Следующие два часа дети изучали ледяной замок, который красовался на большом пустыре между отелем и озером Луны. По размерам замок казался не меньше, чем конференц-зал. Украшенный куполами и башенками, он являл собой чудо ледовой архитектуры и феномен человеческого воображения: длинные коридоры увлекали посетителей в лабиринт ходов, где можно было легко заблудиться. Большая часть ходов имела крышу, как в настоящем замке. Некоторые стены были сделаны из прозрачного льда, так что по другую сторону стены просвечивал человек, идущий по другому коридору, только до него нельзя было дотронуться. Другие стены построили из снега. Где-то кружились лестницы, а где-то тянулись горки, так что с третьего этажа на первый можно было просто скатиться по наклонному ледяному коридору. А из одной комнаты на втором этаже можно было спрыгнуть в снежный сугроб, который рабочие всё время рыхлили, подсыпали и обновляли, чтобы тот оставался мягким. Замок был полон радостных и смеющихся детей, и даже некоторые взрослые с удовольствием гуляли по огромному дворцу, со счастливыми лицами, румяные от мороза.
– Норбридж просто преобразил этот замок, – отметил Фредди, когда друзья выбрались из мудрёного ледяного лабиринта. – Когда я приехал сюда в первый раз, это был обычный ледяной домик.
Нагулявшись, дети покинули замок и направились в отель, Элизабет подняла глаза и увидела в окне второго этажа Лану. Девочка смотрела на них, но, заметив, что её увидели, быстро отскочила от окна.
– Ты видела? – спросил Фредди.
– Видела. Думаю, она нас избегает.
Элизабет вспомнила, как странно миссис Виспер обращалась с Ланой.
– А может быть, ей бабушка не разрешает с нами общаться?
Неожиданно в голову Элизабет попал снежок.
– Ой! – вскрикнула она от боли и неожиданности.
Кто-то смеялся неподалёку. И не один человек. Девочка подняла голову, оглянулась и увидела Родни с родителями, они смотрели на неё с неприятными улыбками.
– Зачем ты это сделал? – спросил Фредди.
– Родни, меткий удар! – со смехом кричал мистер Паутер.
Родни поднял руки вверх, сжав кулаки, словно только что забросил решающий гол в финальной игре.
Элизабет встряхнула головой и смахнула с лица снег и льдинки.
– Ты спятил? – она резко повернулась к трём Паутерам. – Ты зачем это сделал?
– Ах, это же просто зимние забавы! – с вызовом произнесла миссис Паутер. На ней была огромная белая парка, делающая её похожей на зефирку.
– Родни просто начал игру.
– Вот как?! Он ударил меня в лицо ледышкой, когда я даже не знала, что он собирается играть! – заговорила Элизабет. Чрезвычайно рассерженная, не отдавая себе отчёта в том, что говорит, она добавила:
– Вам следует больше времени тратить на поиск секретных туннелей, а не приставать к людям на улице.
Лицо мистера Паутера помрачнело:
– Не понимаю, о чём ты говоришь.
– Нет, понимаете, – поддержал девочку Фредди и указал на Родни. – Родни Паутер. Не-Пират-Урод.
Элизабет продолжала тереть лицо, жжение от удара снежком постепенно проходило.
– Мы знаем больше, чем вы думаете.
– Да неужели, мисс Лиза-Книжный-Червь? – поднял брови мистер Паутер.
Жена сурово взглянула на него, и он тут же зажал себе рот рукой.
– Под этим именем я зарегистрировала свой аккаунт, – слабым голосом произнесла Элизабет, чувствуя, что у неё подвело желудок. – Откуда вы его узнали?
Миссис Паутер выпрямилась и подняла подбородок. Схватив мужа за руку, она также потянулась к Родни со словами:
– Нечего слушать эту чушь, пойдёмте.
Женщина резко дёрнула обоих, и троица зашагала прочь.
Элизабет повернулась к Фредди.
– Откуда они узнали, под каким ником я зарегистрировала свой аккаунт?
Фредди растерянно смотрел Паутерам вслед.
– Понятия не имею, – ответил он. – Но тебе немедленно следует обо всём рассказать Норбриджу.
Глава двадцатаяСбой в сочельникОсвой
Остаток дня прошёл без приключений. Элизабет старалась выбросить из головы неприятную стычку с семейством Паутеров. Она испытывала противоречивые чувства, нужно ли обсуждать этот конфликт с Норбриджем. С одной стороны, ей хотелось это сделать, но с другой, она беспокоилась, примет ли он эту историю всерьёз, не скажет ли, что это ещё одна вещь, которую он «исследует на досуге». Поэтому девочка решила с обсуждением повременить.
После ужина, просмотра с Фредди фильма «Набалдашник и метла» 1971 года (который Элизабет сочла несколько глупым, но она всё-таки решила включить его в список «Фильмы, Которые Я Хочу Пересмотреть») и чашки горячего шоколада с печеньем у камина в Зимнем зале Элизабет ретировалась к себе в комнату, чтобы поскорее лечь спать.
