или не задумываясь. Винтовка «Стейер», не так ли? Непосвященному или слабо посвященному такое сравнение и в голову не придет, разве нет?
— Это были разовые поручения. — Анн-Софи наконец-то сдалась. — Я была обязана Даша жизнью и не могла отказать ей…
— Мелочь, пустяк… Сопроводить партию в Дарфур под эгидой миротворческой миссии. Проследить за движением каравана в Сомали под прикрытием экспедиции юных натуралистов. Масштабы впечатляют.
— Это были разовые поручения, — снова повторила Анн-Софи. — И потом, насколько я знаю, Даша в последние несколько лет отошла от дел.
— Не совсем так. Она не отошла от дел. Она свернула дела, кинув своих африканских компаньонов на кругленькую сумму. Речь идет о нескольких десятках миллионов долларов. Неплохое подспорье для начинающей домохозяйки.
— Я никогда не интересовалась состоянием ее личного счета. — Анн-Софи надменно улыбнулась.
— Вы, может быть, и нет. А кое-кто интересовался, и даже очень. Кое-кто искал ее по всему свету и, кажется, нашел. И вот теперь на авансцену выходит наш замечательный джазмен! — Канадский проныра так громко хлопнул в ладоши, что все присутствующие вздрогнули.
А Кристиан…
Смотреть на окаменевшее лицо брата-близнеца мучительно. Но он больше и не брат-близнец, во всяком случае, не Дарлингов, разве что змеи, от которой он все еще не может отлепиться. Сиамский, сросшийся телом с рептилией близнец — и сам теперь рептилия, с вытянутой овальной головой, на которой не осталось ни одной мало-мальски приметной выпуклости. Уши Кристиана вжались в череп, рот и щеки запали, и лишь в округлившихся немигающих глазах блестит испуганная влага. Господи боже мой, хоть что-то человеческое!.. Но это человеческое отталкивает Дарлинг еще больше, чем змеиное.
— Я не убивал! — шепчет рептилия-Кристиан, распялив неожиданно ставший безгубым рот. И этот шепот оглушает Дарлинг почище любого истошного вопля.
— А разве я обвинил вас в убийстве?
— Я не убивал, не убивал…
— Но приехали сюда, чтобы убить.
— Нет… Все совсем не так… Не совсем так… Это Шон… Он мой старый друг, очень старый. Единственный… Он пропал, а потом нашелся… Прислал мне письмо, что счастливо женат. А потом прислал альбом с фотографиями… жены и дочки… Так я впервые увидел Даша, и она понравилась мне. Очень.
— Настолько, чтобы убить ее? — быстро спрашивает Йен.
— Да нет же… Настолько, чтобы влюбиться.
— Еще один идиот, — цедит Анн-Софи.
— Это было совсем невинно, совсем… Я просто отсканировал ее фотографию, я был так одинок… А потом в одном баре, совершенно случайно… я встретил женщину, тоже русскую и очень милую. Мы разговорились, и я показал ей фотографию…
— Зачем?
— Это сложно объяснить…
— И все же попытайтесь.
— Это было невинно. Невинная шутка, да. Невинное вранье. Я сказал… сказал, что это моя девушка. И сказал, что мы живем в Камбодже…
Фразы, которые изрыгает рот Кристиана-рептилии, сворачиваются тугими бессмысленными кольцами вокруг черепной коробки Дарлинг и вот-вот раздавят ее. О чем он говорит? — вернее, шипит? Какая-то странная, мутная, отдающая плохо диагностируемой детской шизофренией история. «Невинное вранье»… Кажется, именно о невинном вранье, тянущем в пропасть, и пытался сообщить Дарлинг Кристиан, когда еще был человеком, а не придатком каменной змеи. Теперь же выясняется суть этого вранья: прикинуться другим человеком, чтобы украсть… не чужую жизнь даже, а всего лишь ее фантом.
И Дарлинг вдруг становится до слез жалко бывшего брата-близнеца. Не Даша, не бедняга Шон, не осиротевшие дети — Кристиан, вот кто здесь самый несчастный!.. Он еще несчастнее, чем вечно потеющий Тео, чем полубезумная, грустная Магда: в их жизни хоть что-то происходило, хотя бы ревность, хотя бы любовь. А в жизни Кристиана нет ровным счетом ничего, ничего, ничего! Лишь пустота, обклеенная крадеными фотографиями краденого чувства.
— А она?
— Она сказала, что мне очень повезло. Мы немного выпили, и она ушла. И только потом я заметил, что она забыла кольцо.
— Кольцо, ага. — Йен дергает подбородком и, порывшись в карманах, извлекает на свет божий серебряное кольцо со впаянной в него монетой. — Это?
— Но как вы… — Круглые глаза Кристиана становятся еще круглее, и поднявшаяся с их дна вода пенится и образует водовороты. Он оглядывается на змею; он выглядит разочарованным, раздосадованным, разбитым — как будто змея, до сих пор исправно служившая его продолжением, вдруг предала его. — Это, да. Я взял его с собой…
— Еще бы. — Анн-Софи смотрит на новоиспеченную английскую рептилию с отвращением. — Если уж ты присвоил себе чужую жену, то о такой мелочи, как кольцо, и переживать не стоит.
— Я никому не хотел причинить зла, — шелестит Кристиан. — Это была невинная шутка, а потом я и думать забыл о той русской из бара. К тому же Шон попросил меня приехать, он сказал, что это очень важно. А в самолете, когда я летел сюда… ко мне подсел мужчина. И показал фотографию Даша. Но не ту, которую отсканировал я, другую. На ней Даша была гораздо моложе. И он сказал, что все знает про Камбоджу. И что ему нужно обязательно увидеться с моей девушкой… То есть… не с моей девушкой. С женой Шона, конечно же…
— А зачем ему нужно было увидеться, он вам не сказал?
— Нет. Сказал только, что они старинные друзья и что он искал Даша много лет, и вот подвернулся такой счастливый случай…
— Да уж. Счастливый.
— И еще, что я должен устроить ему эту встречу. Это будет приятный сюрприз для его подруги, именно так он и сказал.
— И что же вы должны были сделать, чтобы этот сюрприз состоялся?
— Открыть дверь.
— Вот так просто?
— Он должен был прислать мне эсэмэс, этот мужчина. Он назвался Алексом.
— И что, прислал?
— Да. Я могу показать…
— Еще успеете. Что было потом?
— Ничего. Хотя… несколько дней назад Даша увидела кольцо, оно висело у меня на цепочке…
— А разве этот Алекс… не потребовал кольцо обратно?
— Нет. Это ведь было не его кольцо, а той женщины из бара. И в самолете ее не было, а только она имела право на это кольцо по большому счету… Но когда Даша увидела его… мне показалось, что она огорчилась.
— Только и всего? Она не стала расспрашивать вас о кольце?
— Нет. Она просто немного огорчилась и о чем-то задумалась, вот и все.
— Почему же вы решили избавиться от кольца?
— Я не знаю. Оно разонравилось мне. И я не хотел больше расстраивать Даша…
— Которая была уже мертва к тому моменту, как вы сунули кольцо в змеиную пасть. Заметали следы, а, джазмен? В котором часу вы открыли дверь?
Теперь еще и змеиная пасть!.. Не та ли, что возвышается над Кристианом? Думать об этой пасти легко, намного легче, чем о Кристиане: от жалости к нему у Дарлинг не осталось и следа. Только презрение.
— Я не открывал дверь! — стонет и извивается рептилия-Кристиан. — Если уж на то пошло, я должен был открыть проклятую дверь не сегодня, а завтра! Я покажу вам эсэмэс, там указана дата!
— Ну хорошо, допустим, я вам поверил. — Йен дергает себя за ухо и смотрит на змеиного братца с брезгливым сожалением. — Чуть позже и я вам кое-что покажу. Несколько фотографий из оружейного досье. Может быть, вы кого-нибудь на них узнаете.
— Все это замечательно, — задумчиво произносит Анн-Софи. — Осталось только узнать сущий пустячок. Имя убийцы.
— Ну… Анн-Софи, Анн-Софи! — Йен подмигивает француженке обоими глазами сразу. — Уж вы-то знаете его наверняка.
— На вашем месте я бы не торопилась с выводами…
— А я и не тороплюсь. Поторопились вы, с вашим враньем о личном архиве настоящего отца Исмаэля. Или не было времени придумать версию поизящнее? Ведь речь шла совсем не об архиве, тем более что его не существует в природе… А, как я подозреваю… об одном артефакте? Золотой божок, не так ли? Именно его вы хотели заполучить?
— Канадская свинья, — в сердцах бросает Анн-Софи и надолго замолкает. — Даже если и так, это не делает меня убийцей. И этот артефакт нужен совсем не мне. Он нужен весьма влиятельным и богатым людям, которые готовы были предложить этой строптивице любую сумму. Я выступала лишь посредником, я пыталась договориться с Даша. И не моя вина, что она отказалась. У нас с Дашаслучалось всякое, и в разные периоды жизни я ненавидела ее с разной степенью интенсивности, но… убивать ее из-за куска золота я бы не стала.
— Конечно. — Йен прикрывает глаза. — Охотно верю вам, леди. А как насчет того, чтобы воспользоваться плодами чужого преступления и заполучить божка совершенно бесплатно? Да еще и наварить кругленькую сумму, продав его тем людям, от лица которых вы вели здесь переговоры? А? Как вам такой расклад, старушка Анн?
Впервые Анн-Софи не находит что ответить. Как будто все те, кто долгое время были ее союзниками — все пески, все скорпионы, все ящерицы на свете, — вдруг ринулись в ее полуоткрытый рот и забили его. Запечатали, законопатили. И — для верности — заткнули еще и кляпом-Маву. Золотым божком, которого Анн-Софи так вожделела.
Спеленутая молчанием, Анн-Софи, кажется, больше не представляет для покемона никакого интереса.
— Ну а теперь начинается самое любопытное! — провозглашает он, плотоядно улыбаясь. — Кое-кто до сих пор оставался за кадром, но, кажется, пришла пора вытащить его на свет. А для начала я расскажу вам историю об одной птице по имени додо. О птице, которая только прикидывается птицей. Безвольной, сластолюбивой и неблагодарной. Писателишке средней руки, который всю дорогу корчит из себя Хемингуэя. Или кого там вы выбрали образцом для подражания, а, Тео?
Услышав свое имя, Тео вздрагивает, но взглянуть на того, кто обозвал его Хемингуэем, вылупившимся из последнего на земле яйца ископаемой птицы додо, так и не решается. Вместо этого он трет и трет лицо мокрым носовым платком. И Дарлинг начинает бояться, что он сотрет лицо напрочь, до самого затылка, — чтобы уже ни у кого не возникло желания сравнить его с великим бородачом и строптивцем. Даже в шутку.