я это понимаю.
— Еще не поздно уйти.
— Поздно.
— Отчалим по-английски. Никто и не заметит.
— Она видела подарок?
Началось!..
— Я не знаю, — соврала Дарлинг.
— Вы же были вместе какое-то время.
— Недолгое. Я просто переоделась в это платье.
— Зачем?
— Африканская вечеринка, вы разве забыли?
— Меня никто не приглашал переодеться.
— Мужчин это не касается.
— И много их здесь?
— Не очень. Исмаэль милый, правда? Вы его знали раньше?
— Нет. Когда мы с ней встретились, не было никакого Исмаэля.
— Зато теперь он есть. И Лали. Изменить это невозможно. Давайте уйдем. Так будет лучше для всех.
— Нет.
— Хотите поговорить с ней? Вы ведь уже пытались, и ничего из этого не вышло…
— Меня интересуют те двое. Которые стояли на террасе, когда мы пришли сюда. Кто они?
Странно, что его интересуют Янек и Тео, а вовсе не Шон, нынешний муж Даша. Тягаться с ее настоящим — бесперспективно, каким бы смешным и нелепым оно ни казалось. Проще предъявить счет прошлому. Другого объяснения внезапно возникшему интересу Костаса к товарищам по несчастью у Дарлинг нет.
— Тот, что в костюме и белой шляпе, — писатель.
— Ну надо же! Не иначе как лауреат какого-нибудь сраного Букера, или что там дают за романы века?
— Нобелевку, но я не отслеживаю…
— А второй, видимо, изобрел атомную бомбу? Возглавил экспедицию к обратной стороне Луны?
— Второй — журналист.
— Где она их только находит, этих клоунов?
— Наверное, там же, где и вас.
Это не просто нарушение субординации — самое настоящее хамство. Еще два дня назад Дарлинг и помыслить не могла о таких — более чем странных — отношениях с шефом. Но Костас сам виноват: из уверенного в себе мужчины он за сутки превратился в прыщавого подростка, переживающего драму крушения первой любви. И Дарлинг неприятно наблюдать за подобными метаморфозами. А когда вся эта камбоджийская муть закончится и они улетят домой (другого исхода не существует в принципе) — как продолжать работать с ним? Никто не забудет произошедшего здесь — ни Костас, ни Дарлинг. И она всегда будет напоминать ему о неприглядной истории собственной слабости. О наваждении, с которым он не смог или не захотел справиться. Дарлинг так и останется опасным свидетелем обвинения, и ей самой придется побеспокоиться о своей защите.
Уволиться — вот лучшее решение всех проблем. Так она и поступит.
— Я выгляжу точно таким же идиотом, как и они?
— Честно? Да. Разница только в нюансах.
— И каковы нюансы?
— Янек… тот, который возглавлял экспедицию к обратной стороне Луны, как вы изволили выразиться… идиот, смирившийся со своей участью. Писатель, его зовут Тео…
— Уволь меня от имен.
— Хорошо. Писатель — идиот, еще не потерявший надежды. Со стороны это выглядит смешно, но так оно и есть.
— Понятно. Нам действительно лучше уехать отсюда.
— Подождете меня здесь пять минут? Я переоденусь.
— Конечно. Иди.
Обойдя Костаса, стоявшего облокотившись на дверной проем, Дарлинг пересекла холл и оказалась в комнате с гардеробной. Без Даша все здесь выглядело по-другому. Самые обыденные вещи — кресло, стол у окна, книжный шкаф, казалось, забыли о своем первоначальном прикладном предназначении. Их линии потеряли четкость и теперь подрагивали в странном мареве, окутавшем комнату. Дарлинг показалось, что воздух здесь слишком сухой, что было совсем уж странно при тотальной азиатской влажности, да еще в сезон дождей. Судорожно вздохнув, она почувствовала, как легкие обожгло раскаленной струей, — и тут же возникли какие-то странные шепоты и вздохи.
Африканские штучки. Шаманские.
Даша — ведьма, ненадолго оставившая без присмотра свою алхимическую лабораторию, и теперь та живет так, как ей вздумается. И в этом случае на шкаф, где заперты амулеты и прочая магическая мелочь, лучше не оборачиваться. И на старинное оружие, развешанное по стене, тоже желательно не смотреть. Если все здесь не так, как кажется, и не то, за что себя выдает, — нет никаких гарантий, что любое из копий не сорвется со стены и не пришпилит Дарлинг к полу. Путь к панели, за которой пряталась гардеробная, занял у нее гораздо дольше времени, чем в первый раз. Но, когда панель была достигнута, оказалось, что открыть ее невозможно: не нашлось ни ручек, ни кнопок, ни рычагов. Неожиданное препятствие разозлило Дарлинг: уйти по-английски не получится. Добро бы речь шла только об одежде! В конце концов, можно было бы наплевать на замечательный летний костюмчик, стоивший Дарлинг кровных ста пятидесяти долларов. И уйти в этом долбаном африканском платье, тем более что оно вроде как подарено хозяйкой. Но в гардеробной осталась ее сумка с паспортом, телефоном, кошельком и электронным ключом от гостиничного номера.
