А вдруг ботан из комы выйдет и на него наябедничает? Хотя ему, наверное, всю память отшибло. Главное, что больше он не приснится никогда.
На этой успокоительной мысли Зиг засопел, уткнувшись в подушку здоровым глазом.
И тут же вокруг сгустилась не то свалка, не то заброшенная стройка, и вчерашний жлоб с нехорошей улыбочкой вышел из-за угла. Зиг знал, что ему снится сон, но почему-то это ничуть не утешало.
– Тебя нет! – закричал Зиг. – Я тебя убил!
– Ты? Меня? – удивился жлоб. – Ты мелкого ботанчика убил, а теперь я убью тебя. Так будет честно, не правда ли?
Сказано было так буднично, что Зиг сразу поверил – убьет.
– Не надо! Я его не убивал, я просто стукнул!..
– И я тебя просто стукну, – жлоб вытащил из кармана мулиняшку, которую Зиг, отправившись будто бы чистить перед сном зубы, запрятал глубоко под ванной, где ее никто никогда не найдет. Яркие нитки скрывали серый свинец, мулиняшка казалась легким пушистым клубочком. Жлоб взвесил мулиняшку на ладони и принялся натягивать черную кожаную перчатку.
– Я не убивал, – твердил Зиг. – Он и вовсе живой, в коме лежит.
– Бил ты насмерть, и я буду так же бить. А живой он или мертвый – это дело случая.
Перчатка надета. Жлоб неторопливо разминал пальцы и улыбался. Где-то Зиг такую улыбочку видел.
Зиг взвизгнул и ринулся вперед, намереваясь проскочить у врага под мышкой. Тот молниеносно ухватил Зига за ухо и повел правую руку на замах.
– Куда ты, дурашка? От себя не убежишь.
В осаде
Главное – не выключать свет на кухне. Кухня – место жуткое, полное ползучей нежити. Здесь гудит холодильник, дергается, включаясь по ночам, морозит заиндевелую пустоту. Попробуй выключи свет – однажды ночью дверца щелкнет… а что будет дальше – не хочется представлять. Кухонный шкафчик поставлен, казалось бы, на полу, но если посмотреть сзади, то между нижней полкой и полом обнаружится промежуток сантиметров пять высотой. Заглянуть туда можно, только отодвинувши шкафчик от стены. Там грязно, пыльно, валяются невесть как попавшие туда макаронные звездочки и рожки.
Под плинтусом прячутся серые мокрицы… чем только живы, окаянные. Мокриц Игорь ненавидел истово и бил при всякой возможности, хотя меньше их не становилось. При свете попадались только мелкие экземпляры, длиной не больше сантиметра. Они покорно погибали, раздавленные тапком. Но если погасить лампу, появятся здоровенные мокрюги, сантиметров тридцать, а то и сорок длиной. Они расползутся по всей квартире, станут, подкравшись, объедать кожу с ног, забираться в постель и в тарелку с недоеденным обедом. Ничего с ними сделать нельзя, хитиновые панцири этих недоделанных трилобитов пружинят от удара, так что и молотком с ними не вдруг управишься.
Но самое тягостное из кухонных зол находится под потолком. Там зияет прямоугольное отверстие, забранное хлипкой пластмассовой решеткой. Решетка густо покрыта жирной кухонной пылью, которую ничем невозможно стереть или отмыть. Пыль напоминает грязную свалявшуюся шкуру, отверстия в решетке почти заросли, сквозь них ничего не удается рассмотреть, но Игорь знает, что по ту сторону решетки есть нечто. Оно висит, уцепившись за стены вентиляционной шахты, и смотрит сквозь липкую пыль. А если ночью погаснет лампа под потолком, оно черными потеками сползет на эту сторону и медленно, но неудержимо зальет всю квартиру.
Остальные помещения не так безнадежны, хотя и там хватает смертельных подарков. Разумеется, в спальне под кроватью, в гостиной под диваном и в ванной комнате жили свои монстры, но они никогда не появлялись при свете. Достаточно некоторых не слишком сложных ритуальных действий, чтобы нейтрализовать их и чувствовать себя в относительной безопасности.
Квартира была двухкомнатная, и это создавало множество проблем. Уляжешься спать, как положено, в спальне, а в гостиной, за двумя дверями, что в это время делается? Так что и там вечерами свет лучше не гасить.
То, что в туалете в рычащем унитазе обитает всяческая кусачая живность, знает каждый малец. С течением лет Игорь с этим вопросом разобрался, хотя спокойствия это не прибавило. Много ли радости знать, что нет в канализации потусторонних сил, а есть крысы? Много голодных и злющих крыс. Крыса способна с легкостью подняться по фановой трубе, поднырнуть сквозь водяной затвор унитаза и вцепиться сидящему на стульчаке в самые незащищенные места.
Но эту проблему Игорь разрешил просто. Купил детский ночной горшок, не пластмассовый, а настоящий, эмалированный, который не сломается под тяжестью взрослого человека, и ходил в него, а потом выливал в унитаз на головы проклятым крысам. Поначалу было стыдновато сидеть на детском горшочке, а потом привык. Кому какое дело, как он решает свои интимные проблемы? Мой дом – моя крепость; жаль, что крепость эта в непрерывной осаде.
