Даша.
Дарлинг вглядывается в остекленевшие, остро блестящие глаза мертвого пса — до чего же неприятное зрелище! Но оторваться от него невозможно, потому что с глазами Амаку что-то происходит. Они не тускнеют, как шерсть, и не гаснут — они просто меняют цвет. И снова Дарлинг не успела зафиксировать, каким он был еще несколько секунд назад, но теперь зрачки темнеют, становятся черно-коричневыми. Их присыпает мелкой пылью или песком — и вот уже Амаку кажется Дарлинг одной из скульптур, вынесенных из гостиной на пленэр.
Ее вдруг пронзает мысль об остальных скульптурах: какие из них были созданы людьми (высечены из камня, вырезаны из дерева, обожжены в керамической печи), а какие повторили судьбу Амаку. Когда-то живого пса, а теперь — не мертвого и не живого.
Другого.
Спасет ли Амаку его новая оболочка от разложения и тлена? Или это будет не спасением, а лишь видимостью спасения? — как если бы ядро грецкого ореха благополучно сгнило под не потерявшей свой товарный вид скорлупой. А если то же самое случится с телом Даша! И, поднявшись прямо сейчас и заглянув в машину, Дарлинг не увидит там женщину (пусть и мертвую), а увидит статуэтку? Ее отнесут в дом и поставят на полку за стеклом — рядом с тем, кого Лали зовет Миком. Возможно, Лали станет называть статуэтку Афрекете. Или придумает ей другое имя, как она обычно делает с именами людей, которые ей нравятся.
А новая Даша обязательно понравится ей, потому что Даша нравится всем. Все влюблены в Даша, или почти влюблены, или находятся под гипнотическим воздействием ее обаяния. Все — кроме того, кто закрыл машину и унес ключи.
Дарлинг уже готова вскочить на ноги, чтобы проверить свою догадку немедленно, но что-то мешает ей подняться. Аромат цветов, который казался ей настолько ненавязчивым, что его не было слышно вообще, теперь удушает. Забивается в ноздри, в каждую пору на теле, перехватывает горло молодыми побегами так плотно, что они не выдерживают, рвутся, и из них начинает сочиться млечный сок. Возможно, эти невидимые травянистые плети, перехватившие горло Дарлинг, и источают аромат. Не цветочный — плотский. Так пахнет свежеразделанное мясо, Дарлинг помнит это со времен не частых священнодействий папочки на кухне.
Запах сырого мяса неприятен.
И предназначение цветов — отбить его, сделать незаметнее. Сделать так, чтобы жертва не подозревала ничего до тех пор, пока ловушка не захлопнется. Декоративная смерть Амаку выглядит менее трагично, чем запертая в машине смерть Даша, но от этого она не перестает быть смертью. Кустарник ни при чем, убеждает себя Дарлинг; Амаку был стар — об этом говорили ей обитатели дома. Он должен был умереть — и умер. Просто это случилось сегодня, а могло случиться вчера или завтра, несколько часов или даже дней и недель ничего не решают. Все просто совпало в одной точке пространства, на которой растет кустарник и стоит автомобиль.
Сверхъестественным здесь не пахнет.
О сверхъестественном можно задуматься в доме, если обладаешь соответствующим буйством воображения. Но никак не на улице — с пальмами (совершенно обычными), забором (совершенно обычным, хотя и высоким — под стать крепостной стене), самыми обычными деревянными воротами с калиткой. На улице идет банальный тропический дождь, его отвесные струи лупят сейчас по плитке и бурлящими ручьями устремляются к нескольким стокам. Ни одна краска не выбивается из общей гаммы, все пребывает в обычной для этих широт гармонии. Кустарник — тоже часть вполне гармоничного пейзажа, ведь не перевезли же они из Африки еще и кустарник, в самом деле!.. Его мясные запахи, присыпанные ванилью и кориандром, — плод почти свихнувшегося воображения Дарлинг, что неудивительно после увиденного в машине.
Приходится признать — в данный конкретный момент, прямо посередине ливня, Дарлинг не совсем адекватна. Сидит на кирпичах, между двумя смертями, и пытается рассуждать о цветах. Будь Дарлинг адекватна — потрескивание веток и шорохи прямо за спиной испугали бы ее, а ведь сейчас она слышит именно это: шорох и потрескивание! Это не восставший Амаку (она по-прежнему видит его тело) — кто-то другой.
Там, в глубине зарослей, у самого забора, спрятался кто-то еще.
Не тот ли человек, который запер машину, но так и не смог уйти? Появление Лали напугало его — вот он скрылся за ветками и тонкими переплетающимися стволами. И сидит здесь до сих пор, и сидел все то время, пока Дарлинг билась в дверцы машины, отрывала Лали от крыла «Лендровера», несла ее в дом и разговаривала с двумя только что проснувшимися парнями. Это заняло не слишком много времени, но его было достаточно, чтобы выбраться.
Или достаточно, чтобы забраться.
— Кто здесь? — Дарлинг старается говорить спокойно.
Кажется, вчера она уже задавала этот вопрос: в кабинете у Даша. И тогда за шторой обнаружилась Магда, вот и сейчас…
Дарлинг видит Магду, сидящую на земле у стены.
