С видимым облегчением отпустил оружие, убрал руку из-под подушки и открыл глаза.
Нормальная комната: не больничная палата, не тюремная камера, даже не гостиничный номер. Память, чуть шевельнувшаяся в миг пробуждения, неуверенно подсказала, что это его комната, в которой он живет всегда. Что значит «всегда» и как это – «живет»? Впрочем, разберемся.
Умопомрачительной красотки в постели и ближайших окрестностях также не наблюдалось. Это огорчало. Когда просыпаешься с ощущением привычной опасности, лучше, если под боком будет кто-то, кого можно этой опасности скормить, выгадав силы и время для борьбы. Угроза может скрываться и в самой девице, но это сплошь неприятности известные, избавиться от них можно легко.
Мир непостижим, но устроен справедливо. Ежедневно человеку грозят смертельные опасности, но ему же предоставляются возможности избегнуть их. Возможно, в городе, где ты проснулся, сегодня случится разрушительное землетрясение, но за час до катастрофы из ближайшего аэропорта непременно вылетит самолет, на котором можно убежать от подземных толчков. Не исключено, впрочем, что самолет разобьется при посадке, но ведь никто не сажал туда силком неудачливого пассажира.
Думай, гадай, рассчитывай. Заодно вспоминай, кто ты таков, чем грозил тебе день и год предыдущий, как сумел уцелеть тогда… или что тебя вчера прикончило.
Утренняя амнезия – самое неприятное время, поскольку не знаешь, продолжается ли вчерашняя жизнь или ты должен начинать все сначала.
Единственное, что знает человек, – это то, что существование его конечно и ограниченно. Рано или поздно тебя убьют навсегда, оборвав череду утренних воскрешений. К вечеру, если человек уцелел в дневной сутолоке, он вспомнит, сколько раз и сколь нелепыми способами его убило и сколько воскрешений осталось у него в запасе.
Некоторые люди машут рукой на устройство мира, живут и умирают как придется, не пытаясь выгадать у судьбы лишний день. Или это случается не с некоторыми, а иногда?
В любом случае, сегодня он был готов драться за каждую минуту бытия. А вечер скажет, правильно ли он поступил.
Самые первые, дурацкие опасности – вроде убийц, ждущих за дверью, или женщины-вамп в постели – его миновали. Он не мог сейчас вспомнить, существуют ли в реальности женщины-вампиры, или женщина-вамп – просто фигура речи, но раз подобное понятие у него имеется, то сбрасывать со счетов данную ситуацию нельзя.
Однако утро уже началось, и валяться в кровати значит притягивать к себе дополнительные опасности.
Он сбросил на пол одеяло и решительно встал. Одновременно вспомнил, что зовут его Василием. Не Базилем и не Васей, что разом отсекало множество грядущих пертурбаций. Автомобилем Василия задавить может, а вот метеориты на человека с таким именем падают редко, тут статистика на его стороне. Холера возможна, а легочная чума очень маловероятна.
Оделся, вышел на улицу. Вспомнил, что сегодня воскресенье и на работу не надо. Вот и хорошо – производственные травмы долой!
Народу на улице, по случаю выходного дня, было немного, большинство предпочитало оттянуть встречу с реальностью, подольше повалявшись в полусне.
Издалека донесся грохот взрыва, над крышами поднялся черный султан дыма. Через пару минут донесся вой пожарных машин. Скорей всего, взрыв бытового газа, террористы в эту пору тоже еще спят, не время для терактов. Ну а тем, кто вздумал понежиться лишку в постели, не повезло.
Лучше всего живется пожарным и спасателям – их опасности просты и очевидны, что сберегает прорву нервов. Казалось бы, еще легче приходится прозекторам и кладбищенским сторожам, но это мнение ошибочное: именно там начинается всяческая чертовщина, о которой выжившие рассказывают поздними вечерами. Было что, не было – сказать трудно, но люди домой не вернулись, и, как писалось некогда на подмаранных документах: «Исправленному верить». А в данном случае – верить рассказанному.
Несмотря на ранний час, двери кафе были приветливо распахнуты. Пахло кофе и свежей выпечкой.
Под ложечкой призывно засосало, но Василий прошел мимо. Заходить в первое попавшееся кафе – чистое безумие; на то оно и попавшееся, чтобы глупец-посетитель попался в расставленную ловушку. Впрочем, и второе, и десятое кафе будут попавшимися, а завтракать надо. Домой возвращаться тоже не стоит, раз уж сбежал оттуда при первой возможности. Значит… Василий споро проверил карманы. Денег – ни копеечки. Значит, если не хочешь целый день бродить голодным, придется возвращаться домой.
В кармане, только что пустом, ощутимо обнаружилась какая-то тяжесть. Портмоне, под завязку набитое купюрами, столько весить не может. Пощупал сквозь материю – граната. Или муляж гранаты; по мере того, как просыпалась настоящая память, утренние инстинктивные умения потихоньку покидали Василия. Бластеров уже не будет, антигравитаторов – тоже. Жизнь медленно выворачивалась на бытовой сценарий. Хотя сейчас судьба явно предлагает ему ограбить банк. Вот и вывеска подходящая.
Человек не только подвергается миллиону опасностей, но и сам представляет опасность для окружающих. Можно сесть за руль автомобиля – и почти наверняка собьешь кого-нибудь. А можно и ограбление банка устроить с утра пораньше. В таком случае запас везучести умножится многократно, но и охотиться за тобой начнут целенаправленно и неутомимо. Жаждешь острых ощущений – пожалуйста.
