Вернулись в лодж-отель. Я бродил-ходил по бесконечным полям, искусственно естественным, как будто приготовленным для игры в гольф. Каждая травиночка подстрижена. И эти горы, которые разрываются, а там — океан… Рай. Сливовые деревья. Висят сливы. Никто их не трогает, не рвет. Попробовал — сладкая сочная слива. Персики. Какой-то Эдемский сад. Все само по себе почему-то растет, хотя понятно: ко всему приложена невидимая рука человека.
Завтра какие-то длинные переходы. Последний день джипов. Дальше остаются только вертолеты. Увидим…
Сегодня точно 12 января. Выглядываю в окно: огромная пальма, а дальше — буйная июльско-январская зелень. Кажется, что смотрю «Клуб кинопутешествий», внутри которого сам нахожусь. И это странно. Мы на острове — океан то справа, то слева, а в центре огромные озера. Преследует мысль: такая природа, такое место, такая погода, такая атмосфера, такое настроение и состояние не могут быть в нормальной бытовой жизни. Смотрю на редко попадающиеся одноэтажные ранчо. Вот домик, окруженный условным заборчиком. Справа горы, заснеженные вершины. Чуть ниже красивейшие холмы. Еще ниже — луга. На лугах белые барашки. Не просто идиллическая, не просто райская, но нафантазированная, нереальная картина. Океан постоянно меняет цвет. Синий, потом изумрудный, потом совершенно зеленый, потом вдруг серый. Даже болота поражают. Они затянуты то розовой, то красноватой, то насыщенной серой пленкой. Не болото, а живопись. Людей по-прежнему не видно. Так, пожалуй, было в Монголии, но там они все-таки то появлялись, то куда-то исчезали на лошадях, а здесь их просто нет. Изредка возникает человек, и хочется к нему присмотреться, потому что непонятно, движется он или нет. Барашки вот тоже… Наклонились, чтобы отщипнуть траву, и больше головы не поднимают. Вчера наблюдал: вдоль идеально обработанного виноградника, где ровными рядами висит еще не созревший виноград, бродят эти самые овечки и едят траву! Им не приходит в их бараньи головы съесть виноград или его листья. Представляю, как из ранчо на крыльцо выходит хозяин. Смотрит направо — горы, холмы, луга. Пасутся его овцы, где-то по этим лугам ходят его кони. Чуть левее посмотрел — океан. Его океан. Красивейшее небо. Красивейшие облака. Красивейшие дороги. Все его…
Казалось бы, ну что может быть красивого в дороге? Дорога и дорога. Нет! То, что мы называем обочиной и то, на чем у нас, к огромнейшему сожалению (больно говорить и думать об этом), обязательно валяется какая-нибудь банка, пивная бутылка, окурки, в Новой Зеландии выглядит совсем по-другому. Ну не видел я в Новой Зеландии ни одного валяющегося окурка! Неужели к этому можно привыкнуть? Так же привыкнуть, как к своему заборчику в родных Жаворонках, или к бульварной ограде на Трубной площади. Возможно, Трубная площадь тоже производит впечатление на человека, приехавшего из Новой Зеландии? И у него возникает ощущение высокохудожественного русского фильма?
Посреди дня на берегу океана сидим в крохотной забегаловке. Подают мидии. Одно дело заказать их в Париже или Женеве: дорого — считается изысканным блюдом. А здесь, отловленные только что, стоят «копейки», вернее, центы. К горе мидий — такая же гора жареной картошки, нарезанные помидоры. И мидии здесь так же мотивированы, так же нормальны, как вино во Франции. Хотя и тут вокруг виноградники и вино вкусное. И хлеб вкусный.
Дальше опять многочасовая дорога. Непия — небольшой порт, построенный по берегам лагуны, который до сих пор остается английской колонией. В тридцать первом году прошлого века здесь случилось сильное землетрясение, которое разрушило много домов, были многочисленные жертвы. Лагуну завалило горной породой. Пришлось городок восстанавливать. Кто-то из архитекторов первым построил оригинальный, не характерный для этих мест дом. А потом съехались архитекторы со всего мира и за два года выстроили три-четыре улицы в стилистике art déco. Каждый дом отличается от другого, при этом создается изысканный ансамбль. Ощущение, что перед тобой выставочные проекты какого-то всемирного архитектурного конкурса. Только они натуральные: там живут люди, работают банки и магазины. Чтобы увидеть этот городок, сюда стоит приехать. Дальше едем в совершенную глубинку, хотя все здесь, по сути, глубинка…
12 января. Утро. Летим вертолетами на так называемый Белый остров, где расположен действующий вулкан. Огромный вулкан в океане, который некоторое время не просыпался. Вертолеты сели в кратер. Внутри кратера — гейзеры. То есть, под ногами кипит земля. Надели каски, потому что в любой момент мог свалиться кусок затвердевшей лавы либо просто камни. Нацепили респираторы. Кратер — это, конечно, зрелище. В любой момент из под ног может вырваться горячий, дымный фонтан. Каждый метр, каждый сантиметр — нереальная, неправдоподобная картина. Я видел вулканы и гейзеры на Камчатке. И в Южной Америке бывал на плато, где очень много гейзеров. Но здесь это в каком-то сверхконцентрированном виде, потому что вулкан небольшой. Его можно пройти по диагонали от берега к берегу минут за десять. Полное ощущение, что ты в аду, не хватает только сковородок. Ветер завывает. Кругом все эти бульоны с невыносимым серным запахом. Все булькает и кипит. Отовсюду идет белый дым. Преисподняя. Обнаружили заброшенный заводик, видимо, по переработке и добыче серы. Заводик давно покинут, видны лишь какие-то оставшиеся металлические диски, зубцы, огромные шестеренки — все проржавело. Из воды торчит — ржавый якорь. Все выглядит очень многозначительно и несет в себе отпечаток многих времен и биографий. Понятно, что по этим узеньким тропинкам прошла не одна пара ног, и никто не знает, когда это началось и чем закончится. Мы ходили там часа полтора-два, после чего основная часть группы улетела в замечательную гостиницу. Считается, что это лучшая гостиница Северного острова, а может быть, и мира. Здесь дважды останавливалась английская королева, бывали и другие коронованные особы.
Оставшиеся пошли на катере к другому острову погружаться с аквалангами и ловить рыбу. Выдали гидрокостюмы, баллоны маски. Я вспомнил свой подледный дайвинг на Байкале и испытанный ужас — дышать было трудно, над головой толща льда, в глазах морские чудовища (наш оператор Вася с подводной камерой). Я решил этот опыт не повторять и вместо погружения просто с удовольствием поплавать в океане. Вода оказалась достаточно терпимой — градусов 17–18.
Тем временем, стали погружаться: Вася с камерой, естественно, Леша Чубайс как самый спортивный, самый рисковый, и Карстон, классический немец, педантичный и законопослушный.
Владелец катера — мужик лет пятидесяти, толстенький, с животом, эдакий морской волк. Он и катер водит, и рыбу мгновенно разделывает, и удочки налаживает. Жена его — специалист по погружению. Она быстро выдала всем нужных размеров штаны и куртки, гидрокостюмы, очки и всякие другие принадлежности. И тут же их сын двадцати с чем-то лет, тоже такой морской волчонок. (Семейный бизнес).
Вайнзихер долго возился пристраивал свои очки к маске, потом с него упал пояс с грузами. На что Раппопорт заметил: «Нет жопы — поясу не на чем держаться». Тяжелый пояс со свинцовыми наполнителями, соскользнув, пошел на дно. Вайнзихер бросился его ловить. Потом оказалось, что вода попадает ему в рот. В общем, по тому, как он собирался, стало понятно, что глубоко он не нырнет. Так оно и вышло. Через несколько минут Борис вернулся на корабль и начал снимать стресс при помощи виски.
В это время Карстон уже всплыл. И тут же, предъявив дайверский сертификат, потребовал записать, что он произвел погружение именно в этом районе Тихого океана. Владельцы катера даже не понимали, чего от них хотят. Я сказал: «Карстон, главное — это попросить у них печать, и я тебе поставлю „зачет“ и „отлично“». Это была шутка, но он на полном серьезе ответил: «Давай». Я поставил ему отметку «отлично», подписался «профессор Райхельгауз», тиснул печать и нырнул в океан. Так в логбуке Карстона появилась «официальная» отметка, подтверждающая его погружение в Тихом океане на рифы вулканического происхождения. На самом деле, сознание того, что ты плывешь вокруг вулканического образования, возбуждало.
Вышел из воды и увидел, что Раппопорт несколько нервно попивает виски, следя за двумя удочками, на которые хозяева катера уже надели красивейшего кальмара в качестве наживки. Раппопорт спросил, почему бы не съесть кальмара просто так и зачем на него еще и ловить? Неожиданно оказалось — есть, что ловить. С одной стороны катера стояли удочки Раппопорта, с другой — как бы мои, хотя не я на них наживку насаживал, не я их готовил, а команда. В последний раз ловил бычков в Черном море лет тридцать тому назад. Ну, еще прошлым летом ловил рыбу с Сашей Марданем с его яхты в Черном море. Я не рыбак. Не люблю специально ходить на рыбалку, а только иногда в компании, раз в несколько лет. Но, тем не менее, по правому борту торчали мои удочки. И вдруг одна из них как-то стала сгибаться, леска натягиваться. Хозяева катера закричали: «Fish! Fish!» Я взял удочку в полной уверенности, что она зацепилась, потому что когда ловишь рыбу в Черном море возле Одессы, и леска так натянута и не отпускает, то это абсолютно точно значит, что она зацепилась и надо нырять, чтобы отцепить либо резать. Леска слегка ослабла, и я стал подкручивать спиннинг. Вдруг она резко натянулась, и стало ясно, что это не просто рыба, а рыба большая. Тут во мне взыграл азарт рыбака и я, еще не вытащив рыбу, и не вполне веря в удачу, закричал Боре, чтобы он срочно брал фотоаппарат. Я что-то там подтягивал, отпускал, вспоминая навыки, полученные в детстве. И, о чудо, — вытащил огромную рыбу. Ее тут же стали фотографировать. Страшно огорчился Раппопорт, заядлый рыбак, который меня уговорил идти на эту рыбалку, остался без улова. А вместо этого какой-то дилетант Райхельгауз вынул не просто рыбу, а красавицу — морского окуня весом в четыре-пять килограмма и размером сантиметров сорок. Хозяин тут же стал ее разделывать. Надо сказать, что мы потом уже на вертолете отвезли ее и пару таких же рыб в гостиницу, где из них приготовили вкуснейшее сушими.