Службы проходили в том же помещении, что и школьные занятия, только столы выносили, а скамьи из местных аналогов дерева выставляли в ряд, чтобы сели люди. Проповеди каждую неделю читал кто-то другой. Чаще всего кто-нибудь из первых научных групп, но пару раз в очередь попадал один из военных священников. Для Кары это особенного значения не имело. Все речи звучали более-менее одинаково, менялся разве что тембр голоса читающего. Чаще всего она просто витала в облаках и смотрела в затылки сидящих впереди. Горожане и пришедшие с орбиты военные сидели вместе, но порознь, как разделенные пробелами слова в предложении.
То ли дело дети. Зан и малыш Сантьяго Сингх всё время играли вместе. Мэгги Краутер, по слухам, целовалась с Мухаммедом Серенгеем. Не то, чтобы дети не понимали этого разделения и не обращали на него внимания. Просто чем больше военных спускалось в колодец, тем нормальнее становилось их присутствие. Родители расстраивались только потому, что их жизнь менялась. Кара, Зан, все их поколение ничего другого и не знало. Для них все было нормально.
После проповеди народ потянулся на улицу. Некоторые семьи тут же ушли, но остальные разбрелись по тесным группкам и вели разговоры, какие положено вести взрослым после церкви. «Результаты новых работ в ксеноботанике выглядят многообещающе», «военные заложили котлован под новую казарму», «дому Даффида Келлера снова нужен ремонт, и он уже подумывает принять предложение военных насчёт новой квартиры в городе». Рассуждения о проекте водоочистки, о данных погодных циклов, о платформах, каркасных лунах или как бы там их ни называли люди. И постоянный вопрос, порой высказанный вслух, чаще нет: «вы слышали какие-нибудь новости с Земли?» Ответом всегда было «нет», но вопрос задавали все равно. Церковь — это всегда ритуал. Стоять на солнце, бьющем в лицо, и стараться не выказывать нетерпения — тоже часть церковного дня.
Каре показалось, что прошло пару часов, хотя на деле не больше получаса, когда Зан и Сантьяго убежали с толпой других детей. Стефен ДеКаамп поговорил с ее родителями и побрёл домой. Народ у церкви рассеялся, и Кара следом за мамой и папой тоже направилась к дому. Дорога шла ровно, но стоило подумать о пруде и о новой встрече с псами, как начинало казаться, что она бежит с холма.
— Все больше и больше, — сказала мама, когда они ушли подальше от чужих ушей.
Кара по тону поняла, что это продолжение разговора, который идёт уже давно. Который она явно не должна была слышать. Взгляд отца говорил о том же.
— Мы знали, что так и будет, — сказал он. — Ты же не рассчитывала, что они вечно будут жить на орбите. В гравитационном колодце им куда лучше.
— Да, только вот насчёт нас я в этом не уверена.
Папа пожал плечами и глянул в сторону Кары, намекая, что лучше, мол, не при ребенке, давай потом. Мама чуть улыбнулась, но улыбка быстро погасла.
— Почему ты никогда не ходишь играть с другими детьми? — сменила она тему.
— Хожу, если хочется, — сказала Кара.
— Ну, здорово, — ответила мама со смешком, но развивать тему не стала.
Как только они оказались дома, Кара сняла выходную одежду, переоделась, схватила ланч из поджаренного зерна и сушёных фруктов, и выскочила наружу. Взяла куртку, но не из-за холода. Просто если псы вернут дрон, то она завернет его и незаметно протащит в дом. А потом положит в мамин кейс, позже, когда никто не увидит. В конце концов, дрон починить проще, чем нектарницу.
Птица сидела на пруду у кромки воды, неподвижная, с восковой кожей. Маленькие злые глаза смотрели в никуда. Птенцы шипели, плевались и гоняли друг друга вокруг пруда, время от времени ныряя или хлопая бледными кожистыми крыльями. Псы могли сегодня и не вернуться. Они могли вообще никогда не вернуться. Может, они питаются дронами. Или может, нектарница воскресла сама по себе. Вот это про Лаконию: раз уж есть так много никому не известного, то возможно что угодно.
Немного погодя Кара сложила куртку под голову, достала планшет и прочитала кусок книги про мальчика, который потерялся и ищет свою семью в несметной массе людей в Североамериканской Зоне Общих Интересов. Кара попробовала представить, каково это, идти по одной улице вместе с тысячей других людей. Похоже, это вполне могло быть преувеличение.
От дневной жары по спине пробежала струйка пота. Рой четырехногой насекомообразной мелочи стрекочущим смерчем кружился в небе, потом бросился в воду и покрыл пруд сверкающим ярче самоцветов сине-зелёным ковром, а через пять минут в один миг поднялся и скопом ринулся к деревьям. Кара такого раньше не видела. Интересно, подумала она, это мигрирующий вид, или что-то местное, с чем она раньше не пересекалась. А может, вот о таких вещах и просил рассказывать инструктор Ханну.
Вообще как-то странно. Что рассказывать, кроме «раньше я этого не видела»? Будто это не было постоянной истиной. Кару скорее удивит день, в который такого не случится.
Хотя, конечно, немного неловко, что она ничего не сказала про псов. Если что-то берёт мёртвое животное и делает его не-мёртвым, то как раз о таком военные захотели бы узнать. Захотели бы поймать и изучить. Нет уж, обойдутся, к тому же псы уже сделали для неё больше, чем военные за всю жизнь.