Она выглядит еще плачевнее, чем выглядела вчера; бледная тень своей вчерашней бледной тени себя самой. Грязные пятки Лали ничто по сравнению с тем, как изгваздалась писательская жена. Вчера вечером она была в платье, сегодня — в спортивных штанах и легкой белой футболке с надписью GOD SAVE THE QUEEN[11]. То есть о том, что футболка именно белая, можно только догадываться по отдельным островкам сохранившегося в первозданности цвета. Подбородок Магды вымазан глиной, локти и колени черны от земли, глаза прикрыты, а губы мелко трясутся.
— Что вы здесь делаете?
— Он опять приходил…
— Кто?
— Кот.
Магда как будто не замечает мертвого тела Амаку, ее воображением владеет только кот. Что еще творится в воображении Магды, и какова картинка окружающего ее мира, и какое место там занимают Дарлинг и «Лендровер» — не догадаться, сколько ни пытайся.
— Вы узнаете меня, Магда?
— Что?
— Вы узнаете меня?
Магда уже давно открыла глаза и теперь пытается сфокусировать взгляд на Дарлинг. Выглядит это несколько пугающе: как будто часть ясного и незамутненного разума спряталась за сплошной стеной безумия и время от времени высовывает голову из-за угла.
— Ты та русская. Подруга парня в Бриони.
— Точно. Что вы здесь делаете?
— Здесь безопаснее, чем в доме. Здесь он меня не найдет.
— Кот?
— Кто же еще… Он ходил вокруг, но так меня и не нашел.
— И давно вы здесь сидите?
— Не знаю, — хихикает Магда. — У меня нет часов.
Чертова дура!..
— Принеси мне выпить.
— И не подумаю. Вы пришли сюда утром?
— А сейчас день?
— Вы пришли, когда было уже светло? — пробует зайти Дарлинг с другого конца.
— Какой-то свет был… Ну да, его глаза сверкали, как фонари.
— Кота? — Совершенно бесполезное уточнение. Естественно, кота, кого же еще, только он один и пасется в помраченном сознании Магды.
— Они сверкали, как фары. У нас с Тео прекрасная машина. «Мини Купер», настоящая очаровашка. И его фары сверкают точно так же. Они галогеновые.
— А что-нибудь, кроме кота и его глаз, вы видели?
— Принеси мне выпить.
— Хорошо, я принесу. После того, как вы скажете, что еще видели, кроме кота.
— Дождь. Здесь все время идет дождь. Я видела дождь и кота. Этого достаточно, чтобы принести мне выпить?
— Здесь еще была маленькая девочка. Лали. Совсем недавно. Вы ее видели?
— Маленькая дрянь, которая подбрасывает мерзости в постель? — уточняет Магда. — Я ее перехитрила. Я больше не сплю в той постели.
— Понятно. Вы провели ночь здесь?
— Какое тебе дело, где я ее провела? Лучше принеси выпить.
— Значит, вы не видели Лали. А хозяйского пса?
Не видеть Амаку невозможно. Его тело распласталось в метре от Магды, и это намного страшнее, чем периодически являющийся ей кот. Временами ее блуждающий взгляд останавливается и на Амаку, но с тем же успехом он может останавливаться на опавшем лепестке цветка или мелком насекомом, которыми кишит земля вокруг кустарника. Мертвый Амаку не значит для Магды ровным счетом ничего.
— Если вы ищете пса — найдите его хозяйку-ведьму, он всегда держится поблизости.
Так и есть, Магда, так и есть! Он всегда держался поблизости, держится и сейчас.
— Он здесь.
— Он снова пришел? Кот? — Остаткам разума Магды, видимо, надоело высовываться из-за угла, и они, шмыгнув носом, отправились играть в какие-то другие игры.
— Ч-черт… Я говорю о псе. Он здесь. В метре от вас.
— Не смеши. — Магда снова хихикает. — Опять шаманские штучки? Она и тебя под это подписала? Окучивала тебя, показывала всю эту мерзость у себя за стеклом…
Так все и было. С той лишь разницей, что Дарлинг не относится к африканской коллекции Даша как к мерзости. И что Магда вкладывает в понятие «окучивать»? Какую цель преследовала Даша, так настойчиво пытаясь задержать Дарлинг в своем доме?.. Никто теперь не даст ответа, ведь хозяйка коллекции мертва. Как и пес, которого упорно пытается не замечать Магда. Осознание того, что Даша больше нет, всякий раз ускользает от Дарлинг, и приходится силой возвращать себя к этой мысли. А если Магда права и все это шаманские штучки? И ничего страшного не случилось, а Дарлинг просто попала в поле притяжения странного вудуистского дома и видит только то, что ей внушили. И нет никакого тела в «Лендровере», и мертвая собака — вовсе не собака, а лепесток цветка или насекомое. Или, на худой конец, одна из ритуальных скульптур, вынесенная на воздух. Если следовать этой логике, то получится, что полубезумная, полупьяная Магда прозорливее и трезвее, чем Дарлинг. В пользу этой версии говорит то, что из дома так до сих пор никто и не вышел.
И не выйдет.
И Кристиан, и Янек, и Тео появятся позже, когда проснутся. Они обязательно появятся, потому что на сегодня запланирована поездка в Ангкор-Ват.
Вот бы увидеть кота, который мерещится Магде! Но, возможно, для нее припасена совершенно другая галлюцинация: мертвый Амаку, мертвая