– Скандал помог?
– Разумеется, нет. Стало только хуже. Через неделю я опять вернулся из школы, изо всех сил стараясь не расплакаться: понимал, что мать снова устроит сцену. Правда, она видела меня насквозь. Сказала, что на этот раз поступит иначе, однако до тех пор, пока все не наладится, будет провожать меня в школу и встречать после уроков. И с задирами в автобусе я один на один не останусь.
– Прекрасное решение.
– Погодите, это еще только начало… Машины у нас не было. В школу мы шли пешком, а после занятий мать ждала меня у входа. За тридцать минут пешей прогулки я успевал поведать ей о своих школьных делах, она же рассказывала, как прошел ее день. В конце концов я начал опасаться, что рано или поздно мама поставит на место задир из автобуса, и мы уже не сможем ходить с ней вместе.
– Звучит потрясающе.
– Ага, – Натаниэль кивнул. – Через два года я принялся бешено расти. И уже никто не решался со мной связываться. Знаете почему?
– Почему?
– Потому что я превратился в большого и сильного парня. Довольно симпатичного, кстати.
– Ах да, – ухмыльнулась Робин.
– Снова стал ездить в школу на автобусе. В любом случае такого взрослого сына матери провожать было бы уже глупо.
Робин кивнула.
– Так вот, о материнских рефлексах… Я ведь в первую очередь вспомнил свою маму, понимаете?
– Хм. Что ж, вы правы, – сдалась Робин. – Многие мамочки имеют, как вы выражаетесь, материнский рефлекс. Только это чувство более сложное, чем…
– Чем у куриц?
– Точно.
– А что насчет вашей мамы?
– В смысле?
– У вас были такие добрые семейные истории?
– Ну, наверное… – Робин пожала плечами.
– Наверное?
Она устало потерла глаза.
– У нас с матерью довольно неоднозначные отношения. И все же запоминающиеся эпизоды случались.
– Например?
– Она вела популярную передачу на радио. Многие ее слушали.
– Ого, здорово! То есть ваша мама – местная знаменитость?
– Верно. Программа называлась «Разговор по душам с Дианой Харт». В эфир она выходила три раза в неделю, ровно в четыре, и шла целый час. Мы с сестрой прилипали к радиоприемнику. Никогда не пропускали мамину передачу. Потом ждали, когда мать придет домой, и все вместе обсуждали последний выпуск. Ну, что нам понравилось, что – нет, да как она была великолепна… Такое вот особенное время – с пяти до шести.
– Очень мило.
– Это точно, – тускло сказала Робин.
Кое о чем она умолчала, и на душе стало тяжело. Натаниэль, вероятно, заметил, что говорить ей расхотелось, и сосредоточился на дороге.
Пытаясь отвлечься от грустных мыслей, Робин взяла телефон и вошла в «Фейсбук». Полистала ленту, лайкнула несколько снимков симпатичных щенков, прочла пару строчек о скандале в мире научной психологии, пропустив политические дискуссии, и вдруг…
Наткнулась на собственное имя.
Правда, осознала это лишь через несколько секунд – палец уже пролистал ленту дальше. Вернувшись вверх, она нашла нужный пост. Говорилось в нем о Кэти, и обязательная фотография бедняжки присутствовала – все оттуда же, из новостей. Писала некая Шерри Нельсон. Робин ее смутно помнила. Не она ли некоторое время назад организовывала распродажу выпечки в Бетельвилле? В «Фейсбуке» они, похоже, были друзьями, хотя в жизни вряд ли когда-то общались.
Пост начинался примерно так же, как и любой другой, посвященный Кэти. Шерри счастлива, что девочка вернулась… Молилась за нее много месяцев… Робин нетерпеливо перескочила через несколько ничего не значащих строк и остановилась на упоминании о себе.
…очень расстроилась, услышав, что Робин Харт, психотерапевта Кэти, больше интересует собственная слава, нежели благополучие пациентки…
Остаток текста был скрыт баннером с гиперссылкой: «Узнать больше». На долю секунды Робин задумалась: а надо ли ей знать больше? Жизнь ее от этого не улучшится. Сердце колотиться не перестанет, напряженные мышцы не расслабятся.
Она ткнула в ссылку.
…Очевидно, Робин заставляет Кэти вновь переживать травмирующие события последних пятнадцати месяцев – видимо, экспериментирует с психологическими методиками. Кэти от подобных опытов страдает, и близкие к ее семье люди говорят, что девочка сейчас в куда худшем состоянии, чем еще пару недель назад. Ведет себя агрессивно, отказывается выходить из дома. На месте мамы Кэти я серьезно забеспокоилась бы. Но это так – мои пять центов в общую копилку…
– Что за дьявол?! – взорвалась Робин.
– О чем вы?
– Какая-то тварь поливает меня грязью в соцсетях!
Робин в ужасе уставилась на статистику. Тридцать два лайка, грустные смайлики, «теплые объятия»… И двенадцать комментов.
– Заблокируйте его, – посоветовал Натаниэль.
– Это женщина… Ну заблокирую, и что? Люди-то все равно видят ее пост!
Робин перешла по ссылке к комментам. Никого из откликнувшихся она не знала, однако каждый из них пылал возмущением. Один даже написал:
Из тебя и то психотерапевт лучше, чем из нее…
– Тогда не обращайте внимания, – предложил Натаниэль. – Подумаешь, «Фейсбук»… Люди в соцсетях постоянно несут какую-то чушь.
– Вы просто не представляете, как мне паршиво!
