— И кто же был в саду?
— Все, за исключением Магды, маленькой Лали и нашей русской гостьи. Естественно, кто-то периодически отлучался… Но, думаю, это несущественно. Поскольку Даша находилась среди нас, живая и здоровая. Вплоть до самого конца вечеринки…
— Она покинула сад вместе со всеми? — Йен перевел взгляд с Яна на Анн-Софи, которых почему-то выбрал своими главными собеседниками.
— Она еще оставалась там, когда мы с Зазу откланялись. Я хотела собрать посуду и отнести ее на кухню, но Даша сказала, что беспокоиться не стоит. Что в крайнем случае кто-нибудь из прислуги сделает это завтра утром. N’est-ce pas, mon cher?[12] — обратилась Анн-Софи к мужу.
— Oui, biensûr[13]. — Зазу закивал, как китайский болванчик.
— Надо полагать, он подтверждает все то, о чем вы сказали?
— Я тоже могу подтвердить это, — вклинился в разговор Ян. — Мы вошли в дом почти одновременно. С тыльной стороны дома, так было ближе. Анн и Зазу сразу же прошли наверх, а я на минуту задержался на кухне — взять себе банку джина на ночь.
— На минуту?
— Может быть, на две. Я еще успел перекинуться парой слов с молодым человеком…
Кристиан, к которому относились эти слова, поднял руку:
— Все верно. Я был на кухне, когда пришел Ян. Искал коньяк.
— Любитель коньяка?
— Не то чтобы… Это Даша попросила принести его. Сказала, где он стоит.
«Камю Кюве» или «Шабасс»? Дарлинг почему-то не сомневается, что диапазон коньячных пристрастий Даша лежит именно в этой плоскости. Все из-за Костаса, который только тем и занимался, что слепо копировал привычки своей бывшей возлюбленной. Совсем недавно Костас волновал воображение Дарлинг не меньше, чем виртуальный Паоло, но теперь… Теперь ее интересует лишь одно: если уж все они оказались запертыми изнутри — кто закрыл дверь за Костасом, когда тот ушел?
— Нашли?
— Коньяк?
— Да.
— Нашел. В буфете, на нижней полке. Там было еще несколько бутылок — виски, ром, какие-то настойки, — разразился ненужными торопливыми подробностями Кристиан. — Но я взял именно то, что нужно. Низкая полукруглая бутылка, «Шабасс-Империал».
«Шабасс», вот оно что! С Даша они тоже пили коньяк, но тогда это был «Камю Кюве», — видимо, настроение у хозяйки дома к ночи испортилось. Или возникли проблемы, связанные с разговором на лестнице. Или с тем, о чем успел поведать Дарлинг Исмаэль. Все это не более чем измышления, основанные на постулате «Костас есть отражение Даша».
Но отражение может быть и зеркальным.
Или вообще не просматриваться в зеркале.
— Выходит, там целый бар, в этом кухонном буфете? — В голосе Йена просквозили нотки личной заинтересованности.
— Что-то вроде того.
— Понятно. Вы вернулись с коньяком к хозяйке?
— Там… был еще ее сын… и писатель.
— Не только я, — возразил до сих пор молчавший Тео. — Не забудьте упомянуть ее ублюдка мужа… Он спал на детских качелях. Или делал вид, что спит. А я ушел. Почти сразу, как только прибыл коньяк. Мне нужно было вернуться к жене. Она плохо себя чувствовала… Да и сам я чувствовал себя неважно. Этот климат убивает.
— Ну да. Одна жертва у нас уже есть, — неуклюже пошутил Йен. — Значит, вы все продолжили пить коньяк?
— Что касается меня — я и рюмки не пригубил, — тут же открестился Тео. — Я пожелал всем присутствующим спокойной ночи и отправился восвояси. На лестнице столкнулся с Яном. Он как раз сидел на нижней ступеньке первого этажа и пил джин.
— Так и было, — подтвердил Ян. — Мы обсудили предстоящую поездку в Ангкор-Ват. Сверили часы…
— И?
— И я поднялся на второй этаж, к жене, — быстро проговорил Тео. — И не выходил из комнаты вплоть до сегодняшнего утра.
Странно, что все те, кто еще недавно стремился остаться с Даша наедине, урвать хотя бы несколько минут ее драгоценного времени, стараются сейчас держаться от нее подальше. Расползаются, как тараканы, Дарлинг так и хочется раздавить их, прихлопнуть первым подвернувшимся под руку ботинком — чтобы и следа не осталось.
— А ваша жена?
— Я застал ее в постели.
— Она спала?
— Да. Во всяком случае, мне так показалось… Впрочем, вы можете спросить у нее сами. — Тео говорил так, как будто Магда вовсе не сидела рядом, а все еще оставалась там — в постели, в окружении дохлых ящериц.
— Обязательно спрошу.
— У меня страшно разболелась голова, — заныл Тео. — Все это чертов климат, да… Пришлось даже выпить таблетку, чтобы заснуть.
— Снотворное?
— Да.
— Оно не помешало вам проснуться в начале восьмого утра?
— Я всегда принимаю снотворное очень дозированно. И потом… Меня разбудили… Постучали в дверь. Стук был настойчивым. Собственно, тогда я и узнал о произошедшем…
— И вас не удивило, что вашей жены уже нет в комнате?
