Уже когда мы облачились во все снаряжение, которое тащили из самой Москвы — защита, сапоги, шлемы, очки, перчатки, наколенники, — я взглянул на квадроцикл и немного испугался. Он оказался не совсем обычным. Передачи переключались левой ногой, сцепление — тоже левой, а справа были газ и тормоз, и еще довольно много разных рычажков и механизмов. Тренеры объяснили: вот здесь нажмете чуть-чуть ногой, тут маленький щелчок и на полном ходу чуть-чуть поддевайте носочком, если надо перейти на высшую скорость. К слову сказать, носочек сапога сам по себе весил килограммов десять. Но разве мировые рекорды ставятся легко? И мы отправились покорять Медный каньон.
Выстроились в колонну и вышли из городка, где ночевали, и довольно быстро погнали по широкой пыльной дороге. Встречались автомобили, лошади и мексиканцы в сомбреро. Въехали в горы, в каньон, и стали подниматься наверх. Было очень тяжело. Некоторые, самые отчаянные, вместо квадроциклов сели на мотоциклы. Это — Леня Козинец, Леша Чубайс и, конечно, Саша Давыдов.
Мы поднимались все выше и выше. Невиданные камни, пересохшие русла рек и целые леса кактусов. По крутым склонам квадроциклы проходили с трудом, каким-то чудом, почти вплотную прижимаясь к скале. По Сашиным словам, такого пути предстояло часов пять. До ночевки в палаточном лагере.
Прошло уже семь часов. И вдруг даже сам Саша заволновался, а это было для нас по-настоящему тревожным знаком. Нужно было торопиться, чтобы добраться до стоянки раньше, чем стемнеет. И все же пришлось продолжать путь и ночью, в темноте, когда все вокруг совершенно преобразилось.
Не до конца привыкнув к своему квадроциклу, несколько раз я включал третью скорость вместо первой — коробка передач с большим трудом поддавалась моему тяжеленному сапогу. Один раз я перепутал сцепление с тормозом и на быстром ходу резко притормозил. Квадроцикл встал на два задних колеса, я начал падать на спину и мог вот-вот оказаться под ним. Но тут слева появился Саша, справа — Вася, они меня буквально поймали в воздухе, иначе лежать бы мне с перебитым позвоночником. Все это произошло в несколько секунд.
Продолжался, наверно, уже десятый час пути, палец на правой ручке квадроцикла, которым нужно давить на газ, просто онемел. Онемело все тело, ведь мы постоянно шли по камням. Не было никакой дороги, и мне казалось, что до нас вообще никто не был среди этих диких мексиканских скал. Правда, даже там, в невероятных закоулках, мог возникнуть непонятно откуда красивый мексиканец в сомбреро. Иногда, на каком-нибудь более или менее плоском месте, вместе с мексиканцем появлялась его лошадь. А если мы проезжали через населенный пункт, видели сразу несколько мексиканцев в сомбреро. Рискуя отвлечься от тяжелой дороги, мы с изумлением разглядывали этих невозмутимых местных жителей. У меня было полное ощущение, что смуглые фигуры в колоритных костюмах расставили специально на нашем пути.
Квадроциклы поднимали жуткие клубы пыли, из-за которой невозможно было ехать прямо друг за другом. А совсем рядом зияла огромная пропасть, которую было отчетливо видно, когда кто-то светил фарами. Иногда мы останавливались и гасили свет — нужно было экономить аккумуляторы. При свете луны мы продолжали наши разговоры. Особенно всех интересовало, когда и куда мы должны дойти, но Саша отвечал уклончиво. Казалось, он и сам был не уверен, правильным ли путем мы движемся. Несколько раз мы заезжали в тупик, разворачивались и выходили на какую-то другую дорогу.
На одной из остановок вдруг выяснилось, что среди нас нет Чубайса. Мы остановились и ждали его минут десять. Потом он появился и рассказал, как у него закончился бензин и как сообразил, что на баке есть некий рычаг, который переключает на запасной бензин. Мне повезло, что я все это услышал. Потому что через полчаса мой квадроцикл тоже внезапно заглох, и я точно так же понял, что закончился бензин. Нигде никого не было видно, ни впереди, ни сзади, а были только звезды, и казалось, что едешь по небу, — настолько высоко мы заехали, что звезды были не только наверху, но и сбоку, и даже будто бы снизу. Слава богу, что в этот момент я вспомнил об опыте Чубайса. Судорожно, в темноте, начал шарить по бензобаку. В руках уже не было сил удерживать руль, поэтому в основном я держал квадроцикл ногами, и кожу почти обжигал раскаленный от скорости металл. Нащупав нужный рычажок, даже не поверил, что это он и есть, просто повернул его, и — о чудо! — квадроцикл завелся.
Далеко впереди я увидел огоньки и радостно решил, что это наш лагерь, что кто-то из наших уже доехал, но… Оказалось, что это всего лишь фары квадроциклов, которые наполовину обошли гору.
В общей сложности мы шли часов одиннадцать без остановок. Под конец так ломило тело, что невозможно было шевельнуться, невозможно было рукой нажимать на газ. Это был не просто один из самых сложных и интересных моментов экспедиции — это был один из особенных дней жизни, когда что-то новое чувствуешь, понимаешь о самом себе.
Вдруг я заметил, что все звездное небо оказалось внизу, прямо под нами, слева. Я сказал себе: вот и галлюцинации начинаются… Однако это было отражение неба в горном озере, а сразу после этого я увидел долгожданные огни лагеря, разбитого рядом с озером. Никого из нашего конвоя рядом не было, я двигался в полном одиночестве.
Еще минут десять, и я наткнулся на какого-то мексиканца, он стоял посреди дороги и, размахивая руками, показывал влево. Я понял, что, наверное, меня здесь ждут, хотя по-прежнему никого из наших не видел ни впереди, ни сзади, и стал двигаться в направлении, которое указал мексиканец. Въехал в абсолютную тьму, в кактусы и деревья, и ничего не понимая, остановился и решил, что делать нечего, останусь здесь, а утром разберемся. Но тут, как всегда вовремя, появился Саша Давыдов и сообщил, что мы наконец-то в лагере.
Те, кто приехал раньше, уже расставляли палатки и готовили ужин у костра. У меня, впрочем, не было никаких сил на ужин, зато я установил свой личный рекорд, маленький, в дополнение к рекорду того длинного дня: выпил четыре литровых бутылки воды. А после этого, уже не помню как, забрался в палатку и отключился. Успев, однако, подумать, что Хемингуэй в своих бесконечных сафари, наверно, так же уставал и так же проваливался в спасительный, здоровый, настоящий мужской сон.
Следующий день практически повторил предыдущий. Снова мы двигались по ущелью Медного каньона, на высоте не меньше 2000 метров, и дорога постоянно шла вверх, вверх. А каньон действительно медный. Земля то зеленая, то ярко-красная — все оттенки меди. Очень красиво, но и очень страшно. Карабкаешься, словно по отвесной стене, и каждую минуту почти уверен, что вот-вот сорвешься, рухнешь. В какой-то момент дорога пошла вниз, но это было ничуть не легче.
Наконец мы добрались до городка Параль, столицы мексиканских ковбоев, где погиб герой-разбойник Панчо Вилья… И сразу отправились на местный стадион, смотреть родео. Мне предстояло увидеть его впервые в жизни. Родео — это праздник ковбоев, праздник людей, что живут на своей земле бок о бок с животными, праздник крепких мужчин. На арену сначала выехали красавцы в испанских костюмах, на ухоженных лошадях, и все лошади как вкопанные остановились точно в линию. Потом появились всадницы-амазонки, прекрасные девушки. Они разъезжали изящно и выстраивали причудливые фигуры. Были бешеные быки, которые носились по арене, а парни-мексиканцы ловили их за хвосты. Мексиканская классика — петушиные бои. Необузданные — в буквальном смысле слова! — жеребцы, которых с помощью лассо нужно было оседлать и укротить. Люди в каких-то особенных старинных доспехах боролись, пытаясь свалить друг друга с лошади. В общем, наблюдая все это с трибун, я вспоминал «испанские» рассказы Хемингуэя о тореадорах, о корриде и мне показалось, что сам Эрнст где-то здесь же. Он как будто сидел неподалеку и получал от увиденного настоящее удовольствие, как и все мы.
Следующий переход показался совсем простым. Мы шли на джипах по нормальной, удобной трассе и часа через три приехали к шахтам, в которых добывают серебро и золото. Но кроме того, несколько лет назад там была обнаружена пещера с природными кристаллами, которые образуются благодаря солям и высокой температуре. Именно ради этой пещеры мы прибыли сюда.
На специальных маленьких автобусах нас повезли буквально под землю. Жутковатое ощущение. Всем выдали шахтерские каски с фонарями наверху. Плотно прижавшись друг к другу в тесных кабинах мы въехали в туннель. Казалось, что туннель — это шахта лифта, только почему-то горизонтальная. Фары разрезали тьму, и я понимал, что мы опускаемся под землю все ниже и ниже. Эти каменные штольни тянутся на много километров под землю, вниз. Было ощущение отсутствия вообще какого-либо пространства вокруг…
Наш автобус резко остановился на небольшой подземной площадке. Мы зажгли свои фонари, и тот, кто нас сопровождал, открыл какую-то чугунную дверь, страшную, сказочную — может быть, она была похожа на дверь преисподней. И вот эта преисподняя началась, потому что из-за открытой двери хлынул жар доменной печи. Через несколько секунд все были абсолютно мокрыми от жары, нас будто облили горячей водой. Но то, что мы увидели, конечно, стоило того.
А увидели мы невозможной, невероятной красоты пещеру, высотой примерно с пятиэтажный дом, шириной — метров двести. Именно в этой пещере и были кристаллы. За нами следили, чтобы мы не трогали ничего, даже не дышали слишком сильно. Ни в коем случае не должен нарушаться микроклимат пещеры. Как эти кристаллы там создаются — долго спорили Чубайс с Вайнзихером, с Гришей и Васей, которые поочередно выдавали всякие формулы. Долго выясняли, кристаллы это или нет, какая решетка, и из чего они состоят. А меня просто зачаровывало зрелище. Кристаллы огромные, метров по двадцать-тридцать, напоминали не то ледяные фигуры, не то произведения каких-то космических художников будущего.
Последним маршрутом на джипах была поездка до городка со смешным названием Чиуауа. Оттуда мы самолетом должны были достичь Мехико, а уже из столицы все собирались разлететься кто куда. Экспедиция подходила к концу. И все мы осознали, какая у нас замечательная компания. Вечером, за ужином, друг друга благодарили без конца. Удивительно: члены экспедиции — люди важные, каждый в своей области достиг высоких, если не сказать высочайших, успехов. Кто в бизнесе или в политике, как Юмашев, кто — в журналистике или в спортивных результатах, как Давыдов и его ребята. Но когда идут экспедиции, то все равны, все — одна команда. Покидая границы своих привычных жизней, своих городов и работы, мы становимся другими людьми, но вместе с тем — наоборот, становимся собой как никогда. Потому что можем почувствовать себя настоящими, непосредственными. И вспомнить те годы, когда зачитывались Хемингуэем и мечтали прожить свою жизнь так же, как он.