Годы учебы пролетели незаметно. Я остался по распределению в родном городе, и карьера моя сложилась очень успешно.
Недавно, после заседания в Государственной Думе, я отпустил машину и решил прогуляться до дома по летней, вечерней Тверской. Я шел не торопясь, отдыхая от дневной суеты, делал вид, что разглядываю витрины, а сам рассматривал девушек, почти сбросивших с себя одежду в это жаркое лето.
Около Главпочтамта меня остановил седой старик с благородными чертами лица и срывающимся голосом сказал:
– Ну, здравствуй, Петр!
Я повесил на лицо дежурную улыбку и открыл уже рот, чтобы выдать стандартную фразу, но… но тут я узнал в седом старике Первого.
Он был в потертом костюме, старой, но начищенной обуви.
Я широко улыбнулся и стал говорить.
Я говорил, что очень рад нашей встрече, что многим ему обязан и всегда помню об этом. Спрашивал про семью и здоровье.
Первый послушал, покивал, сказал, что жена умерла пять лет назад, а через год после ее смерти погиб сын, что он тяжело болен, но ко всему готов и спокойно принимает удары судьбы.
Потом он внимательно посмотрел на меня и спросил:
– Давай сфотографируемся? Пусть будет у меня фото с депутатом Государственной Думы!
Я растерянно кивнул, а Первый приобнял меня за плечи и ловко сделал несколько снимков на свой айфон (чем очень меня удивил).
Прощаясь, я вручил ему свою визитку и просил звонить по любой надобности, в любое время. Он взял ее, грустно кивнув, пожал мне руку и растворился в сумеречной толпе.
Я шел, а сердце учащенно билось и в груди щемило.
Потом отпустило и я улыбнулся, представив, как завтра, в новостной ленте фейсбука между селфи девушки, демонстрирующей новое нижнее белье, и селфи юноши с любимой собакой появимся мы с Первым, но через пять минут о нас уже забудут…»
Тут Петр Андреевич начал икать и, извинившись, пошел в туалет.
Я смотрел ему в след и думал, что Первые становятся последними, упругие тела – дряблыми, милые лица разрезают морщины… но из поколения в поколение мы передаем бережно сохраненные «селфи» (когда-то черно-белое фото, а теперь цветное и цифровое), на которых родные и близкие нам люди в том, замершем мгновении, когда мы были грустны или счастливы, рядом с нами и всегда живы.
В бизнес-классе
Я люблю летать самолетом. Сидишь себе, смотришь в иллюминатор на облака, а мимо ходят симпатичные стюардессы и предлагают то вино, то еду, то тележку катят с товарами беспошлинной торговли. Одно слово – красота!
Восемь лет тому назад пригласила нас одна швейцарская компания (мы лет пять к тому времени у них товар покупали) на выставку в Женеву. Мало того, оплатили мне и моему партнеру Осипу Андриенко билеты в бизнес-классе!
Конечно, мы и сами, наступив на горло своей «жабе», могли купить билеты в «бизнес», но, согласитесь, когда получаешь такой бонус – это особенно приятно.
Лететь предстояло «Люфтганза» – сначала до Франкфурта, а потом через два часа в Женеву.
Удовольствие началось уже в аэропорту. Отдельный зал для пассажиров бизнес-класса, быстрая регистрация на рейс, бесплатные вода, чай, кофе, бутерброды…
Ну, конечно, как и полагается, «у нас с собой было», однако «первую» мы решили выпить в самолете.
Поднимаемся мы на борт, усаживаемся в широкие и удобные кресла (Осе, по жребию, выпало у окна сидеть), а нам уже стюардесса несет шампанское, сок, воду – вот, мол, как мы рады, что вы, господа, уйму денег потратили, чтобы в бизнес-классе лететь. Сразу после этого меню дают, типа, закажите, что будете кушать и пить. Мы сразу крестики напротив всего поставили и коньяк заказали – «Хеннесси VSOP».
Настроение у нас чудесное! Самолет взлетел, набрал высоту, а нам уже по «полташечке» с лимончиком несут – сказка!
Выпили мы (сначала то, что принесли, потом то, что с собой было), поели, поспали сладенько и уже во Франкфурте.
Выходим по рукаву в аэропорт, солидные такие, смотрим – где же указатель зала для пассажиров «бизнеса»?!
В зале опять выбирай все что хочешь – бутерброды, орешки, булочки, йогурты-шмегурты, а главное – вино и коньяк!
Ну, мы с Осей взяли сразу бутылочку, чтобы не бегать (на нас удивленно посмотрели, но ничего не сказали), и отлично провели два часа до следующего рейса.
Заходим мы в самолет, кладем ручную кладь на багажную полку и куртки свои (ради такого случая в «Бриони» нарядились) туда же аккуратно складываем (потом уже увидели, что в бизнес-классе отделение с вешалками для них есть). Лететь нам всего час, и теперь уже моя очередь у окна сидеть. Нам, как полагается, шампанское несут, но мы уже бывалые, сразу коньяк заказываем.
– Не лишнего будет? – спрашиваю Осю.
– Да не, – отвечает он с улыбкой, – в аэропорту встретят, сразу в отель отвезут. Все океюшки!
Сидим, выпиваем. По времени лететь пора, а не взлетаем.
– Ждем кого-то, – Ося говорит, – наверняка кто-нибудь из наших в Дьюти-фри завис.
