Особенно если мы подумаем о том, какая могла бы быть альтернатива. Если уж детям приходится бороться с тиграми, разве не лучше это делать при помощи cмелости, то есть Смелости?
Разве можно бороться с тиграми при помощи Ребристости?
Или Влажности?
Или Неряшливости?
Или тихого пука?
Вы правы, последнее точно не годится. Мне просто хотелось написать: «пук».
Но что-то мы слишком задержались возле пролома в стене.
Вы должны понимать, что тигры очень-очень страшные. Они могут убить одной лапой. Их круглые, колючие глаза словно говорят: «Я съем тебя прямо сейчас – ну, может быть, чуть попозже, – но точно съем! Не сомневайся!» (Тигров боятся даже писатели, которые сидят в своих пустых кабинетах и сочиняют разные истории. И Смелость без Пекки их тоже боится.)
Давайте вернёмся в чудесный дом мисс Корицы. Он весь гудел и трясся от мощного тигриного рёва. Этот рёв, словно живое существо, вырвался наружу из тигриных пастей, пронёсся сквозь зимний сад мимо Смелости и через дыру в стене вылетел во двор. Это был особенный рёв из глубины лёгких, который тигры используют лишь изредка. От этого звука все живые существа в радиусе километра начинают дрожать от страха.
Но Смелость отряхнула с шёрстки штукатурку, скривила морду, показав зубы, и поспешила вслед за тиграми. Запах Пекки проникал в её ноздри даже сквозь вонь тигриной стаи, и поэтому Смелость знала, что он где-то рядом. Ради Пекки она была готова сразиться с тиграми.
Всё-таки не зря она носила своё имя!
Глава 7, в которой мисс Корица попадает в прошлое
Мисс Корица вышла из той комнаты, где была нарисована воображаемая дверь. Она побрела по коридору третьего этажа и спустилась по лестнице вниз, ни разу не взглянув ни на стены коридора, ни на рамы, висящие на лестничных клетках. Но если бы она взглянула на картины на стенах, то заметила бы, что кое-что в них изменилось! И, наверное, она поняла бы, что если дверь может быть нарисована на стене будто картина, то картина может быть дверью! Каждая картина – это узкая дверь в то мгновение, которое навечно запечатлено на ней. Глядя на картины и фотографии, каждый из нас совершает маленькое путешествие в прошлое.
Но мисс Корица, как многие взрослые, была человеком разумным, и у неё не было времени останавливаться и рассматривать предметы, которые она видела уже тысячу раз. Потому что ведь каждый разумный человек знает, что картины не меняются. Их просто один раз вешают на стены и потом навсегда забывают о них.
Ну что ж, поступим так же, как мисс Корица. Не будем придавать значения ни картинам, ни фотографиям, ни рамам и предположим, что они совершенно не изменились с того момента, как мы разглядывали их в последний раз.
(А они изменились! Ещё как изменились!)
Мы пойдём вместо этого за мисс Корицей, которая спустилась на второй этаж и собиралась открыть дверь своей спальни, чтобы без сил повалиться на кровать прямо поверх одеяла. Вы, наверное, уже догадались, что ничего у неё не вышло? Сюзанна ведь вытолкнула мисс в воображаемую дверь не для того, чтобы та хорошенько выспалась. В тот момент, когда мисс Корица взялась за ручку двери спальни, она услышала звуки с первого этажа. Эти звуки напоминали визг чаек, дерущихся за скользкую добычу, или ссору уличных собак из-за того, что одна из них охотилась за собственным хвостом, но случайно цапнула за хвост другую собаку…
– Обезьяны! – воскликнула мисс Корица. – Вечно эти обезьяны!
Несколько слов об обезьянах. Они шумят. Они пахнут. Когда они радуются, сердятся или смущаются, то обнажают дёсны до самого носа. Особенно часто так делает Измаил, который очень гордится тремя самыми настоящими золотыми зубами у себя во рту. Он демонстрирует их при каждом удобном и неудобном случае. В обезьянах много прекрасного! А может быть, отвратительного, если вы такой человек, который не любит обезьян.
Что касается мисс Корицы, то её отношение к обезьянам менялось ежедневно, а иногда и ежечасно.
Сейчас она думала, что простила бы обезьянам всё, если бы они хоть иногда переставали орать!
C такими мыслями в гудящей голове мисс Корица отправилась на первый этаж искать виновников шума.
В холле первого этажа мисс обнаружила, что обезьяны пьют на кухне свой вечерний какао и при этом молчат, что для них совершенно не типично. Мисс заглянула на кухню и на всякий случай пересчитала обезьян. Их было двенадцать. Она не придала значения тому, что обезьяны смотрели на неё как-то странно.
Мисс Корица пошла дальше в сторону, откуда раздавались звуки. Их невозможно описать словами. Там был гвалт, крики, безумный смех – всё вперемешку. В отличие от Пекки Петтерссона в начале нашей истории, мисс Корица знала, что надо замедлить шаги, когда подходишь к зимнему саду. Она остановилась на ступеньках и медленно открыла стеклянные двери.
И тут она увидела, кто издавал весь этот шум. И это были не обезьяны.
Ну, хотя… в определённом смысле, обезьяны. Говорят ведь, что обезьяны – наши родичи, но немногие знают, что обезьяны то же самое говорят о нас! Для них мы, люди, хотя и странные, но забавные почти-обезьяны. Странные обезьяны, которые произносят «Добрый день» и непонятно пахнут. Полуобезьяны. Двоюродные родственники.