Солнце ползло к западу. Кроны деревьев гремели на ветру, будто кто-то пересылал туда-сюда горсть палочек. Псы не возвращались, и утреннее предчувствие и волнение размякали и скисали всё больше с каждым часом. Тонкие, легкие облака накрыли солнце, смягчили свет, и тени потеряли четкость очертаний. Красные и жёлтые вспышки на каркасных лунах гасли, загорались, гасли снова. Артефакты бог знает когда вымершего вида, представители которого строили врата.
Она смотрела, как переливаются и текут огни, словно бумажный змей в лёгком переменном ветре. Ещё похоже на биолюминиесценцию у земных созданий. Что-то живое, но не живое. Вроде мамы-птицы. Кара подумала, а может и каркасные луны тоже что-то в этом роде. Что-то между живым и нет. А псы, возможно…
В темноте под деревьями что-то зашевелилось и Кара села. Псы вышли из леса и грациозно направились к ней на своих странно составленных ногах. Кара поднялась и пошла навстречу псам, которые были не псами. А может, и псами, но псами по-лаконийски.
Большие виноватые глаза обратились к ней, и она сцепила руки. Ей почему-то казалось, что надо как-то помахать, кивнуть, показать, что рада псам.
— Привет, — сказала Кара. — Я уж думала, вы не придёте.
Псы встали перед ней полукругом, она оказалась в центре. Дрон висел в пасти одного из псов, отключенные моторы стучали друг о друга словно когти.
— Получилось?.. — спросила Кара. И добавила: — Вы его починили?
Пёс с дроном вышел вперёд, поднял голову. Она взяла механизм, пёс его отпустил. Это был именно мамин дрон, тут вопросов не возникало. И раздавленные Карой секции были невредимы, но на вид отличались. Щепки и осколки корпуса стояли на своих местах, но были связаны чем-то серебристо-белым, отмечающим контуры осколков. Как шрам отмечает зажившую рану. Мама обязательно заметит. Но неважно, раз уж дрон работает. Она положила его в клевер, подключила к планшету. Двигатели загудели. Дрон поднялся в воздух как обычно, с устойчивым равновесием. Кара поймала себя на том, что улыбается.
— Отлично, — сказала она. — Всё как надо. Огромное спасибо.
Псы выглядели смущённо. Она выключила дрон и аккуратно завернула в куртку, а они повернулись и пошли назад, в полумрак под деревьями. Ей стало интересно, где они бродят, когда не приходят к пруду. Есть ли какое-то укрытие, где они спят, контейнер, в который упаковываются на ночь. Непонятно. Не говоря о том, что у них и настоящих ртов нет, и есть они не могут. Может, они все вместе идут к чему-нибудь вроде инопланетного зарядного устройства и заряжают то, что у них вместо батарей?
— Спасибо, — снова крикнула Кара в темноту. Она стояла, прижав дрон к груди, как ребёнка. — Если я могу что-то для вас сделать…
Мысль она не закончила.
Возвращалась Кара почти бегом, ее подгоняли размышления о том, как незаметно пронести дрон в свою комнату. Нужно хорошо подумать, как вернуть его на место, чтобы родители не поняли, что она его брала. Домой вели две дороги — перед домом, дальше она шла к городу, и задняя, через огород и сарай. Вопрос в том, какую выбрать, чтобы избежать внимательных глаз семьи, и благополучно добраться до комнаты. Время было что-то около обеда, так что перед домом, наверное, пройти лучше, поскольку по крайней мере один из семьи будет на кухне. Или можно оставить дрон в сарае под тележкой и подождать, пока все уснут. В этом, наверное, будет больше толку…
Она поняла, что что-то не так, когда вошла в заднюю дверь. В воздухе словно витало предчувствие бури. Из гостиной доносились тихие незнакомые голоса. Она пошла вперёд с чувством подступающего кошмара.
Папа сидел на стуле; его лицо было в буквальном смысле серым. Рядом с ним, склонив голову, стоял военный без формы, а за ними, глядя в сторону — Сантьяго Сингх. Глаза мальчика опухли и покраснели от слёз. К ней никто не обернулся. Будто она невидимка.
Мама вошла в переднюю дверь, ступая тяжело и громко. Губы крепко сжаты, глаза смотрят жёстко, даже будто бы гневно. Она взглянула на Кару, казалось, не заметив её.
— Мам? — сказала Кара, голос прозвучал откуда-то издалека. — Что случилось?
* * *
Так бывает. Стечение обстоятельств. Если какая-то из тысячи деталей немного меняется, никто этого и не замечает. Военный, водитель грузовика, позволил себе пару пива за ланчем, и слегка тормозил. Зан, Сантьяго и остальные мальчики решили играть в футбол вместо пятнашек, и у них был мяч, который можно от души пнуть. Зан стоял ближе всех к дороге, так что за мячом он и побежал. Всё закончилось прежде, чем кто-нибудь понял, что что-то началось. В общем, маленький брат Кары погиб, и птица с дроном больше не казались чем-то важным.
Кара сидела, пока военный всё это объяснял. Сантьяго Сингх с плачем пересказывал произошедшее, стоя по стойке смирно, как хороший маленький солдат. В какой-то момент отец выскочил из комнаты. Мать уронила любимую сервировочную вазу, и осколки разлетелись по всему полу. Словно обрывки сна, связанные друг с другом только тем, что принадлежали примерно к одному и тому же. Но сказать, что за чем шло, Кара вряд ли смогла бы. Что было раньше, что позже. Зан умер, и время разбилось на осколки. Смерть сломала всё.