— Вот черт! — выругалась Дарлинг вслух.
И почти сразу же услышала шорох, идущий от стола. Или скорее от наполовину зашторенного окна, перед которым стоял стол. В отличие от смутных астральных шепотов, которыми была наполнена комната, этот шорох был вполне реальным. И шел из вполне конкретного места.
— Кто здесь?
Ответа не последовало, но шорох повторился. И Дарлинг даже почудился всхлип или сдавленный стон.
— Эй? — снова повторила она.
И, набравшись мужества и в несколько шагов проскочив все саванны, пустыни и национальные заповедники оптом, отдернула одну из штор на окне.
За шторой, прямо на полу, скрючившись и вдавив в острые колени подбородок, сидела несчастная жена Тео.
— Магда? — удивилась Дарлинг. — Вы что здесь делаете? Вы в порядке?
Она была не в порядке. Далеко не в порядке. На мертвенно-бледном лице Магды застыло выражение неизбывного детского ужаса, возникающее лишь тогда, когда человек сталкивается с чем-то ирреальным и не принадлежащим грубому материальному миру. Плечи, руки и слипшиеся пряди волос мелко тряслись, а губы никак не могли исторгнуть из себя крик. Так и есть, Магде хотелось кричать, вопить что есть мочи, но на выходе получался лишь сдавленный стон.
Его-то и услышала Дарлинг.
— Давайте поднимайтесь.
Взгляд Магды наконец приобрел осмысленное выражение:
— Это ты, слава богу…
— Что случилось?
Магда приложила палец к губам, призывая Дарлинг говорить тише, и коротко хихикнула. Этот смешок не понравился Дарлинг, как и запах, идущий от Магды.
Алкоголь.
— Ты видела его? — прошептала Магда.
— Кого?
— Его… Кота.
— Ну конечно.
— Видела?
— Вообще-то их здесь два. Или две, я не знаю точно. Какой из них так вас напугал?
— Ты не поняла. Кот был один. Черный. — Губы Магды снова заходили ходуном. — Не-ет, ты не видела его… Иначе бы ты… Страшный черный кот. И он где-то поблизости.
Кошки из холла не были черными. А других кошек здесь нет. Неужели Магда допилась до чертиков… до котов?
— Здесь никого нет. Давайте руку, я помогу вам встать.
— Думаешь, я сумасшедшая?
— Думаю, что вы просто выпили лишнего. Вставайте, Магда.
— Но я видела его! — В голосе Магды сквозило неподдельное отчаяние. — Он был здесь. Стоял на твоем месте… Примеривался, как бы вцепиться мне в шею. И эти ужасные клыки, выпирающие из пасти… Два сверху и два снизу. И язык между ними, острый, как бритва.
— У котов не бывает клыков.
— А у этого были. Дьявольское отродье.
— Ну хорошо. — Дарлинг сочла за лучшее согласиться с существованием мифического кота. — Допустим, кот был. И собирался на вас напасть…
— Вцепиться в горло. Он метил мне прямо в горло…
— Почему же тогда не вцепился? Что его остановило?
— Я. Я его остановила. Я бросила в него бутылку…
Дарлинг оглянулась: пустая бутылка из-под виски и вправду валялась посреди комнаты, в небольшой лужице. Размер лужицы говорил не в пользу Магды и явно намекал, что большую часть содержимого бутылки она влила в себя. И если сейчас Магда заявит, что у кота имелся эскорт из двух дохлых ящериц, Дарлинг нисколько не удивится. А диагноз можно ставить прямо сейчас: острый алкогольный психоз. И почему Дарлинг не пошла в медицину, ведь мама так хотела этого!.. Врач в семье — всегда хорошо, и это могло бы привлечь серьезного и положительного молодого человека: такие среди прочих равных потенциальных кандидаток обязательно выберут врача. Серьезные и положительные молодые люди всегда просчитывают свое будущее и легко, одной лишь силой мысли телепортируются в те времена, когда от молодости не остается и следа. И врач на этом отрезке жизненного пути просто необходим. Не говоря уж о мелких и крупных неприятностях со здоровьем, которые могут случиться и раньше. В семейной жизни врач…
В семейной жизни, да.