– Не представляю? – Он покачал головой. – Позволю себе напомнить: я – коп. Многие ли в соцсетях выражают теплые чувства к представителям моей профессии?
– Разве там пишут о вас лично?
– Случалось и такое, но я просто не придаю этому значения. Плюнул и растер.
Робин жутко хотелось сообщить проклятой Шерри Нельсон, куда она может засунуть свои пять центов. Однако Натаниэль прав… Тяжело дыша, она убрала телефон. Заскрипела зубами, к ужасу своему чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы.
– Хотите смешную историю?
– Не хочу!
– Послушайте – и забудете о глупом посте.
– Это вряд ли.
– И все же давайте попробуем.
– Валяйте, – выдохнула Робин.
– Несколько лет назад, когда я еще служил патрульным, мне поступил вызов. Пострадавший позвонил в службу спасения – вроде бы кто-то вломился в его дом. Мы с напарником двинули по адресу. Там нашли парня, холостяка. Кто-то высадил окно и проник в его жилище.
– Пока не слишком смешно, – рассеянно заметила Робин, все еще кипя от негодования. Чертова Шерри Нельсон! Надо попозже самой написать язвительный пост об этой тупой сучке…
– Погодите, это лишь начало. Ну, мы к нему с обычными вопросами: не ранены ли вы, не заметили ли кого подозрительного, не пропало ли чего… И при последнем вопросе наш пижон вдруг начинает изворачиваться и перестает отвечать прямо. Мы с напарником переглядываемся. Так-так… Ежу понятно, что значит такое поведение. Видать, у него сперли заначку наркотиков, ну или в таком роде. Начинаем на него давить не на шутку – колись, мол. Наконец он говорит – ладно, сейчас все покажу. И ведет нас в заднюю комнату. Никогда не угадаете, что мы там увидели!
– Корову?
– Как?.. Почему корову, в доме-то?
– Вы ведь сказали, что я не догадаюсь, но попытаться же могу?
– Ладно, не портите историю. Не корову. У него в комнате висела куча полок, забитых Маленькими пони из мультика «Дружба – это чудо».
– Серьезно? – Робин прыснула от смеха.
– Клянусь! Сотни маленьких лошадок! Целые ряды и колонны. Выяснилось, что грабитель спер всего пять штук, зато самых дорогих.
– Насколько дорогих? У меня в игровой комнате есть такой пони. Стоил, по-моему, долларов десять…
– Вот и я его об этом спросил. Ну, вроде – они же у вас не из золота отлиты? А он ответил, что экземпляры очень редкие, и за каждый пришлось выложить больше пяти сотен. Самая дорогая – «Сладкий крем» – обошлась в восемьсот «баков».
– О боже…
Робин задумалась: вдруг среди игрушек в ее кабинете тоже есть пара штук с баснословной ценой, какие-нибудь коллекционные… Нет, сомнительно.
– Вот именно. Все его собрание тянуло почти на три тысячи. Я наведался в ближайший ломбард, спросил, не пытался ли кто заложить дорогущих Маленьких пони. На меня там посмотрели, как на ненормального. Вряд ли они работают с подобными закладами… И все же грабитель явно знал, какие экземпляры самые дорогие. Там ведь было три сотни, а выбрал он наиболее ценных. Я начал искать информацию в Сети и вышел на эксперта по этим лошадкам.
– Значит, вы вплотную занялись делом Маленьких пони?
– Я здорово увлекся, – ухмыльнулся Натаниэль. – В общем, поехал в Индианаполис к эксперту. Он открывает дверь и… Догадайтесь, что было у него в руках?
– Сладкий крем?
– Точно! Стоит передо мной с игрушкой за восемьсот «баков». Видит, что мы в форме, и делает ноги. Сматывается через черный ход.
– Признайтесь, вы сочиняете!
– Вовсе нет. Мы бросаемся в погоню. Парень пытается оторваться от нас на оживленной улице. Шансы у него, конечно, были. Правда, взрослому человеку в рубашке с изображением розового Маленького пони затеряться в толпе сложновато, таких персонажей на улицах не слишком много… Мы его настигаем, но Сладкий крем уже тю-тю. И беглец якобы не понимает, о чем мы вообще говорим. Никаких пони он не видел.
– Неужели выбросил?
– Хуже! Лошадка была при нем.
Родин разинула рот, а затем с ужасом посмотрела на детектива:
– О, нет…
– Вы не ошиблись – парень сунул пони в трусы. А на улице жара, да еще он несся во весь опор… Ну, наверное, не буду излагать подробности.
– Да уж, не стоит, – захихикала Робин.
– Короче говоря, остальных лошадок мы нашли у него дома. Как выяснилось, на поиски Сладкого крема он потратил несколько лет жизни, а потом увидел на онлайн-форуме, что ее приобрел местный коллекционер. Ну и не совладал с собой. Пони мы вернули законному владельцу. Пришлось, правда, сообщить, почему игрушка так странно пахнет… Конечно, пострадавший не пришел в восторг.
– Зачем же вы ему рассказали… – едва не плача от смеха, вздохнула Робин.
– Да, наверное, не стоило, – задумчиво ответил Натаниэль. – Но мне почему-то было приятно.
Робин хохотала, пока чуть не надорвала живот, а Натаниэль, улыбаясь, смотрел на дорогу. Через несколько минут она немного успокоилась, и все же раз за разом, вспоминая о Сладком креме, болтавшемся в трусах похитителя, Робин снова невольно начинала хихикать.