На диванчике в зимнем саду сидели четыре такие полуобезьяны и смеялись во всё горло, видимо, над какой-то шуткой. Самая крупная из них так хохотала, что одной рукой схватилась за живот, а другой вытирала выступившие от смеха слёзы. Её лицо раскраснелось. Эта лысая обезьяна, это невоспитанное существо, эта женщина вдруг заявила:
– Ой, прекратите! Если я тотчас же не успокоюсь, то живот надорву от смеха!
Этой женщиной была сама мисс Корица.
Леденящий ужас охватил сердце мисс Корицы при виде этой странной версии её самой из прошлого. Невозможно отрицать, что на диванчике сидела она, собственной персоной! Но что ещё хуже…
Она вспомнила этот радостный вечер.
Она вспомнила тот вкусный чай, тёплые булочки, шоколадный торт, который обезьяны приготовили на десерт.
Она вспомнила, как после окончания звездопада она отвела Сюзанну и Пекку в их комнаты. Она поцеловала в лоб Анну-Лизу, и обезьяны перенесли малышку в её спальню. Анна-Лиза была так мала, что заснула прямо во время звёздного салюта. Мисс Корица вспомнила, как же невероятно счастлива она была в тот вечер!
Но утром всё стало по-другому. Дети не выспались после ночных бдений и капризничали. Мисс Корица, проснувшись, обнаружила на своей щеке мёртвую ночную бабочку. Дети тут были ни при чём, но настроение уже испортилось. Каша получилась с комками, какао-порошок закончился в самый неподходящий момент, и вдобавок от платья отскочила пуговица, и мисс не нашла другой взамен. Оказалось, что Сюзанна как раз вчера использовала весь её запас пуговиц для научного проекта, который она прятала на чердаке. Одним словом, это было одно из таких утр, когда абсолютно всё идёт плохо. В такое утро самое мудрое, что можно сделать, – это залезть обратно под одеяло, заснуть и проснуться позже, когда дела будут получше.
Во время завтрака мисс Корица недружелюбно разглядывала обезьян и впервые в жизни заметила, что они меняются шляпами.
– Тристан, – проворчала мисс Корица низким, рычащим, словно у тигрицы, голосом, – почему на тебе шляпа Дориана?
Тристан, пойманный с поличным, вытянул губы трубочкой и сказал:
– Йик.
Прежде чем мисс Корица нашлась, что ответить на эту дерзость, Пекка опрокинул свою миску с кашей. Её долго и тщательно томлённое в печи содержимое вывалилось на стол и на платье Сюзанны. Та пришла в ярость от неловкости брата, зачерпнула большую ложку каши из своей тарелки и метнула в Пекку. Но поскольку Пекка уклонился, большая часть жидкого тёплого снаряда угодила в Анну-Лизу, которая отчаянно заплакала.
– А-а-а-а-а-а! – заревела Анна-Лиза.
– Глупая корова! – воскликнул Пекка.
– Противная бактерия! – закричала Сюзанна.
– Тухлое яйцо!
– Толстяк бородавчатый!
– А-а-а-а-а-а! – плакала Анна-Лиза над испачканным платьем. Она была то ли слишком маленькой, то ли слишком вежливой девочкой, чтобы придумывать подходящие ругательства.
В это мгновение в кухне мисс Корицы наступил полный хаос: орущие дети, вцепившиеся друг другу в волосы; каша повсюду, даже в носках; обезьяны, прыгающие по столу то ли из любопытства, то ли из желания помочь, но только добавляющие беспорядка. Потом они тоже начали драться. Дориан неожиданно ударил Тристана. Элизабет и Фицуильям поругались, кто кого первый толкнул. Тристан от удара Дориана кувыркнулся со стола и стал вопить, что смертельно ранен: «Йик ААК!». Увидев это, завопила и Изольда. Моисей зачем-то стал просить всех называть его Измаилом (никто не сообразил, что это и был Измаил в шляпе Моисея). Наконец, Грегор, обезьяна с блестящей шёрсткой, попытался очистить платье Анны-Лизы, но поскользнулся на комке каши и свалился грязным, волосатым, вопящим, многоруким обезьяньим комком прямо на колени мисс Корицы. Это превращение Грегора в орущего скарабея из каши стало последней каплей, переполнившей чашу терпения мисс.
Провалившаяся в прошлое мисс Корица из крендельного времени нервно сглотнула.
Она с неприятной отчётливостью вспомнила, о чём думала в тот момент.
Дети разбушевались: они дрались, орали и обзывали друг друга такими словами, которые не пришли бы в голову ни одной обезьяне на свете.
Мисс Корица могла бы вынести, если бы так вели себя обезьяны. Но дети – это же слишком!
– ПРЕКРАТИТЕ! – рявкнула мисс Корица, когда не смогла больше выносить это. Она закричала так громко, что ещё две пуговицы отскочили от её платья.
Крендельная мисс Корица с ужасом вспомнила тот момент. Ей нужно было тогда вовремя включить мозги. Ей нужно было вспомнить, что все они очень устали и раздражены. Ей нужно было глубоко вздохнуть, сосчитать до десяти и вернуться мыслями в предыдущий вечер, когда им было так хорошо вместе. Ей нужно было догадаться, что это просто