— Я не успел удивиться. Говорю же вам, я проснулся от стука в дверь. И когда молодой человек сообщил мне о случившемся… — Тео снова обратил свой взор к Кристиану. — Тут уже было не до анализа, почему моей жены не оказалось на месте. Вы должны понимать…
— Я понимаю. — Из своих бездонных карманов Йен извлек блокнот и сделал в нем какую-то пометку маленьким обгрызенным карандашом. — Теперь вы, Кристиан.
— Я? — почему-то испугался англичанин.
— Вы ведь остались с хозяйкой, когда все ушли?
— Там был еще ее сын, — вовремя вспомнил Кристиан. — И Шон.
— Который спал, сидя на детских качелях? Или делал вид, что спит?
— Он действительно спал. Он много выпил до этого.
— И доставил нам всем несколько неприятных минут, — заметила Анн-Софи.
— Поподробнее, пожалуйста.
— Я бы назвала это сценой ревности. — Умению Анн-Софи подбирать слова можно было только позавидовать. — Шон попытался спровоцировать жену на скандал. При всех. А это всегда неприятно. Слава богу, его быстро успокоили.
— Значит, некоторое время вы оставались с хозяйкой…
— И ее сыном, — снова напомнил Кристиан. — Особенно задерживаться не было смысла. Мы ведь почти незнакомы…
Еще один таракан с оттиском винтажного кольца на брюхе!.. Почему Дарлинг вдруг вспомнила о кольце Кристиана? Потому что Даша живо интересовалась им.
— О чем вы говорили?
— Ни о чем существенном… О Шоне, да. Ведь он мой друг. Я сожалел по поводу всего произошедшего. Той не слишком красивой сцены, которую закатил Шон. Но Даша… Она отнеслась ко всему философски. А еще… Я сказал ей, что хочу подарить саксофон ее сыну.
— Вы саксофонист, что ли?
– ß?..
Дарлинг видит насквозь своего несчастного брата-близнеца: ему так и хочется солгать, что он саксофонист. Губы Кристиана гарцуют, как скаковые лошади, ложь бьет босыми пятками по лошадиным бокам, понукая к аллюру. Но в самый последний момент Кристиан сдерживается и сообщает унылую правду:
— Нет. Я всегда хотел научиться играть на саксофоне, но получалось не очень хорошо…
— Понятно. Она не выглядела чем-то озабоченной? Хозяйка?
— Нет. Она была в отличном расположении духа.
— Даже после безобразной, по общему мнению, сцены, которую устроил ей муж?
— Я ведь говорил… она отнеслась ко всему философски.
— Допустим. А потом?
— Потом она попросила меня помочь Шону. Довести его до постели. Сказала, что лучше всего устроить Шона в маленькой комнате рядом с кухней.
— Устроили?
— Да. Ее сын, Исмаэль… помог мне. И мы бы справились с Шоном, если бы он не пришел в себя. Но он стал вырываться, когда мы уже вошли в дом. И никак не реагировал на увещевания.
— Он вернулся обратно в сад?
— Что вы. Ян подоспел вовремя.
— Все так и было, — подтвердил Ян. — Я как раз допивал свой джин на лестнице и услышал возню в районе кухни. Пришлось вмешаться и приложить бузотера.
— После этого он успокоился?
— Да. — Кристиан почесал переносицу. — Мы с Яном еще понаблюдали за ним некоторое время. Но все было спокойно. Он заснул мертвецким сном.
— А потом?
— Потом я поднялся наверх, в свою комнату.
— Ее окно выходит в сад?
— Нет. Комната на противоположной стороне. — Кристиан указал на дверь рядом с кабинетом Даша.
— И, естественно, не покидали ее до самого утра? Как и все остальные?
— Почему же… Я взял полотенце и отправился в ванную. А когда выходил… — тут Кристиан вздохнул, как бы раздумывая, стоит ли делиться информацией с красным покемоном, — то заметил Тео. Он вышел из своей комнаты и направился к лестнице…
— Я тоже видела Тео, — неожиданно поддержала англичанина Анн-Софи. — Я как раз устроилась в спальнике и собиралась прочесть пару страниц из Эльфриды Елинек… Я всегда вожу с собой одну из ее книг…
— Какую именно? — неожиданно спросил Йен.
— Э-э-э… «Перед закрытой дверью»… Если это о чем-то вам говорит.
— Ни о чем, но звучит символично…
— Не столько символично, сколько усыпляюще. Елинек действует на меня усыпляюще, почище любого снотворного.
— Вы спали здесь, у окна?
— Да.
— Насколько я понял, в этом доме можно было расположиться с гораздо большим комфортом, а не мучиться в спальниках.
— Привычка. Такая же давняя, как читать Елинек на сон грядущий.
— Не темновато было читать? Или здесь горел свет?
— Нет. Освещена была только лестница. Но для ночных книжно-терапевтических целей у меня имеется фонарик.
— Вы прямо бойскаут, леди!.. Ну да бог с ним, с фонариком. Итак, вы увидели Тео…
— Да. Он вышел из своей комнаты и направился к лестнице.
Все то время, пока раскручивалась полуабсурдистская тема с Елинек, Тео вздыхал, покашливал и промокал носовым платком вспотевшее лицо. А при упоминании лестницы сунул руку в карман, достал небольшой прямоугольный блистер с таблетками, надавил на него пальцами и демонстративно положил одну темно-рубиновую горошину себе под язык.
— Сердце? — участливо спросил Йен.