Минут через пятнадцать забегает в салон холеный господин при галстуке и с чемоданчиком чуть больше портфеля, что-то говорит (видимо, извиняется) и усаживается в нашем ряду, на ближнее к проходу кресло.
Что-то мне тогда сразу не понравилось, как на него Ося посмотрел. Взлетаем, а пока высоту набираем, коньячок пьем. Нравится нам с партнером это путешествие, только вижу я (прилично в общем-то выпили), что Осю моего развезло. Глаза у него вроде закрываются, а сам всякую чушь несет про «додиков», которые со своими «понтами» на рейс опаздывают.
Как только самолет набрал нужную высоту, опоздавший господин решил положить свой портфель на багажную полку. Открывает со своей стороны – все занято, открывает над нашими местами – тоже вроде занято, но он решил, что куртки потеснить можно, и начал он туда свой портфель запихивать. Ося смотрит на него снизу вверх, потом встает и вежливо так говорит:
– Слышь, ты чо, не видишь, тут места нет, положи на другую полку!
Господин Осе улыбается, а сам продолжает устраивать свой портфель на наши куртки.
– Он чо, сука, делает?! – спрашивает меня Андриенко, и лицо его наливается краской, что явно не предвещает ничего хорошего.
– Ладно, Ося, – говорю я, – успокойся, они запрограммированы, что класть багаж нужно только на полку в своем ряду.
Пока мы разговаривали, опоздавший запихал-таки портфель на нашу полку и спокойно уселся.
Ося посмотрел на него, потом подмигнул мне и со словами:
– Ща я его перепрограммирую! – вытащил чемоданчик, швырнул его вдоль прохода, после чего развалился в удобном кресле чудесного бизнес-класса и… захрапел.
Господин вскочил. Я, практически перепрыгнув через Осю, встал рядом, чтобы отразить нападение на моего друга. То есть я не сомневался, что будет драка, но…
Господин, взвизгнув, бросился к стюардессе и начал ей что-то горячо объяснять, размахивая руками. Что тут скажешь, другая ментальность.
Стюардесса, надо отдать ей должное, внимательно выслушала господина, потом мой возмущенный рассказ из которого, думаю, она поняла только слово «Бриони», после чего вежливо и спокойно усадила нас на места, подняла портфель, уложила его на другую багажную полку и, мило улыбнувшись нам, ушла.
Блин! И все! Конфликт был исчерпан!
Я еще шумно дышал, когда Ося перестал храпеть, приоткрыл один глаз и шепотом сказал:
– Ничего, Серега, не волнуйся, мы его в Женеве в аэропорту подловим!
Новая жизнь
Под Новый год Костяна уволили с работы. Он, конечно, сам напросился, но терпеть уже больше не было сил.
Привез, значит, он шефа на новогодний корпоратив в самый модный клуб. Привез и остался в машине ждать – шеф не любит, если куда отлучиться задумал, вдруг машина срочно понадобится. Ждет, музыку слушает, по сторонам смотрит.
Вон бизнесмены известные прибыли, вон депутаты городские съезжаться начали, а вон, глянь-ка, сам мэр пожаловал.
Сидит Костян, думает, что Светке подарить на праздник. Вдруг по стеклу «тук-тук» – Васька, водитель Николая Ивановича, стучится. Опустил Костян стекло водительской дверцы, вдохнул воздуха морозного, ядреного и выдохнул:
– Чего, Васятка?
А Васятка пританцовывает на морозе ботинками модными, дубленку новую не застегивает, чтобы виден был клифт да галстук яркий.
«Балует его Николай Иванович», – с завистью подумал Костян, а Васька ему с улыбочкой:
– Константин, вы на ужин приглашены?
Костян нахмурился, чего, мол, ты, баламут, несешь, и спрашивает:
– На какой ужин, Васятка? Ты, случаем, рамсы не попутал?
– Ну, что вы, Константин Сергеевич, – похохатывает Васька и показывает Костяну открытку, на которой радостно улыбающийся водитель прямо за рулем ест суши, а рядом девка длинноногая сидит и улыбается.
– Мне Николай Иванович дал, тут в цоколе для водил и охраны отдельный стол накрыт.
Закаменел лицом Костян:
– Не звали меня, – сказал резко, рублено и стекло поднял, типа, окончен разговор.
Васька плечами пожал, головой покачал и пошел, пританцовывая, в клуб.
– Вот как, значит, – закипел Костян, – спасибо за праздник, начальничек!
Дальше все, как во сне. Заходит он в зал, где за круглыми столами городская знать собралась, отыскивает глазами шефа, который мордой раскрасневшейся тычется в щеку красавице местной, с декольте до пупка, подходит к их столу и…
Раз! – швыряет ключи от «бумера» прямо шефу в салат.
Два! – берет бутылку с газировкой и выливает шефу на лысину (тоже красную).
Три! – шлепает его ладонью по лысине и уходит!
Пришел Костян домой, выпил молча стакан водки, отмахнулся от Светки и спать завалился. Проснулся утром от визга Светкиного:
– Ты что наделал, идиот! Что жрать-то будем?! Правильно Елена Васильевна говорит – судить тебя, скотину, нужно! – и заревела, закрыв лицо руками.
Позвонил Костян на работу, крика Елены Васильевны, секретарши шефа, слушать не стал, буркнул: