Странные дела в отеле «Зимний дом» — страница 44 из 47

– Выбери нас! – приказывала Грацелла. – Выбери то, к чему чувствуешь склонность прямо сейчас. Это просто. Это совсем необременительно.

У Элизабет закружилась голова. Вернулась боль, причём, с большей силой, чем раньше. Нужно было, принять решение, но она никак не могла понять, какое именно.

Внезапно перед её глазами возникли образы Норбриджа, Леоны и Фредди, и кулон в её ладони стал холодным. Она увидела Джексона и Сэмпсона. Затем промелькнули дядя и тётя. И вот перед ней всплыла картина из галереи, где были изображены её мама, её бабушка, её предки – все они поплыли перед её мысленным взором. Девочка видела их всех, пока стояла, сжимая кулон.

Грацелла судорожно вдохнула и резко дёрнулась вперёд. Затем гордо выпрямилась, запахнувшись плотнее в плащ. Она тяжело дышала.

– Сосредоточься на силе! – закричала она, но вдруг вскинула руки, словно закрывая голову от пролетающих звуков. Казалось, она пытается заглушить все мысли, удерживая одну-единственную. Лицо её исказилось от напряжения – губы сжаты, зубы стиснуты. Руки женщины задрожали, а тело забилось в конвульсиях.

– Мама! – в ужасе закричала Селена.

Она выглядела испуганной, охваченной смятением и болью. Селена протянула руки к Грацелле, но та стояла, не замечая ничего вокруг.

– Мама, пожалуйста! – рыдала Селена. – Не надо!

Она зашаталась, оседая на месте.

Элизабет посмотрела на Лану, которая, казалось, не понимала, где находится. Она водила глазами с бессмысленным выражением, словно под действием какого-то одурманивающего средства. Вялая, с упавшими на лицо чёрными волосами, она выглядела, словно всё живое вытекает из неё. Руки её болтались, как тряпки. Казалось, девочка спит стоя, не замечая ни криков Селены, ни странного поведения Грацеллы.

Кулон в руке показался Элизабет пустым предметом, камнем, подобранным на мостовой. Она почти разомкнула пальцы. Грацелла, резко открыв глаза, выбросила руки вперёд, и вокруг возникла огромная вспышка красного света. Элизабет отвернулась, не в силах терпеть этот свет. Когда она вновь подняла глаза, то увидела нечто очень странное: Селена растерзанной куклой лежала на полу, изо рта у неё сочилась струйка крови. Там, где только что неразборчиво металась Лана, стояла глубокая старуха, одетая в тот же белый наряд, который носила девочка, только лицо у неё было морщинистым, а волосы седыми.

Между ними стояла Грацелла, полная сил, лицо её было жёстким и суровым.

– Теперь ты видишь, как они меня любят? – медленно произнесла ведьма. – Скольким готовы пожертвовать ради меня!

Элизабет удерживала кулон кончиками пальцев. Он казался холодным и безжизненным.

– Ты убила свою дочь? – прошептала она. – Чтобы самой продолжать жить?

Грацелла холодно посмотрела на неё.

– Они отдают всё своё добровольно. То же самое следует сделать тебе. Будь со мной и позволь мне пользоваться твоей силой – тогда нас с тобой никто и ничто не остановит.

– Я думала, нас должно было быть четыре, – иронично подняла брови Элизабет, пытаясь вывести Грацеллу из равновесия.

Лана вдруг встрепенулась. Она подняла руки к лицу, чтобы рассмотреть их, и в глазах её отразился ужас.

– Нет! – взвыла она, и её горестный вопль разнёсся по каменным коридорам, превратившись в ужасный звук. – Не-е-ет! – кричала она, протягивая постаревшие руки к Грацелле. – Посмотри, что ты со мной сделала!

– Заткнись! – оборвала её ведьма. – В любом случае, от тебя нет никакого толку.

Она сделала шаг к Элизабет.

– Видишь, что мне приходится делать? Всё из-за твоей эгоистичности! Алчности!

Элизабет замотала головой, желая ответить. Но вдруг почувствовала, что думает лишь об одном: будто слова этой женщины, звук её голоса, её лицо отождествляют то, чего девочке хотелось больше всего на свете! Ей казалось, что она желает видеть вокруг себя только это – испытывать гнев и ненависть, унижать и опустошать других, обвинять, манипулировать и наказывать. Одновременно все эти мысли показались ей ужасно странными.

– Врёшь! Я всего этого не делала! – собравшись с духом, воскликнула девочка, направив весь свой гнев и всю ярость на противницу. – Это всё сделала ты! Это ты этого хотела! Ты это выбрала! Но не я! – она подняла кулон высоко над головой. – Ты стала мучить людей, чтобы добыть кулон, потому что это тебе захотелось получить больше силы.

– Ты даже не представляешь себе, что поставлено на карту, – шипела Грацелла. – Выбирай силу! Скажи это! Поверь в свой выбор всем разумом и всем сердцем!

Слова Грацеллы звенели в ушах Элизабет, словно эхо их повторяло. Её словно захватило то потрясающее ощущение, когда она только что овладела тайной кулона, отразив его в зеркале. Элизабет желала испытать эту эйфорию ещё раз. Её разрывало стремление пойти ещё дальше, безгранично наращивая силу, как предлагала Грацелла, – о, это желание становилось непреодолимым.

Лишь на мгновение влетело в неё воспоминание о Норбридже, Фредди, Леоне и всех тех, кто был ей дорог. Это мгновение изменило всё, удержав от последнего шага – оставалось лишь сомкнуть пальцы на кулоне и произнести односложный приказ, который утвердил бы её полную власть над силой, определив окончательный выбор.

– Выбери это! – кричала Грацелла. – Смелее! Ты же можешь!

Лицо её было поистине ужасным – маска ненависти и злобы стёрла всё человеческое, что в нём оставалось когда-либо.

Элизабет раскрыла ладонь и посмотрела на блестящий кулон.

– Я выбираю… – начала она.

С широко раскрытыми глазами Грацелла замерла, ожидая заключительных слов.

– …чтобы этот талисман никогда не служил… во зло…

Она перевернула руку, разжала пальцы и позволила кулону упасть на землю.

С глухим звуком он упал на каменный пол.

– Я выбираю не использовать его во зло! Я на стороне добра! Навсегда!

Элизабет взглянула на упавший кулон. Он сделался меньше и тусклее, чем прежде, и выглядел, словно обычный каменный диск на простенькой цепочке. Не желая отвлекаться, девочка подняла глаза, пытаясь понять, что сейчас происходит с Грацеллой. Но вдруг раздался пронзительный звук, похожий на треск льда, какой бывает весной на замёрзшем озере. Откуда шёл этот звук, Элизабет не понимала. Неожиданно статуя рядом с ней словно лопнула от яростного взрыва, и тысячи ледяных осколков усыпали грязный пол.

Элизабет отскочила. Малиновый свет пропал. Наступила оглушающая тишина. Ни звука не было слышно. Девочка подняла фонарик и посветила перед собой. Там, на земле, лежала Грацелла, сморщенная, в своей чёрной одежде, словно куча старого тряпья. Она не двигалась. Селена лежала на прежнем месте, и ужасные пятна крови застыли у неё на губах. Лана – вернее, старуха, в которую она превратилась, – стояла, раскинув руки, в её глазах застыла маска ужаса и недоумения.

– Что это было? – слабо произнесла она дребезжащим старушечьим голосом.

Элизабет посветила фонариком на кулон. Теперь он выглядел как маленькая, простенькая безделушка, дешёвое украшение, наподобие тех, что она нашла в маминой детской сумочке.

– Не знаю, – ответила Элизабет, посветив фонариком на Грацеллу. – Я не знаю.

Из дальнего конца туннеля донеслись голоса.

– Элизабет! – её кто-то звал, и звук отражался от стен. – Элизабет!

В противоположном конце зала запрыгал жёлтый огонёк.

– Я здесь! – закричала Элизабет. – Я здесь!

Яркая вспышка осветила комнату, сделав всё вокруг светлым и немного резким. Шум и суматоха тотчас заполнили помещение. Первым в зал вбежал Норбридж, за ним Джексон, Сэмпсон и ещё пять человек.



– Норбридж! – закричала Элизабет, бросаясь ему на шею. – Норбридж!

Она плакала навзрыд и почти не слышала, как он приказал остальным:

– Приберите тут всё! Если нужно, приведите ещё людей, но скорее всё это уберите!

Он прижался к ней головой и прошептал:

– Всё хорошо, Элизабет. Всё хорошо.

Глава тридцать четвёртаяПоследний взглядЛязг


Прошло два дня после празднования Нового года. Утром, сразу после завтрака, около дюжины гостей – включая Эгиля П. Фаулза, мистера и миссис Веллингтон, мистера и миссис Рахпут – собрались на платформе вокруг белого диска в комнате, где Фредди настроил камеру-обскуру. Элизабет, Леона и Норбридж тоже были здесь. Свет в комнате был погашен, так что казалось, будто диск экрана парит в темноте. Все смотрели на Фредди, который был бы невидим, если бы не маленькая лампочка на контрольной панели, бросающая отсветы на его руки. Все ждали, что им покажет этот любимый всеми юный и талантливый изобретатель.

– Когда я пропущу свет через коробку, расположенную там, наверху, – начал объяснять мальчик, бросая взгляд на потолок, где была закреплена верёвка, которую он держал в руке, – изображение отобразится здесь, на этом круглом экране. Нам повезло, что погода ясная, потому что если бы было пасмурно, то мы бы ничего не увидели.

– Я уже навёл справки, с завтрашнего дня возвращается пасмурная погода, – мрачно объявил мистер Рахпут, – и тогда точно никто ничего не увидит.

– Ш-ш-ш! – остановила его жена. – Не мешай ему говорить.

– Всё в порядке, – успокоил их Фредди. – Задавайте вопросы, так мы скорее перейдём к демонстрации.

– Действительно ли это так, – произнёс мистер Веллингтон, – что мы присутствуем на первой публичной демонстрации данного устройства за последние десятилетия?

– Да, именно так, и я это подтверждаю, – ответил Норбридж. – К сожалению, в своё время мы пренебрегали текущим ремонтом этого аттракциона, и в итоге комнату на долгие годы пришлось закрыть.

– Я лично наблюдал это устройство в действии сорок лет назад, – вступил Эгиль П. Фаулз. – Не сомневаюсь, что всем вам демонстрация покажется волнующей, возвышенной и познавательной. Если быть кратким, то это покажется вам… чудом! А известно ли вам, что Аристотель знал об устройстве камеры-обскуры более двух тысяч лет назад?