Следующий день, накануне сочельника, прошёл спокойно. Элизабет работала в библиотеке, каталась на санках, сходила с Фредди на каток (наконец к ним присоединилась Лана, но только на час; эта девочка была безукоризненно любезна и вела себя так, словно в её исчезновении на столь долгое время не было ничего странного). После ужина Элизабет и Фредди посетили лекцию под названием «Моё Детство во Всемирно Известном Кукольном Театре Тернштрумфк», которую читала дама из Швеции с таким сильным акцентом, что было почти невозможно понять, что она говорит. Ланы и её бабушки нигде не было видно в тот вечер, то же самое касалось и Родни Паутера и его родителей.
На следующий день, когда приготовления к Рождественскому ужину и большому празднику были в самом разгаре, всеобщая атмосфера таинственного и волнующего предвкушения, царившая в отеле, стала почти осязаемой. Казалось, персонал отеля готовится к осаде или нашествию. Кухонная команда сновала туда-сюда, доставляя украшения и угощения в Зимний зал. Посыльные носились вверх-вниз по коридорам, проверяя, все ли гости удобно устроены и все ли подарки разложены по местам. Музыканты настраивали инструменты для вечернего концерта, который планировался как в Зимнем зале, так и в конференц-холле. В предпраздничную гонку были вовлечены все – и гости, и служащие, так что Элизабет казалось, что от всеобщей суеты у отеля самого вот-вот закружится голова – вернее, сорвётся крыша.
За час до ужина девочка пошла в портретную галерею. Она ходила туда почти ежедневно, пусть даже на несколько минут, чтобы постоять перед портретом своей матери. Дверь в зал оказалась открыта. Подойдя ближе, Элизабет поняла, что находится здесь не одна. Вдали стояли двое, но в тусклом освещении камерной галереи было трудно разобрать, кто эти люди. Подойдя ещё ближе, девочка разглядела Лану с бабушкой, которые стояли перед портретом Грацеллы. Элизабет быстро попятилась, чтобы они её не увидели. Миссис Виспер указывала на какие-то детали на портрете Грацеллы и что-то шептала Лане, которая всё время кивала. Элизабет, затаившись, смотрела во все глаза. Эти несколько минут показались ей вечностью.
Наконец миссис Виспер взяла Лану за руку, и они вышли через другую дверь. Тогда Элизабет смогла войти в галерею.
«Почему они так заинтересовались этой картиной?» – подумала она, довольная, что её не заметили. Элизабет постояла перед портретом матери. Через несколько минут она перешла к портретам Норбриджа и Грацеллы и встала почти там же, где только что стояли Лана и миссис Виспер. В который раз она долго не могла оторвать взгляд от лица и особенно от глаз Грацеллы, от её пристального взгляда, обращённого на что-то необыкновенно мощное и интригующее. «Искушённая» – слово, которое пришло Элизабет на ум. Но она тотчас отбросила эту мысль и вспомнила про то облегчение, которое испытала год назад, когда Грацелла, наконец, была повержена. «Она умерла. Она покинула нас. Она похоронена на кладбище в Хевенворте,» – повторяла, как заклинание, Элизабет. Девочка заставила себя оторваться от портрета и дала волю мыслям о предстоящем торжестве.
Рождественский ужин был прекрасен. Жареные окорока, печёный картофель, брокколи на пару и ещё более дюжины изысканных блюд были поданы нарядным, весёлым, разрумянившимся от волнения гостям. Это был самый вкусный ужин из великого множества вкусных ужинов, которые Элизабет заставала в «Зимнем доме». Их столик представлял собой очень тёплую компанию: Фредди, оба семейства любителей головоломок и молодая пара из Чили. Лана в белоснежном платье без единого пятнышка, со сверкающей белой тиарой, изящно украшавшей её волосы цвета воронова крыла, сидела рядом с бабушкой за столиком в противоположной части зала. Элизабет несколько смущало, что нигде не видно Паутеров.
Неожиданно за ужином девочка задумалась, что сейчас делают тётя Пурди и дядя Бурлап. Она решила, что через пару дней, когда праздничная суета стихнет, ей следует написать им письмо: просто так, чтобы сказать, что с ней всё в порядке.
– Я так наелся! – воскликнул Фредди, когда принесли десерт.
– Я тоже, – медленно произнесла Элизабет. – Что у нас будет антонимом к фразе «умирающий от голода»?
– «Заморивший червячка». Но пирог выглядит так аппетитно!
Фредди на мгновение прикрыл глаза.
– Ага! «Голодный» – «Долг оный».
Он ударил себя в грудь:
– Я по-прежнему хорош!
– Или «Дон Голый», – парировала Элизабет.
– Неплохая анаграмма, – засмеялся и закивал Фредди. – Очень даже!
Огни потускнели и начали медленно гаснуть. Все повернулись к Норбриджу, который появился перед камином, разгоревшимся в полную силу. Одет он был так же, как и в прошлое Рождество, в зелёный смокинг с красным галстуком-бабочкой. Пока шум в зале постепенно стихал, Норбридж обводил глазами зал, как моряк оглядывает предстоящий путь, задерживая взгляд на линии горизонта.
– А теперь магические фокусы, – шепнул Фредди на ухо Элизабет.
– Добрый вечер, дорогие гости! – торжественно произнёс Норбридж, и акустика зала многократно усилила его голос. – Сегодня мы собрались здесь, в Зимнем зале, вкушая изысканную пищу, и ничего подобного здесь больше не подадут…
Он сделал паузу и продолжил: