Сейчас ощущения от этой Каспийской экспедиции сравнимы с теми, что возникают при виде стендов в клиниках: красочное и внятное описание болезни и ее симптомов, которые, пока ждешь приема врача, немедленно начинаешь у себя обнаруживать.
Вот и я обнаруживаю сегодня у своей страны «странные» симптомы…
Обычно ощущаешь себя в другом пространстве где-то на третий или четвертый день экспедиции. После московской суеты трудно перестроиться на восприятие пустыни или, например, болота. Но в этот раз вышло как-то совсем по-особенному. Накануне отъезда ко мне домой в подмосковные Жаворонки приехали студенты отмечать окончание сессии. Разошлись в полвторого ночи — понятно, не то, что спать — собираться уже некогда. Дальше все быстро: побросал вещи в рюкзак, поехал во Внуково-3, там сразу в самолет, где заснул, а проснулся уже в Актау, в Казахстане.
Вот! Первая странная страна — Казахстан.
Вроде бы есть такая байка, что Тарас Григорьевич Шевченко где-то здесь отбывал ссылку. Но документов не сохранилось, и точно об этом никто не знает. Тем не менее, называется это место, небольшой порт и гавань — Шевченко и располагается на берегу Каспийского моря. Для меня как бывшего ученика советской школы Казахстан, разумеется, целина. Ну, еще космодром Байконур. Открылось совершенно иное: невероятное количество природных чудес. И — море. В этом бескрайнем красивейшем пространстве чувствуешь странную вещь: жизнь в отрыве от времени, государства, власти.
В аэропорту — безлюдье: одинокий таможенник, надписи только на казахском языке (используют кириллицу — если читать в русской транскрипции, получится нечто ненормативное)
Поехали куда-то «вкусно поесть». Уткнулись в море, такое же пустынное, как и суша. Вспомнился рассказ Лавренева «Сорок первый», действие которого происходит где-то здесь. Я даже стал географические названия узнавать. Дорог нет, едем вдоль моря. Неожиданно — поворот, никаких признаков жизни — стоит что-то типа сарая. Подъехали, появилось два-три казахских человека. Предложили искупаться, пообещав: «Вернетесь — будет обед». Пошли купаться. Кто-то поплыл к острову. Я в воду не полез — решил пройти по берегу. Из-под ноги выползает змея. Сопровождающий успокоил: «Сама не нападет. Не надо ей палец в рот засовывать — и наступать не надо. А вот эти на остров напрасно поплыли. Там как раз много змеи живут и размножаются» (сохранена оригинальная орфография). Сообщать «этим» об опасности было поздно. Возле сарая накрыли чистыми полотнами стол, куда стали метать разную рыбу, блюда черной икры, расставлять бутылки и хрустальные бокалы. Оказалось, нас принимают браконьеры, которые кормятся здесь самой вкусной рыбой, охотятся и берут от природы все, чем она богата.
Едем дальше. Какой-то поселок или городок. Скопление одно-двухэтажных домиков, сляпанных по принципу самостроя — из самого различного материала от камня и кирпича до разнокалиберных досок и ржавой жести, без каких-либо излишеств и архитектурного плана. Такие поселения можно сегодня обнаружить на подъезде к любому городу — Одессе, Хабаровску, Керчи. Стоят эти вечные предместья десятилетиями, и живут в них люди, и растят детей, и учатся, и лечатся, хотя какому-нибудь заезжему путешественнику трудно представить, где здесь школа, больница или кинотеатр. Вот и в этом поселке для нас не нашлось ни одной бензоколонки: заправлялись из большой цистерны, притаившейся за какими-то камнями.
Но что более другого возвращает в советскую реальность — многочисленные портреты «первого лица». Портреты вождей. В Казахстане — Назарбаев: в полный рост, по пояс, на фоне государственного флага, на фоне голубого неба, в магазинчиках, кафе, вдоль дорог…
Забегая вперед, скажу, что и в Иране — это главная картина: вожди. Чаще всего — два рядом висящих дедушки: Аятолла Хомейни, почивший в бозе, и ныне живущий и надзирающий за духовным здоровьем нации Аятолла Хамении.
Ну а Туркменбаши и его нынешний преемник были с нами в Туркмении всегда и везде — от аэропорта до границы во всех возможных изобразительных жанрах. Живопись, скульптура, графика, лубок, книжно-газетная иллюстрация…
Но вернемся в Казахстан.
Так и не понял, какая власть в этой стране, какой быт, какая жизнь. Увиденный Казахстан был лишен полицейских, автоинспекторов, чиновников. На существование этих институтов намекала лишь манера кормивших нас браконьеров, да других местных жителей все время оглядываться.
Цивилизация закончилась. От моря двинулись в пустыню, где началась обычная гонка по бездорожью. Вот уже четвертый день объезжаем полуостров Мангышлак. Наблюдаем интереснейшее природное явление: гряда твердого песка выстой в несколько сотен метров. Очевидно, здесь было морское дно 25–30 миллионов лет тому назад. Сейчас все это выдуто ветрами, вымыто дождем, и представляет собой какие-то сюрреалистические невероятной красоты и форм скульптуры. Невозможно поверить, что это нечто нерукотворное, сотворенное Природой. А нам остается в этом твердом, слежавшемся за миллионы лет песке поковыряться. Некоторые, поковырявшись, нашли зубы акул, обитавших в Каспие миллионы лет назад. Слежавшийся песок стал идеальной поверхностью, по которой мы носимся на квадроциклах.
Итак, идем на технике по Каракумам. Я уже успел поводить квадроцикл и багги, упасть с мотоцикла. Сегодня еду на джипе, размышляя о том, что за привычными словами Казахстан, Каракумы есть богатейшее содержание. Встречались верблюды, которые провоцировали на незатейливые философские размышления типа: «Верблюд — корабль пустыни». Верблюд и вправду идет медленно, торжественно, и возникает полное ощущение, что он плывет.
Догадываюсь, что где-то неподалеку — современнейший цивилизованный город Астана, известный на весь мир стадион Медео, освоенные целинные земли, космодром Байконур, но то, что я увидел и почувствовал в этой странной стране со стороны Каспийского моря, было из другого времени или из другой жизни.
Из аэропорта Актау летим в Туркмению, вернее, в Туркменистан. Пока ехали, выяснилось, что Туркмения — уникальная страна: Туркменбаши установил здесь особый режим. Но то, что я увидел, затмило все рассказы. Не могу привести ни одного аналога, где бы люди в государстве занимали столь же строго определенное и абсолютно регламентируемое место.
Но все по порядку. Значит, прилетаем мы в Туркменбаши. Там современный, даже, сказал бы, вычурный аэропорт, облицованный мрамором, с всевозможными арками, явно превышающими необходимые объемы. Вокруг портреты, бюсты и памятники сами понимаете кому. Все бы прекрасно, только в аэропорту пусто. Редкие люди в форме: жесткие с суровыми лицами. Вначале пограничники их много. Каждый паспорт передается из рук в руки, его поочередно просматривают, чуть ли ни нюхают. Потом таможенники, затем служащие в каких-то униформах. Все строго друг другу рапортуют, комментируют. Затем, как о чем-то невероятном, торжественно заявили о необходимости заплатить за визу десять долларов. Наш руководитель сразу согласился: «Конечно, пожалуйста, заплачу за всех». Нет. Было велено платить каждому отдельно, строго по своему паспорту.
Всех проверили пограничники…
Всех осмотрели таможенники…
Все оплатили визу…
Закон, инструкции, правила соблюли.
Выходим из аэропорта — и здесь полный порядок: магистраль расчерчена, фонари стоят, будто их только что перенесли с ватмана архитектора. Стерильная чистота. На шлагбауме строгий дежурный в форме. В автобус, которым едем в гостиницу, садится молодой человек «образованной наружности». Представляется экскурсоводом. И сразу начинает говорить о колоссальных достижениях: Туркменбаши объявил 21-ый век золотым веком Туркмении. Проезжаем портреты и золотые статуи вождя. Замечаю фруктовое дерево с большими плодами и спрашиваю, что это, айва или яблоки? Экскурсовод, с лица которого не сходит елейная улыбка, отвечает: «Это не айва и не яблоки. Это зеленые шишки. Я не соглашаюсь: „Да какие же это шишки! Это явно фруктовое дерево“. Экскурсовод: „Это специальное шишковое дерево. Туркменбаши приказал все наши пески, все безводные и безрастительные земли засадить хвойными лесами. И эта программа выполняется“. Я понял — парень не прост. А он тем временем, стал рассказывать о Кара Бугазе — это место в заливе Каспийского моря: „О Кара Бугазе писал великий писатель Паустовский, который получил за это Нобелевскую премию“. Тут многие удивились и заявили, что Паустовский, конечно, прекрасный писатель, но он не получал Нобелевской премии, ни за повесть „Кара Бугаз“, ни за что-либо другое. На что „экскурсовод“ решительно возразил: „Нет, нет. Я окончил университет и точно знаю, что Паустовский получил премию именно за роман о Туркмении“.
Мы перестали спорить. А стали погружаться в атмосферу этой чудесной страны, окрашенной великими свершениями Туркменбаши.
Продвигаясь по Кара-Куму, обнаружили место, где Туркменбаши решил сотворить море. Действительно, воду собрали, направили в лощину, и лощина стала морем. Объявив 21-ый век Золотым веком, веком исполнения чаяний туркменского народа, он не в последнюю очередь имел в виду, что мечта туркменского народа в превращении Кара-Кума в райский сад. А для этого должен быть изменен климат. И это свершилось! Невозможная жара, пески, верблюды и вдруг — вода. Причем, чистая. Вчера, после напряженного дня, мы все тут искупались, поплавали…
Пока ехали по Кара-Куму, заглянули в несколько деревень. Некоторые деревни, казалось, населяют только верблюды: больше ни одной живой души… Вот снова деревня, убогая с полным отсутствием цивилизации, без света и всего прочего, оставляет гнетущее и жуткое впечатление. Что очень важно для последующего сравнения с Ашхабадом. Школы тут нет, но есть некий филиал в районном центре, который, впрочем, бесполезен: никто туда не ходит. Как сказал наш образованный экскурсовод, детям нужно только научиться считать овец. Обязательное образование в Туркмении до 12-ти лет. Дальше учеба платная и стоит очень дорого. Поэтому молодежь, которая хочет учиться, пытается уехать на Украину, в Россию или Белоруссию.