Меньше всего Василию хотелось сейчас острых ощущений. Ему хотелось есть.
Правило «не ходить по собственным следам» существует для того, чтобы самым неожиданным образом его нарушать.
Василий круто развернулся и направился в переулок, из которого только что вышел. Рука под плащом крепко сжимала автомат, который в противном случае грозил бесследно исчезнуть.
Продавщица кафе, миловидная девушка, едва не расплакалась, увидав вооруженного грабителя. Бедняжку можно понять: очутившись с утра в скромной закусочной, она рассчитывала спокойно дожить хотя бы до обеда. Ну какой идиот станет грабить заведение, в котором и трех рублей выручки не наберется?
Василий шагнул к прилавку, ухватил разом пяток горячих круассанов. Улыбнулся продавщице, а заодно и камере наблюдения, сказал:
– Стаканчик кофе, пожалуйста.
Девушка дрожащими руками отпирала кассу, где сиротливо хранилась мелочь, оставленная со вчерашнего дня, чтобы можно было давать сдачу первым покупателям.
– Сдачи не надо, – подсказал Василий.
Бумажный стаканчик с кофе в одной руке, круассаны, от которых он откусывал по очереди, – в другой. Автомат, закинутый за спину, больно стучит в поясницу. Раз задействованный, он уже не исчезнет, хотя Василий и не стрелял из него. Жизнь отказалась от бытового сценария и начала складываться дурным, анекдотическим образом. И не только у него. Первое приключение незнакомой продавщицы тоже оказалось скорее смешным, чем опасным. Если так пойдет и дальше, то девушка вполне может выжить в сутолоке дня, и вечером, перед сном, она с благодарностью вспомнит нелепого грабителя.
Автомат Василий утопил в канале. Незачем бродить с оружием, созывая на свою голову серьезные неприятности. Следом отправил гранату, так и не уяснив, настоящая она или просто болванка. Через пару секунд грохнул взрыв, фонтан мутной воды взметнулся там, куда булькнула граната. Василий шарахнулся и расплескал кофе.
Вовремя он избавился от опасной игрушки. Если бы граната долбанула в кармане, можно представить, что осталось бы от Василия.
Никто особого внимания на взрыв не обратил. Скоро этих взрывов будет что салюта в праздничный вечер. Пользуясь всеобщим безразличием, Василий поспешно покинул набережную.
Так или иначе, нужно вспоминать, кто ты таков и какому тихому занятию можешь предаться в выходной день. В будни ноги привычно несут человека на работу, отчего память возвращается довольно быстро. Накатанная привычность буднего дня действует успокаивающе, так что иной раз случается, что совместными усилиями сотен тысяч людей целые сутки проходят без разрушительных катаклизмов и народных волнений. Но то будни, а воскресенье всегда чревато большой кровью.
Из всего бандитского арсенала Василий оставил только черную шелковую маску, которой при захвате кафе не пытался пользоваться. Вещь безобидная, а пригодиться может, особенно во время воскресного карнавала, буде таковой случится.
Память подсказала такое чудовищное понятие, как «ходить в гости». Откуда, из каких времен, из какой небывалой псевдореальности оно выплыло? Вот так запросто пустить к себе другого человека? А этот другой – что он может обрести в чужом доме, кроме безвременной гибели? Дома, как известно, и стены помогают, а в гостях? Мой дом – моя крепость. Моя, а вовсе не гостя, вздумай такой заявиться.
Можно пойти в театр и попасть под сорвавшуюся с крюка многотонную люстру. Да и контрамарку вряд ли достанешь.
Час-другой еще можно побродить по улицам, но затем начнется воскресная вакханалия, и к этому времени хочется иметь тихое пристанище… укрывище… сберегалище… Ох, неладные суффиксы у этих слов! Вползет в пристанище какое-нибудь чудовище, и останется от тебя одно воспоминаньице.
Улицы постепенно наполнялись людьми. Ходили автобусы, торговали лотки и маленькие магазинчики. Те люди, чей рабочий день приходился на воскресенье, трудились и надеялись на лучшее. Прочие напряженно гуляли, понимая, что лучшего не будет и дома отсидеться не получится.
На любой улице есть зоны повышенной опасности. Потерявшие управление автомобили предпочитают врезаться в автобусные остановки. Ходить вдоль самой стены тоже не стоит: мало ли что вывалится из окна. Хотя если вывалится само оконное стекло, тогда беда всем. Эта штука имеет дурную привычку планировать при падении и напрочь срезать головы и руки прохожим, в какой бы части тротуара те ни находились. Зато стекло предупреждает о своем падении громким звоном, и тут уже многое зависит от скорости реакции и умения прыгать.
Возле здания кинотеатра «Москва» Василий на минуту остановился. Утренний сеанс – вещь соблазнительная. Фильмы в это время показывают детские, без потоков крови. Злодеи, которые могли бы сойти с экрана, – картонные и по большому счету безобидные. Да и само здание, выстроенное лет шестьдесят назад в стиле неоклассицизма, навевает спокойствие и уверенность. Античный портик, колонны невнятного ордера… позади здания садик, окруженный кирпичным забором. В садик люди выходят после сеанса. Туда же они должны эвакуироваться в случае пожара или иной напасти. Все в порядке, ничто не захламлено, поскольку ни один зритель не войдет в кинотеатр, не проверив, в каком состоянии пути отступления. Из садика можно выйти на проспект через два прохода в ограде. Когда