Снаружи, за двумя дверями – деревянной и железной, – начиналась сущая преисподняя. Вечером и ночью соваться на лестницу мог только самоубийца: в это время выжить там не было ни малейшего шанса. В неверном свете люминесцентных ламп по лестничным маршам сновали голубоватые полупрозрачные чудища. Они припадали к ступеням, порой бесшумно прыгали с одной площадки прямиком на другую. Морды с уродливыми, раздавшимися к затылку черепами с могучими челюстями, выехавшими вперед, рядами загнутых зубов с палец длиной. Из такого капкана не вырвешься. Задние лапы напружинены и готовы к прыжку, передние, чем-то похожие на мускулистые руки, широко раскорячены, локти вздымаются выше головы, по-собачьи прижатой к полу. Когти вроде бы и небольшие, но крючковатые, таким только дай зацепиться, а там уж не выпустят.
Вживе Игорь электрических тварей не видывал, но отлично знал, как они выглядят, и все их повадки представлял в подробностях.
К утру полупрозрачные истаивали, и на лестницу можно было выйти.
Светлая утренняя лестница чиста, но попробуй пройти ее всю, от верхнего этажа до наружных дверей, – непременно во что-нибудь вляпаешься. Опасность таят закутки у мусоропровода: где грязь, там и мразь. А уж кто живет на четвертом этаже всякого многоэтажного дома, лучше не спрашивать: целее нервы будут.
Значит, с девятого и на девятый этаж следует ездить на лифте, хотя и там может подкарауливать беда. Секунда, когда лифт начинает распахивать двери, исполнена судорожного ожидания. И ведь невозможно приотворить двери чуть-чуть, заглянуть в щелочку и, если в кабине что-то есть, навалившись, захлопнуть дверь. Двери лифта распахиваются сразу на всю ширину, так что пассажиру уже некуда деваться, он оказывается один на один с приехавшим. Оно стоит в кабине, крепко упираясь в пол задними козлиными ногами, а верхняя часть его косматого туловища больше всего напоминает медведя. Полуоборотень уже готов к нападению, а тебе некуда бежать, ведь ты тоже стоишь у самой двери. Он сграбастает тебя передними медвежьими лапами, втащит в лифт, а тот уедет на чердак, где полумедведь растерзает добычу и сожрет, не оставив даже костей. Потом он станет хрипло стонать, маясь животом, раздувшееся брюхо будет громко бурчать. Можно подумать, что от этих мук убитому станет легче. Из-под козлиного хвоста посыплются катышки помета – все, что осталось от человека. Если в сопровождении сантехника или иного неуязвимого существа подняться на чердак, то полуоборотень спрячется так, что и не найдешь. Но зато можно видеть, что весь чердак усыпан хрусткими катышками помета. Это ж сколько народу нашло свой конец на этом чердаке!
Но иногда лифт оказывается пуст, и на нем удается спуститься на первый этаж. Там человека ожидает последняя преграда. Ты уже у дверей парадной, протягиваешь палец к кнопке замка, и в этот момент снизу, из-за запертой подвальной двери, выметнется нечто, сграбастает, рванет назад, потащит в сырую тьму подвала, где не бывает людей и ползают гигантские мокрицы. Игорь не знал, караулит ли у выхода чердачный полукозел-полумедведь или нечто особое. Знал только, что надо успеть вдавить пальцем кнопку и толкнуть дверь на улицу. Тогда оно не посмеет схватить тебя.
На улице тоже не все ладно, но если там утро или день, особенно солнечный, то жить можно. Достаточно избегать бомжей и обходить стороной стройки и мусорки.
Кажется невероятным, что при таком раскладе можно прожить хотя бы пару дней, но был у Игоря способ защитить себя в бесчеловечном мире. Способ простой и грубо вещественный. Имя ему – патологоанатомический хрящевой нож. Штука удобная и абсолютно безотказная. Нож цельнометаллический, и ручка, и клинок из блестящей нержавейки, он удобно ложится в руку и не сломается, не согнется, не подведет в решительную минуту. Попробуйте ткнуть кухонным ножом гигантскую мокрицу, она и не почувствует удара. А хрящевой нож пробьет панцирь, выпустив наружу белые пузырящиеся внутренности. Скальпельной остроты лезвие и толстый обушок; тычок такого ножа подобен удару топора, недаром второе его название – реберный нож.
Но главное не это. Мало ли на свете острейших и хищных кинжалов, но только прозекторский инструмент способен убивать потусторонних выходцев, ведь он специально сделан, чтобы рассекать мертвецов. Преисподние твари чуют оружие в руке потенциальной жертвы и предпочитают не связываться.
В это утро Игорь проснулся рано. Первым делом нащупал нож, лежащий на столике возле кровати, облегченно вздохнул, расслабился, наслаждаясь чувством безопасности. В комнате было светло, лучи встающего солнца пробивались сквозь тюлевую занавеску. Подбор занавесок для дома очень важен. Попробуй повесить тяжелые портьеры – кто-нибудь непременно проникнет в спальню и, невидимый, встанет за портьерой. Вовсе без занавесей еще хуже: придется спать открытым, беззащитным перед всем миром. А так – лежишь, блаженно потягиваясь, и знаешь, что никто к тебе не подберется.
«Энциклопедия душевного здоровья» утверждает: проснувшись, не следует сразу вскакивать, а надо малость понежиться в теплой постельке. Игорь заботился о своем душевном здоровье и по мере сил следовал этой рекомендации.